Ант Скаландис - Меч Тристана Страница 36

«Да ты, Артур, наверное, и впрямь с годами умом слабеть начал. Что за вопросы такие! Зачем бы я звал тебя сюда, если б умел отказаться от жены своей?»

«Да не кипятитесь вы, братья мои во Христе! — улыбается Артур, не обидевшись. — Я же суд вершу, а на суде ритуал соблюдать должно. Вот теперь мне все ясно, значит, могу выносить решение. И решение мое будет таково: придется досточтимым сэрам Марку и Тристану поделить Изольду между собою поровну».

В этот момент у вас обоих видуха классная была: рожи как наждаком натерты (все-таки уже хорошо погуляли на свадьбе Бригитты и Куя), глаза на лоб лезут от удивления, рты приоткрыты. Кажется, вы одновременно выпалили: «Как это поделить?!»

«А вот так, — спокойно объясняет Артур. — Один из вас будет владеть Изольдой летом, пока деревья стоят в листве, а другой зимою, когда они голые. А выбор по праву старшинства предоставляется Марку».

Марк думал недолго:

«Конечно, я выбираю зиму, когда деревья голые».

Чувствовалось, что слово «голые» особенно запало королю в душу Как будто предложили ему на выбор меня — либо в листве, либо голую.

«Отчего же „конечно“?» — полюбопытствовал великий вождь логров.

«Ах, Артур, Артур! — рассмеялся Марк. — Видать, давно ты с женщинами любовью не занимался. Зимой же ночи длиннее».

«А при чем тут ночи?» — опешил Артур (признаться, от такой логики мы все трое обалдели), а потом захохотал, будто ребенок или сумасшедший, и принялся скакать вокруг короля Марка, выкрикивая старую дразнилку: «Обманули дурака на четыре пятака! Обманули дурака на четыре пятака!..»

Марк стоял в полной растерянности, как оплеванный, не зная, смеяться ему или меч выхватывать. И тогда уже я, торжествуя свою победу и окончательно обнаглев, заявила ему:

«Ты ничего не понял, мой король, взгляни сюда. Взгляни, о каких именно деревьях шла речь».

Конечно, это было нечестно, но тогда мне казалось, что все по правилам.

Я показала рукой на наше любовное гнездышко, на вход в нашу пещеру, увитый плющом и отмеченный, как колоннами, двумя стройными деревьями — падубом и тисом. И спела ему такой енглин:

Вечнозеленых деревьевнемало и тут и там.Покуда они зеленеют,будет со мною Тристан!..

— А что было потом, я совершенно не помню, — проговорила Маша после долгой паузы.

— Зато с ботаникой у тебя тоже неплохо. Падуб, тис — эких названий нахваталась! Кстати о ботанике. Наш любимый цветочек иван-да-марья, между прочим, полупаразит: от его корней отходят такие специальные отростки, которые присасываются к другим растениям и тянут из них питательные вещества.

— Что ты хочешь сказать?

Маша пристально посмотрела на Ивана, но тот молчал.

— Ты хочешь сказать, что мы паразиты и пьем чужие соки?

— Может быть. Ведь нас же подселили в чужие души. Мы чужие для этого мира и ничего не можем дать ему, поэтому только берем.

— Ты не прав, Ваня.

— Дай Бог, если так… Хочешь, расскажу, чем закончился твой сон? Это же очевидно. Король Марк обиделся на твою дурацкую шутку, послал очень далеко всех нас и лично товарища Артура, обнажил свой меч, и началась, как это принято у них, жуткая беспорядочная мочиловка. Но меч-то у меня заговоренный, да и сам я не прост. В общем, Маша, убил я их всех до единого к чертовой бабушке. Вот и остались мы с тобой вдвоем.

— Нет, все было не так, — раздался голос у них над головой, как будто кто-то разговаривал прямо с неба. — Марк согласился с решением Артура, признал ошибку своего выбора и покорно удалился. Такова логика этого мира.

В траве рядом с ними сидел Мырддин и улыбался, как обычно, всеми морщинками загорелого лица и глубокими изумрудными глазами.

Иван даже не вздрогнул, он сразу узнал голос и теперь, приподнявшись на одном локте, смотрел в глаза вершителю их судеб.

— А вы-то откуда знаете, что Маша видела во сне?

— Я откуда знаю? — задумчиво переспросил Мырддин и вздохнул. — Ах, молодой человек. Во-первых, я знаю все. Пора это запомнить. А во-вторых, это был не сон.

— Да?! — оживилась Маша. — Так, значит, Марк больше не будет домогаться меня?

