Правила отхода - Ande Страница 37

— Начнёшь орать, пожалеешь — предупредил Джо. Я укоризненно ему поцокал языком.

— Если вы думаете, что экспедиция что то нашла на раскопках, вы ошибаетесь.

Хе, а он не дурак. По моему ответу будет почти точно понятно, чего мы хотим, и что мы знаем. При условии, что мы обычный организованный криминал. Он вряд ли предполагает что то хуже, чем интерес к его таможенному грузу.

— Почему же ты не дождался окончания экспедиции, а кинулся в Сайгон? — как бы с размаху угодил в его сети я.

Если позволить человеку думать, что он успешно скрывает свой секрет, все, с его точки зрения неважное, он расскажет сам. Профессора очевидно отпустило. Никто ни о каких сокровищах не спрашивает.

— Погиб племянник. Я вывожу его тело на родину.

— Как его звали?

— Карл Хофман.

— Что произошло?

— Какое это имеет значение?

— Что имеет значение, а что нет, решаю я. Итак?

— Он сорвался со скалы.

Джо как то мгновенно оказался перед немцем, и заехал ему по лицу уже левой, разбив губу.

— Советую мне не врать. — пояснил я — Произошедшее видели посторонние. Ты уже соврал. В следующий раз пожалеешь. Говори.

— Что вы хотите знать?!

— Почему ты его застрелил? Расскажи все. Я ведь все равно узнаю, но ты останешься калекой.

Он, конечно же, заговорил. Не сразу, понятно. Попробовал рассказать про то, что поругался с Карлом, и тот первым пытался его убить. Про какие-то оскорбления…

Но, когда Джо ему сломал нос, и сказал, что следующей будет сломана левая рука, и так, пока он не заговорит, поведал интересные вещи.

Мне следовало догадаться. Родственники обычно мочат друг друга из-за очень больших денег. Проблема, как правило, одна — успокоить совесть. Ну, и, заодно скрыть свои грехи и грешки. Лучше всего подходит какая-то идея.

Профессор Клаус Гремниц был коммунистом. Ну, то есть левым. Состоял в официальной СДПГ, с которой расходился во взглядах. Ближе всего ему были леваки из Социалистического Союза Немецких Студентов.

Этот Союз, за радикализм, исключили из Социал-Демократической Партии Германии. Студенты гордо сказали, что им насрать. Но начались проблемы. Прежде всего, финансовые. А революционная борьба, без денег, идет туго. Не на что издавать и распространять труды Троцкого, Мао, Сартра, Манкузе. Не на что проводить организационные мероприятия, и поддерживать товарищей по борьбе.

В студенческой ячейке, что возглавлял Гремниц, стали вполне всерьез обсуждать ограбление банков. И профессор решил перенаправить энтузиазм. Так родилась идея раскопок в Индокитае.

Гремниц не рассказал студентам про давнюю экспедицию! Целью экспедиции, для революционеров, было убийство Карла Хофмана. А затем, и его отца, Отто Хофмана. Тогда Клаус, как ближайший и единственный родственник, становился наследником состояния семьи Хофманов. Что бы никто не связал профессора с гибелью семьи, Карл гибнет в Индокитае, при надежных свидетелях. А его отца убьют при ограблении дома в Мюнхене. В январе, пока Гремниц в экспедиции.

По возвращению в Германию, останется вступить в наследство. С издателем Ульрикой Майнхоф, уже согласованы материалы, что будут печататься в типографиях.

Услышав фамилию Майнхоф, я внутренне взвыл. Так вот ты какой, северный олень! Когда в семидесятых задержали самую лихую террористическую группу Европейских террористов- революционеров, она проходила как один из главарей. Волна хайпа, напрочь заглушила голоса в серьезных финансовых изданиях, о том, что за ними стояли серьезные деньги. И что некоторые политики и банки, на волне терроризма, как то подозрительно удачно играли на биржах.

Я откинулся на спинку стула и полез в карман за сигаретами, по большому счету, можно уходить. Нет здесь ни англичан, ни каких-то загадок. Просто мерзавец, решивший прибрать к рукам все, до чего дотянется.

Доставая зажигалку, я буркнул:

— Не прикидывайся идейным, Гремниц. Тебе и революционеры эти понадобились, что бы расправится с Хофманами, и завладеть их состоянием.

И профессор сорвался. Мучительная неизвестность, побои и унижение. И ощущение, что сейчас это как-то закончится. Все это сорвало Гремница с нарезки, и он почти завизжал:

— Да причем тут деньги?!! Что ты понимаешь, щенок?! Я сто раз пожалел, что не убил этого ублюдка еще в сорок четвертом!!! Задушил бы, как и его мать! И все стало бы проще. Даже трахать бы не стал! Как она кричала, сука! Может, хоть в последнее мгновение она поняла, кого нужно было выбирать в мужья! И уж точно, не этого спесивого урода!

Это было так неожиданно, что я забыл прикурить, осмысливая услышанное. А вот Карл Хофман все понял очень быстро. По крайней мере он встал, и вышел на глаза Калусу Гремницу, своему дяде. Потом достал из кобуры на поясе Браунинг HP, щелкнул предохранителем. И выстрелил профессору, испуганно-изумленному от вида покойника, в лоб.

Мозги и кровь из затылка Гремница, разлетелись по всему складу. Забрызгав и меня, сидящего сбоку. Я сплюнул, кажется, и в рот попало. В помещении запахло порохом и повисла тишина. Потом Карл, как то потеряно подошел к стене, и опираясь на нее сполз на пол. Закрыл руками, в одной из которых был дымящийся пистолет, лицо, и заплакал. На складе повисла тишина.

Дальше пошла движуха. Двое китайцев, что притащили Гремница, достали пистолеты. Джо достал Смит-анд- Вессон, и мягко сместился в левый угол, я встал, достал Кольт, и повернулся к китайцам. Снова стало тихо, только Карл как то по- детски всхлипывал за спиной.

На склад вошел господин Тан, в сопровождении троих вооруженных пистолетами людей. Я прикинул, что вдвоем шансы у нас невысоки. Нужно съезжать на базаре и откупаться.

Шагнул к уважаемому господину Чуанли. Встал напротив него и склонился в церемониальном поклоне.

— Господин Тан. — заговорил я на гуаньхуа, то есть на мандаринском — мне нет прощения за произошедшее. И я смиренно приму любое ваше решение. Молю лишь о том, чтобы в своей милости, вы снизошли к обстоятельствам, и наказали меня соразмерно.

Разговор с немцем шел на английском. Китайцы, что присутствовали, вряд ли его знают. Но я уверен, что уважаемый Тан подслушивал. Снова повисла пауза. Я, не разгибаясь, поднял голову. А глазах хозяина склада, жажды убийства не просматривалось. Хотя, как знать. Но, мне показалось, что он что то прикидывает. Наконец он открыл рот:

— Полторы тысячи долларов. — лихо, и, скорее по американски — и у меня будет несколько небольших просьб, которые тебя, молодой Ши, или твоих людей, не затруднят.

— Все будет как вы скажете, уважаемый Тан — я разогнулся — деньги вам доставят завтра утром.

Я даже не представляю, что он намерен сделать. Гибель в Сайгоне немецкого