Дмитрий Рыков - Урусут Страница 37

– Ну, ну, – вступил оглан. – Что скажешь?

– Бек-Ярыковский Ахмед-баатур против никому неизвестного мальчика? Зрителям это неинтересно. Какой дурак будет деньги ставить?

– Я, – ответил повелитель и потряс волшебным мешочком.

Белый Лоб был готов поклясться, что в глазах тучного сына пустынь сверкнули две очень яркие искры.

– Десять процентов от любого исхода. Ахмед-баатур здесь. Пусть твой щенок готовится. Когда ему оторвут лапку, я плакать не буду.

– Бьют, пока побежденный сам не попросит пощады, – пояснил оглан. – Так что если будет очень больно, ты того, не геройствуй – ори.

– Страх жениться еще и на трех старших сестрах законной супруги придаст мне сил. Они ведь ужасней албаст.

Спутники захохотали и повели бойца «готовиться» – раздеваться и намазываться маслом.

Тем временем о каменный край площадки, под восторженный рев толпы, смачно стукнулся макушкой какой-то невезучий, расколов себе череп и обдав ближайших кровяной массой.

– Эй, – показал на крестик на снурке Туглай, – не помешает веревочка? Может, пока снимешь?

– Только вместе с головой, – ответил Олег.

Соперники вышли на бой. Ахмед не походил на слона. На Черную Скалу напротив бывших Земок – да, на слона – нет. Какая женщина смогла родить такого сына? Глядя на древоделю, толпа похихикала-похихикала, да принялась свистеть. Сам Белый Лоб растерялся. Он прекрасно помнил, как учил его воевода – ноги-руки сами принимают верное решение, чем чаще занимаешься, тем это проще. Но что можно удумать против этого убийцы? Его и не каждая катапульта на поле боя свалит.

Вдруг плотницкий сын услышал в толпе родную до сердечного скрежета речь двоих соплеменников. Хоть и ругань, а как порадовала!

– Шухло! Вывертень поганый! Гад ползучий! – кричал некто, очевидно, из-за проигранных денег.

– Сам такой! – раздалось в ответ. – В дугу бы тя искривило да оземь хлопнуло! Крыса! Тухляк! Выдра вонючая!

Ахмет-баатур сделал шаг, Олег отпрыгнул. Еще шаг – еще прыжок. Два шага – два прыжка. Свистом закладывало уши. Человек-гора, разведя руки, стал красоваться перед зрителем: ну что я с трусом, да еще с таким маленьким, могу поделать?

Урусут наметил левое колено соперника и молился: только б не промахнуться. Пяткой, с махом кувалды, ударил Ахмета в коленную чашечку, а пока тот, взвыв от боли, переживал случившееся, инстинктивно наклонившись к ушибленному месту, Олег подпрыгнул, и с такой силой, на какую только был способен – подозревал, что если все получится, кулак потом дней десять будет болеть – ударил татарина в кадык.

Древоделя уже отбежал в сторону, а бесермен все продолжал стоять и держаться за горло. В тишине павильона он хрипел, хрипел, потом вдруг раздался короткий булькающий звук, и великан рухнул на землю, испустив дух. Тут же поднялся шум, ор, на площадку выбежали люди. Туглай обнял ратника и повел его наружу. Олега даже не трясло. Никогда не думал стать убийцей без войны, без ратьица – а вот надо же: приходится заниматься самым мерзким Богу делом. Причем удачно.

Подбежал Илыгмыш и с ходу кинул своему формальному слуге знакомый мешок с золотыми.

– У меня теперь таких еще пятнадцать! – крикнул он и захохотал.

Плотницкий сын натягивал ичиги, и тут его по-настоящему начало трясти – он знал, что в Сарае можно купить не просто всё, а всё – сейчас же он отыщет книжную лавку и заберет все книги на греческом! Все – на сколько денег хватит. За три с лишним года ни одной страницы не прочел!

Подошел нарядно одетый человек благородного вида в окружении внушительной свиты. Ратник догадался, что это соперник по закладу – Бек-Ярык.

– Ты и есть тот урусут, который в двенадцать лет в равном бою убил восемь воинов в полном вооружении?

Олег уже полностью оделся и вскочил, постукивая каблуками сапог – хорошо ли сели?

– Мог и девять.

– И что же помешало? – заинтересовался оглан.

– Да была б рожа у этого, – он показал на арактырца, – чуть пошире, то стало бы и девять.

Хихикающий Илыгмыш наклонился к уху недоумевающего друга-соперника и поведал историю о неожиданной кривизне восточного засапожника. Бек-Ярык ржал как конь-ахалкетинец, сотник из-за спины, впрочем, не зло, показывал Белому Лбу кулак. Тут оглан резко замолчал и осторожно – примета: не оскорбить хозяина – дотронулся до оружия Туглая.

– Это и есть знаменитый булат Тибир-Бека?

– Он.

– Можно?

Юз-баши нехотя щелкнул замком.

Бек-Ярык взял ножны, повертел в руках, вынул клинок, застонал от восхищения и вставил обратно.

– Я о вопросе продажи даже не заикаюсь.

– Не надо, – кивнул Туглай, уже чуть оттаяв.

