Владимир Свержин - Заря цвета пепла Страница 36

— Проходите, лейтенант. — Полицейский чин кивнул в сторону открытой драгунами массивной двери с частыми витыми решетками на застекленном окне. — Если вы честный человек, это разъяснится. Можете не сомневаться, я сейчас же напишу рапорт министру.

— Прошу вас изложить все самым подробнейшим образом, не упуская ни единой детали. Ибо в деталях кроется правда, — назидательно произнес я и добавил уже про себя: «Кроется или прячется, какая разница?»

Арман де Морней прошел по коридору, привычно оглянулся, проверяя, не подглядывает ли кто, и, увидев на двери нужную цифру, тихо постучал. Ответа не было. Он постучал сильнее, двери приоткрылись.

— Не заперта, — прошептал он и, стараясь двигаться как можно тише, скользнул в номер. В комнате было темно. Офицер начал приглядываться, и вдруг совсем рядом послышалось лирическое соло:

— Не зажигай огня…

— Что? — Арман резко повернулся, хватаясь за саблю.

— Огня, говорю, не зажигай. Будешь дергаться, я его открою.

— Господин д’Орбиньяк?

— Нет, тетя Хая с Костецкой. Я думал, у тебя чутье покруче… Ладно, Арман, не сердись. Проходи, располагайся. — Лис подошел к канделябру и зажег свечи. — Так удобнее будет общаться, не правда ли?

— Верно. — Де Морнею нельзя было отказать в хладнокровии. — Где ваш друг? — разглядывая скромное убранство комнаты, поинтересовался он.

— На нарах, Арман. Буквально, век воли не видать, попросил меня встретиться с вами. Да вы не беспокойтесь, если что нужно, я передам.

— В каком смысле, на нарах?

— А в каком смысле люди бывают на нарах? Вы же знаете Виктора, как встретит хорошенькую девицу, так сразу ищет, кого бы порешить. Ну, чтоб блеснуть, прямо луч солнца золотого на острие булата.

— Кого же он порешил?

— Совсем порешить не успел, так, покромсал немного. Некоего Ипполита Шарля, слышали о таком?

— Доводилось. — Арман не стал скрывать удивления. — Но чем же Шарль ему не угодил?

— Может, глянул косо, может, еще что. — Лис пожал плечами. — Виктор, когда токует, что тот глухарь, ему в среднем по барабану за что, было бы — кого. Ваше счастье, что вы брат мадемуазель Софи, а то, о-о-о!

— Вы что же, пытаетесь меня запугать?

— Да нет, банально поддерживаю беседу. Вы ж к делу не переходите. Казалось бы, при усах, не девица, и вдруг — за полночь, в комнату к молодому кавалеру…

Де Морней вспыхнул:

— Я держу свои обещания, господин Рейнар! Метатрон ждет вас завтра…

— Не, завтра я не могу, у меня поход. Вот если ваш Метатрон весь из себя такой немерено крутой, пусть он лейтенанта Арно из каталажки вытащит. Заодно с ним и почирикает за жизнь. Только не сильно пусть задерживает, а то Виктору еще армию догонять. Наполеон без него скучать будет. И пирамиды ему будут не совсем пирамидальные, и море — не шибко красное, и восток — какой-то не ближний. Как воевать с таким настроем?!

— Хорошо, — на скулах де Морнея заиграли желваки, — я передам ваши слова кому следует. Но у нас с вами было еще одно незаконченное дело…

— Это о карте, что ли?

— Вы понимаете.

— Так мне она сейчас ни к чему. Да и рисовать ее слишком долго, и никакой охоты нет. А вот у Виктора была копия. Так шо дерзайте, господин де Морней. Возможно, где-то поблизости вас поджидает великое будущее…

Чуть свет кортеж генерала Бонапарта двинулся по направлению к Тулону — городу, над которым воссияла звезда воинской славы маленького корсиканца. Заплаканная Жозефина провожала мужа до кареты, вновь и вновь срываясь в слезы. Бойкие репортеры, вставшие столь рано, что суетой и беготней разбудили петухов, с умилением наблюдали сцену расставания, которой, благодаря их заточенным перьям, предстояло войти в историю. О, как отличалось это прощание от совсем еще недавнего, итальянского! Сейчас казалось, что жена великого генерала просто вне себя от горя. Все окружающие слышали, как она умоляла мужа взять ее с собой. Борзописцы и сами утирали слезинки, невольно увлажнявшие уголки глаз: «Ах, как прелестно, как трогательно!»

Генерал был суров, как и подобает будущему покорителю овеянного легендами Египта. Жозефина картинно заламывала руки. Солнечные зайчики отражались в блестящих кирасах всадников эскорта. О, эти плюмажи, яркие мундиры, кони и наездники, один к одному!

