Виктор Гвор - Щит Страница 37

С трудом вылез из-за стола, поглаживая умиротворенный желудок. Довольный организм гулять больше не тянуло. А до обозначенной временем возвращения полуночи, было еще долго.

Из-за поворота кривого переулка, не заметив в людской толчее, на Заслава выскочила девчушка с корзинкой. Ткнулась с разбегу в живот, не удержавшись, упала на дорогу, смешно ойкнув. Русин наклонился, поднимая бедолагу.

— Исполать тебе, вой, — смущенно хлопнула ресницами поднятая.

И посмотрела. Просто поймала глаза в глаза. А Заслав утонул в тех карих очах, глупо хлопая руками по мутной воде, захлестнувшей с головой. И не только в очах было дело. Пахнуло вдруг забытым теплом, тем маминым, почти забытым, из далекого детства.

— Э…. Да, не за что, — протянул потерянный вой, испытывая жуткое желание почесать мигом взопревший затылок.

— А за то, что не пришиб. Ты вон какой большой, мог такую маленькую и не заметить вовсе, — и порозовела лицом.

Заслав смотрел и не мог оторваться, как румянец поднимается от тонкой шейки вверх, покатываясь к старательно уложенным в косы волосам. Никаких платков и прочих шушмар. Девица. Незамужняя.

И снова улыбнувшись, девица кивнула Заславу, совершенно потерявшемуся от происходящего:

— Так может, и до дома проведешь. Посад близкий, идти рядом…

— А отчего бы и не проводить? — с показной лихостью ответил русин. — Раз до посада два шага посолонь.

— Ну не два, а все три. И пес во дворе злючий. Но разве вой столь храбрый убоится? — переливчатым смешком ответила девица. И захромала рядышком.

Идти оказалось не так уж и близко. С полчаса, не меньше.

Зато всласть языки потрепали. Заслав больше молчал, пытаясь не сбиться с рваного ритма шагов, удобного для попутчицы. А девица, которую, как она сразу сказала, звали Ольхой, все болтала и болтала, рассказывая краткую свою биографию. И что годов ей пятнадцать, и что сватов не засылают, потому как увечная никому не нужна. А семья бедная, и барыша не будет жениху никакого, и что ногу повредила, с тополя пятисаженного сверзившись, куда полезла с мальчишками вороньи гнезда разорять…

Они шли, дружинник держал ее за руку, сам не заметив, когда перекочевала в его, похожую на лопату, жменю крохотная ладошка, но от нее, мягкой и нежной, тоже пахло детством и давно забытой мамой. Это вранье, что нельзя нюхать кожей. Можно. Всё можно, если очень хочется. Как он, оказывается, скучал по этому запаху все эти годы…

Пришли, наконец. За высокой, выше человеческого роста, оградой яростно забрехал пес, отрабатывая еду и теплую будку.

Заслав потянул на себя тяжелую калитку, казавшуюся сбитой из целых дубов с залитым внутрь свинцом для пущей тяжести. Пропустил Ольху, скользнувшую во двор.

— Не заморился? — вдруг спросила девушка.

— Неа, — с такой птахой под боком даже книжник горбоспинный не заморится.

— Так может и взвару выпьешь? — обернулась Ольха к провожатому, сверкнув белоснежной улыбкой в нежданно подкравшемся полумраке.

Так… А местные-то барышни зубы чернить предпочитают. Хоть и не все… Совсем уже рехнулся, в каждом врага видеть?

— Отчего бы не выпить, — и шагнул внутрь подворья.

Ольха, с неожиданной ловкостью, порскнула в сторону. Тугая волна воздуха коснулась затылка, предвещая недоброе. Заслав дернулся, уходя от удара, отработано отмахнулся за спину локтем. По ушам стегнуло хрустом сломанных костей. И не бросил руку к кинжалу на поясе, этого ждут, а резко сместился влево, пытаясь оценить диспозицию. Свистнула не то дубинка, не то мешочек с песком. Мимо! Не так всё просто, ребята, не всё так просто! Сколько же вас… Десяток? Полтора? Два? Аж тесно во дворе… Не одолеть. Попался кур в ощип… А руки и ноги уже делали свое дело, привычно отводя и нанося удары, ломая кости, выбивая воздух из легких… Чтобы успеть забрать с собой как можно больше…

Пронесся по двору бешеным смерчем, оставляя за собой убитых и искалеченных людей, в какую-то минуту показалось, что сможет отбиться, уйти… Но нет, их слишком много… Слишком…

В стороне, чуть склонив набок голову, стояла радостная Ольха, девушка с мягкими нежными руками и идущим из души материнским теплом, отработавшая свою часть задачи.

Ящер ядри тебя в печенку! Не надо было заезжать к Скворцу. Успел бы выспаться. А так даже не прилег.

— Гони в Корзунь,[64] — кричал в трубу Пинегин. — Вылетишь в Серир,[65] допросишь задержанных. Что дальше — там разберешься. Подробности на читалку[66] брошу. Самобег за тобой уже вышел.