– Ну, прощайте, соратники. Встретимся на пути в Азербайджан!

– Это же секрет! – скривился Илыгмыш.

– Друзья-нукеры! – обернулся к свите Бек-Ярык. – Оказывается, в Сарае есть секреты!

Все захохотали. Предупредив готовое сорваться с уст приятеля оскорбление, Бек-Ярык взял его за руку и прошептал:

– Не сердись, я это сделал нарочно! Надеюсь, что лишний шум и беготня Тимуровских шпионов оттолкнет Тохтамыша от этой ненужной затеи.

– Тогда извини, друг.

– И ты извини, друг.

Попрощались.

Им подвели коней, все проворно вскочили и продолжили путь верхом. Лицо у древодели светлело ярким солнечным зайчиком.

– Что цветешь? – спросил на ходу оглан.

– Три года книг не видел. Сейчас на все золото накуплю.

Илыгмыш, не останавливая скакуна, поднял голову к небу и произнес:

– Тэнгер, ты это слышал? – а затем уже слуге: – Белый Лоб, ты не баатур, ты точно кызык. Тебе нужна новая юрта – небольшая пока, но хорошая. Платье, как достойному своего хозяина гуляму. Настоящий боевой конь. Еще – хороший вьючный конь. Полное вооружение, полное – потому что на войне недочет в одно звено кольчуги – и здравствуйте, предки. Пару вельблюдов для перекочевок. Быка, коров, отару – семью кормить. Детей родишь, но уйдешь на войну, тебя убьют – всякое бывает, твоих детей мать кормить не сможет, в рабство продаст – этого хочешь?

– Нет… – опешил ратник, – но книжка-другая…

– Только что я слышал про весь кошелек. Ну, ладно. Именно сейчас благодаря тому, что ты убил Ахмед-баатура на глазах всего Сарая, весь Сарай знает, у кого теперь их, сараевцев, деньги. У меня, мальчик. А теперь еще подлецы из свиты Бек-Ярыка – сам-то честнее честного – заприметили легендарный клинок Тибир-Бека. Дошло?

– Дошло… – непроизвольно оглянулся Олег.

– Сколько их, Туглай? – спросил оглан у неоглядывавшегося юз-баши.

– Три на этой улице, большая часть на следующей.

– Урусуту нужна сабля, – проскрипел Илыгмыш, – даст Бари’н, отобьемся.

– Не нужна ему сабля! – спокойно ответил арактырец. – Идем к себе, у всех на виду вызываем продажных девок, обязательно танцовщиц, набираем вина бочками, жареных фазанов, лебедей, теленка ставим на вертел, и пока они будут ждать, что мы обопьемся и ослабеем, мы Алтан под руку, на коней – и в степь. Кто же меня конного в степи догонит, тому я булат Тибир-Бека сам отдам.

– Решено! – повеселел оглан.

Так Белый Лоб пока остался без книг, но почти вовремя провел брачную ночь.

Свадебные порядки, как он понял, у всех народов похожи до безобразия. «Безобразие» – и не подберешь иного слова. Приехали к дому Алтантуяи – уже венчанной по православному обряду! – и принялись пить арак. За неимением тестя «стрелу счастья» дарил Туглай – Илыгмышу праздновать как бы со слугой было как бы неловко. Пили-пили, потом уселись в украшенные лентами повозки – жена с сестрами и подружками, муж с друзьями – будущими смертниками, объехали юрту супруги, как положено, три раза. Потом поехали пить в юрту мужа. Что-что, жилище удалось на славу. Пили-пили там, причем обычай странный – если выпивка предлагается кем-то со стороны «невесты», то – до конца, до самого донышка. Как будто, если следовало предложение «встряхнуться» (Белый Лоб постепенно вводил в обиход улуса самые важные слова на ином языке) со стороны гостей «жениха», кто-либо мельчил. Но самый замечательный обычай – что последние трое суток молодоженов оставляют в покое. И самому выходить никуда не надо. Лепота!

С хозяином решил: оплата по обстоятельствам, то есть грабить не будет и напрасно души губить, но и своих в обиду не даст. Так что поход в Азербайджан, где он потерял коня, а сам чуть концы из-за ядовитого паука не отдал, за работу не считался. Хотя и десяток перед Тебризом получил, и головорезы в нем собрались на зависть всему мягкотелому тохтамышевскому войску.

В Мавераннахре же насмотрелся всякого. Знал, что люди – животные, но что до такой степени… Зато набрал никому не нужных – истинно так, из огня же вытаскивал, весь в золе! – книг на арабском. Подожгли монголы медресе вместе с пожилым то ли муллой, то ли сеидом – разберись, поди, кто там кто! – так он сначала старика вывел, а как понял, что тот маленько оклемался, так они вдвоем принялись манускрипты таскать. Бороды обгорели у обоих, но спасли больше половины рукописей. Расчувствовался старый, да отдал ему почти все книжки, а затем еще и золотые слитки, в пояс зашитые, заставил «в дар» принять. Белый Лоб и не понял поначалу, что это такое, а то б ни в жизнь не взял. А мудрец седобородый – бери, мне без надобности, все одно помирать не сегодня-завтра.