— Ах, браво! Виват, виват, генерал! Воистину, улица Виктории еще будет рукоплескать десяткам твоих побед!

По всему пути следования до заставы приветственные крики сопровождали кумира улиц. Взвивались над геранями белые платки в изящных ручках. Бонапарт, приоткрыв дверь кареты, приветственно махал в ответ.

— О, как он задумчив, — шептались за пестрыми занавесками в городских предместьях. — Должно быть, заранее скорбит о тех, кому не суждено вернуться назад. Вот, наконец, истинно великий человек, подобный Цезарю и Александру Македонскому!

Бонапарт и впрямь был задумчив. Ночь прошла в бурных выяснениях отношений с любезной сердцу Жозефиной. Та и сама не знала, от чего больше отчаиваться: от низкой измены любовника, от его ранения, оскорбления дочери или от того, что муж — ее надежда и опора в этой жизни — отбывает за тридевять земель воевать с какими-то дикарями. Ясно было одно: пылкой креолке с Мартиники было очень плохо и больно, а когда женщине плохо, она способна вынести мозги любому получше, чем пушечное ядро. И потому увенчанному славой генералу было не до ликования толпы, не до снующих вокруг репортеров.

Он хмуро поглядел внутрь кареты, где в уголке, в ожидании приказаний, сидел начальник его штаба, генерал Бертье. Чувствуя мрачное настроение командира, он безостановочно грыз ногти, страдая от невозможности помочь своему кумиру. Поймав взгляд, Бертье воспрял и всем видом изъявил готовность действовать. Спроси его сейчас Наполеон о численности мамелюков, количестве пушек в гарнизоне Александрии или о личных характеристиках местных правителей, он бы изложил все с такой скрупулезной достоверностью, как будто минуту назад закончил писать обстоятельнейшую записку по любому из заданных вопросов. Но просьба командующего оказалась куда прозаичней:

— Лейтенанта д’Орбиньяка ко мне.

Александр Бертье вздохнул, не подав виду, что раздосадован столь ничтожным приказом, и, в свою очередь, поманил в окно полковника Жюно:

— Лейтенанта гидов к командующему.

Лиса было не узнать. Васильково-голубая форма сидела на нем ладно, однако, прикинув, сколько шуток по поводу расцветки мундира отпустил бы он сам, Сергей невольно озирался, готовый в любой момент бросить вызов и призвать наглеца к ответу. Однако желающих испытать судьбу не наблюдалось: в окружении Бонапарта всякий был наслышан о вчерашних подвигах долговязого гасконца. Получив команду, Рейнар пришпорил коня, поравнялся с каретой и склонился к открытому окошку.

— Я вижу, ты не в настроении, друг мой?

— Какое уж тут настроение, — скривился д’Орбиньяк.

— Не волнуйся о друге, я позаботился о том, чтобы с ним ничего не приключилось.

— О, ваше превосходительство! — Лис приложил руку к груди, активируя связь.

— Эй ты, узник замка Плакучих Ив, неча дрыхнуть на казенных нарах! Здесь твоя судьба решается. Как говорится, покуда чинят гильотину.

— Сергей, чего ты галдишь? — Я открыл глаза и обвел взглядом камеру, в которую вчера меня столь любезно поместили на ночлег. Как оказалось, очень вовремя.

— Да вы что тут, белены объелись?! — неслось из-за двери. — Вы соображаете, кого арестовали?! Я вчера полдня носился по Парижу, разыскивая его. Открыть немедленно!

— Но…

— К черту твое «но»! Дай сюда ключи!

— Мне нельзя…

— Да ты враг Республики!

— Лис, если б я не знал, что мой верный друг сопровождает Наполеона, то решил бы, что это твои проделки. У тебя в Париже есть двойник?

— А также тройник и переходник! Сам в шоке! Не успел выехать из столицы, как — бац! Плагиат высокого стиля! Воистину, свято место отхожим не бывает!

— Я попросил моего соратника по Итальянскому походу, начальника военной разведки полковника Жана Ландри позаботиться о нем. Полагаю, вскоре твой друг и… — он замялся, — родственник Луи де Марбефа догонит нас в Тулоне.

Между тем, в замке с противным скрежетом повернулся ключ, и в мою камеру вошел, да что там, буквально ворвался мужчина с завитыми на кавалерийский манер усами.

— О, месье Ландри! — вставая с лежанки, приветствовал я. — Рад видеть.

Присланный Наполеоном избавитель даже виду не подал, что удивлен подобной осведомленностью.

— Я же говорил! — хватая за пуговицу дежурного полицейского офицера, радостно заявил он. — Виктор узнал меня!

— Но, господин полковник…

— Тихо! Прикрой дверь и слушай. — Голос бывшего командира драгунского полка, а теперь начальника военной разведки, понизился до театрального шепота. — Я вижу, ты верный сын Республики…