Кого должны были повязать в Серире, Буривой знал. Непонятно, почему задержанных не хотят везти в столицу, но, видимо, вылезли новые подробности. Сборы не заняли много времени, не впервой. Кто с детства на службе, привык все свое с собой носить. Пистолю[67] в кобуру, пару магазинов[68] туда же, запас батарей к читалке, мыльно-рыльное, и вперед. Водителю ждать не пришлось.

И в дружинный возпорт[69] примчались вовремя. Как раз подавали их борт под посадку. Кроме Буривоя, грузились несколько человек из Теремной стражи[70] и боевая группа «Стрибоговых Детей».

Приземлились уже в темноте. В возпорту ждали два самобега. Продрыхший весь перелет скрытник, так и не успев толком проснуться, без возражений сел на указанное встречающим место и снова забылся. Так же в полудреме выгрузился… А когда, наконец, пришел в себя, самобег уже ушел: «Стрибоговы Дети» выгрузились очень лихо.

Как стала возможна такая дурацкая ошибка, еще предстояло разобраться. С момента осознания, что попал не туда, до выхода отряда прошло частей двадцать. В которые вошли и совмещенное со знакомством объяснение со старшим спецназовцев, и переговоры по лучу[71] с его начальством, и вынужденное решение идти дальше с «Детьми».

— Ты хоть иногда в зал заходишь? — вымученно спросил Тур, командир группы, стараясь не показывать раздражения из-за глупейшего случая. — К рассвету надо на месте быть. А там час на работу и вызовем крутушку.[72] Не умрешь по дороге?

— Постараюсь, — вздохнул Лютый, — Разве что облююсь. С детства высоту не люблю.

Встречные так и разбегались в разные стороны, оставляя широкий проход в толпе. Встревоженные слухами горожане не желали с княжьими людьми сталкиваться на узкой улочке. А слухи быстрее верхового пожара пронеслись. О лютой схватке, о сотне убитых, о тысячах заморенных заморскими колдунами… Хорошо, успел к князю гонца отправить. С просьбой, нет, требованием, вывести дружину в город. Киевляне — на подъем быстрые. Могут и жечь начать. А рано. Очень рано. Полыхнет в одном месте, всему Киеву гореть, как греческим зельем политому.

Вукомил шел быстро. Сорвался бы на бег, но остатки сознания удерживали. Не пристало ему носиться по улицам, как мальцу неразумному. Только лишнюю панику поднимать. Ни к чему сейчас.

Ну вот как русины умудрились узнать раньше его? Как?! Нет у них своих доглядчиков в городище, точно нет! А ему, Вукомилу, доложили, как только русин зашел в наблюдаемый двор! Еще схватка кипела, а к волхву уже мчался мальчишка, для того и приставленный на это место. И что? Русины чуть не опередили.

Русины… К Ящеру их всех забери! С их умениями и знаниями. С их самострелами, мечами-кладенцами, и упорством, граничащим с Навью… Друзья! Да, друзья, но как надоело получать лишь отговорки да намеки в ответ на любой вопрос. Хуже чем бобру мореный дуб харчить. Не любил Вукомил загадок. И останавливаться не хотел на пути их решения. И не умел. Кровь у него, а не вода. И лить ее привык. Что чужую, что свою. Воин, мечом добывающий славу себе и добро детям. Волхв, бросающийся в омут Темноты ради познания. И Охранитель, обязанный положить на алтарь все. Славу, честь, добро…

Прием стар, как мир. Так же выкрал Вукомил жирного борова, рассказавшего столько, что ромеи до сих пор клянут длинный язык разговорчивого труса, навлекшего на них столько неприятностей. И к русинам подсылал девок покраше, слушая потом их рассказы о странных ухватках постельных. Мужей подсылал, чтобы пиво с медом пили, да прислушивались… Но и только, друзья же.

Расслабился, глядя на русинские умения! И первую подсказку проморгал. Думал, что седьмицу назад на «мавку» налетели по дурной шалости парубков. Уж больно легко отбился сопровождающий. Девку-то они без охраны не пускают. А вот друг друга… Тоже слишком уверены в своих умениях. Или в том, что вокруг друзья.

Мы-то друзья. А раз так, то и враги имеются. Не забывшие первую неудачу. Хотя недешево ромеям Заслав достался. Еле взяли. Горазд был русин в схватке безоружной… Пятеро добытчиков к Ящеру ушли. Или в ад свой христианский, в масле жариться, сковородки раскаленные лизать…. Когда кости лицевые вершка на три вглубь уходят, выбивая кровь из ушей, или обломки ребер пропарывают сердце с легкими, только и успеешь, что пару раз ногой дернуть. Еще четверо половину той дороги прошли. Да и остальные дорого заплатили. Кому скулу русин свернул, кому руку или ногу изломал. И почти ушел ведь. Будь забор чуть пониже, или открывайся калитка наружу… Как медведь пер, не глядя по сторонам.