— Ну как же не будет! Конечно, будет. Куда он денется? Он ведь тоже любит тебя. И потом… Вы все трое — клятвопреступники. Постоянно обещаете что-то друг другу и не выполняете. Да и как выполнить, когда все так перепуталось? Вы бы хоть не обещали. Впрочем, этого вы тоже не можете. Любовь сильнее вас.

— А Бригитта действительно вышла замуж за Куя Длинного? — неожиданно для самого себя спросил Тристан.

Ему вдруг показалось, что это очень важно.

— Ах, за кого только не выходила замуж Бригитта! — улыбнулся Мырддин. — Там, в монастыре… Впрочем, вернемся к нашим баранам, то есть, извините, к вам и к Марку. Это важнее. Итак, повторяю: любовь сильнее вас. Так что, поверьте, уже через месяц, если не раньше, король забудет, что уступил жену своему племяннику здесь, в лесу Мюррей, при свидетелях.

— Значит, мы все-таки в Мюррейском лесу… — полувопросительно прошептала Маша.

Мырддин странно посмотрел на нее и счел нужным затвердить:

— Да, ребята, вы не на подмосковной даче, вы все еще в Корнуолле десятого века.

— А на дачу когда? — словно бы шутя, но на самом деле очень серьезно спросил Иван.

— Как же вы все-таки торопитесь с вопросами, на которые даже Предвечный не умеет порою дать ответ сразу! Терпение! Терпение, дорогие мои, прекрасные человечки!

В этот момент Мырддин, сидевший на корточках, как будто случайно неловко повернулся и, теряя равновесие, взмахнул руками. И тогда из широченного рукава его плаща — грубого, словно изжеванного и застиранного до неопределенного белесого цвета — выкатился апельсин. Странный это был апельсин — очень круглый, очень гладкий и как бы подсвеченный изнутри. Апельсин остановился в воздухе, повисел, зябко вздрагивая, точно живой, и укатился в другой рукав.

Мырддин никак не прокомментировал свои магические действия, наоборот, чтобы отвлечь от них, спросил:

— Вы хоть помните, как дошли до жизни такой?

— В смысле? — не понял Иван.

— Ну, с какой радости в лесу-то болтаетесь, а не у себя в замке?

— Не-а, — немного удивленно проговорил Иван. — Я не помню.

И Маша молчала. Она тоже утратила память об этом.

— Так вот. Сегодня, — со значением в голосе начал Мырддин, — у вас уже гораздо больше шансов вернуться.

— Почему? — спросила Маша.

Но никто не ответил, потому что никого уже и не было рядом с ними.

И тогда они посмотрели друг на друга и разом вспомнили, как именно попали сюда, в лес Мюррей, протянувшийся от северных берегов Корнуолла через весь Уэльс до южных земель Альбы.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою; ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она — пламень весьма сильный.

Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презрением.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,

посвященная всевозможным подозрениям, прозрениям, недоразумениям и хитросплетениям, которые постепенно приводят к серьезнейшему разладу между Марком и Тристаном

Тристан невыносимо страдал от отсутствия зубной щетки. Вроде сколько лет уже провел в этом дремучем средневековье, а все никак не мог привыкнуть. И теперь, когда жизнь сделалась вроде бы поспокойнее, смертельные схватки и даже любовные безумства остались позади, он решил помаленечку, в рамках возможного, заняться благоустройством быта. Этакая робинзоновщина. И оказалось, что при достаточной смекалке из британских подручных материалов десятого века многое можно сделать. В том числе и зубную щетку. Он выстругал изящную, хорошо ложащуюся в ладонь рукоятку из куска доброго старого вяза, на конце изобразил углубление под собственно щеточку, густо натыкал свиной щетины в специально сделанные прорези и залил хорошо твердеющей смолой. Ну конечно, не «Колгейт-плас» и даже не воспетая Марком Твеном профилактическая зубная щетка Петерсона, но удовольствие во время утреннего туалета получить можно. Труднее оказалось с пастой. Твеновский янки, помнится, с удивительной, можно сказать, небрежной легкостью начал производить в раннем средневековье свой замечательный «Нойодонт». Но то ли хваленая американская паста девятнадцатого столетия была на самом деле откровенным дерьмом в сравнении с нынешними шедеврами фармакологии и парфюмерии, то ли все эти рассказы о производстве — наглая ложь. Ведь Тристан над проблемой пасты попотел изрядно. Сушеные листья мяты ментоловый вкус так-сяк обеспечили, мел тоже камнем преткновения не стал, и получился зубной порошок. А вот достойного пластификатора — чтоб и не вредно, и для десен приятно — он так и не сумел найти, хотя искал долго. Сначала в Изольдиной ирландской аптеке, потом в ее же косметике.