Братья по крови. Книга вторая. Спецкоманда на завтра - Юрий Артемьев Страница 37

Когда передо мной распахнулась окрашенная вместе со стеклом белая дверь реанимационного отделения, моё сердце заколотилось сильнее. Казалось, что сейчас я разбужу всех больных всего лишь стуком своего сердца.

— Заходи! Только тихо, как мышка! — почти шёпотом позвала меня Юлия.

Я не заставил себя долго ждать, и тихо просочился в раскрытую дверь. В реанимации сильнее пахло больницей, чем на остальной территории госпиталя. Я шёл вслед за медсестрой по коридору, а за дверями, мимо которых я проходил было очень-очень тихо. Наконец мы остановились возле одной из них… Юля потянула дверь на себя, а моё сердце уже готово было выскочить из груди…

* * *

Со стороны казалось, что Аня просто спит. Но лицо её было белое, как простыня, которой она была накрыта. Я знал, что бесполезно тормошить находящегося в коме больного. Это не поможет вернуть его из царства Морфея. Поэтому сказка о мёртвой царевне и королевиче, который разбудил её поцелуем — это всего лишь сказка.

Я взял девочку за руку. Её ладонь показалась мне немного холодной…

— Привет! Как ты тут без меня?

Я знал, что она меня сейчас не услышит. Но решил просто поговорить с ней. Я ведь так давно с ней не разговаривал. Сколько уже? Два дня? Или уже три? Кажется, что прошла уже целая вечность. Столько всего произошло за это время? Уму непостижимо. И это всё в моей жизни произошло без неё. И всё это время она провела без меня…

— Зачем ты пошла без нас на тот пляж? Дождалась хотя бы Лёшку… Он раньше нас вернулся в тот день… Спрашиваешь, где были я и Маринка? Заблудились в горах и ночевали в какой-то пещере. Могу даже честно признаться тебе, как на духу… Да… Мы даже спали с ней вместе… Ревнуешь? Зря… Я тебя люблю. Потому и берегу… А она… Она просто девушка моего брата… И у неё низкие моральные принципы… Так что это, как спорт, а вовсе не любовь…

Юля пыталась прислушиваться, но я говорил очень тихо, всё время поглаживая холодную ладонь спящей девочки…

— Ты, конечно, не виновата, что так всё произошло, но после твоего падения всё пошло не по плану… Мы же хотели просто тихо-мирно отдохнуть на море перед началом нового учебного года. А теперь вот снова больница. И теперь уже гипс у меня на руке, а не у тебя. Но и ты тоже лежишь тут, в госпитале, и делаешь вид, что спишь… Не пора ли тебе проснуться, моя принцесса?

Не знаю, показалось мне или нет, но рука Анюты стала немного теплее.

Наверное, показалось. Или просто её маленькая ладошка стала теплее от тепла моих рук.

— Ты всё время переживала, что я могу куда-то пропасть из твоей жизни… А выходит, что это ты решила нас оставить… Как ты могла? Мне же трудно без тебя. Я постоянно думаю о тебе и очень переживаю. Я ещё никогда не чувствовал такого одиночества души… Несмотря на то, что в моей жизни есть брат Лёшка и даже его вздорная подруга Маринка… Но без тебя — я одинок. Сам не понимаю, как так произошло. Ведь ты в моей жизни появилась настолько случайно, что я и не ожидал даже… А теперь… Сижу вот и держу твою холодную руку.

Чёрт возьми! У меня уже скоро глюки начнутся… Вот снова показалось, что рука Ани шевельнулась. Я посмотрел налицо спящей девочки. Оно было спокойным и безмятежным…

— Саша! Пора уже уходить…

— Да, да… Я сейчас. Одну минуточку…

Я смотрю на Анюту. Почему-то мне всё время кажется, что вот прямо сейчас она откроет глаза, увидит меня и улыбнётся. У неё очаровательная искренняя улыбка.

* * *

Почему-то глупые американцы считают нас угрюмыми и неулыбчивыми людьми. Зато сами они скалятся направо и налево по поводу и без, демонстрируя всем окружающим успехи своих стоматологов.

Мы тоже умеем улыбаться. Улыбаться искренне и от души. И даже смеяться, если шутка смешная, а не там, где в сериале звучит закадровый смех, подсказывая в каком месте должно быть смешно. А ещё мы понимаем тонкий юмор, недоступный большинству цивилизованных западных умников… Для них комедия — это когда один клоун бьёт другого по морде или пинает ногой. А смешно — это когда показали голую задницу, сняв штаны прилюдно.

* * *

Нет. Похоже, что мне не скоро доведётся увидеть её улыбку. Спит девочка… Интересно, какие сны она видит сейчас? Есть ли я в её сне?

Пора уходить… Юля просила, чтобы я ненадолго… А я уже задержался тут.

Я поднялся с краешка кровати, где сидел всё это время. Бросил взгляд на Аню. И вышел из палаты…

Юля прикрыла дверь и повела меня к выходу.

— Можно я потом ещё зайду к ней?

— Не знаю. Сегодня вот получилось поменяться, а завтра ночью, что будет… Кто же знает…

— А где я тебя смогу найти завтра ночью?

— Ищи меня там же! Я всё никак не могу бросить эту вредную привычку.

— Спасибо тебе!

— Не за что… Ты забавный парень. С тобой интересно. Если был бы ты постарше… Или если я была бы помоложе…

— К сожалению или к счастью, но история не знает слово «Если»…

— Хорошо сказал…

— Это не я. Это кто-то из более умных…

— Да знаю я. Слова приписываю Карлу Хампе. Это немецкий историк. Только его точная цитата звучит чуть по-другому: «История не терпит сослагательного наклонения.»

— А есть разница?

— Да, нет, наверное…

Я рассмеялся.

— Ты чего?

— Иностранец никогда не поймёт русскую девушку…

— Почему? — удивилась Юля.

— Потому что у него взорвётся мозг, когда на простой вопрос: «Будешь ли ты кофе?», она ответит ему: «Да, нет, наверное…»

После небольшой паузы, Юля задорно засмеялась… Но быстро закрыла рот ладошкой. Громко смеяться в реанимации просто неприлично…

— Иди уже к себе! Шутник!…

* * *

Вернувшись к себе в палату, я заснул, вполне счастливый и довольный. Так что разбудить меня смогли только к завтраку…

30 июня. 1974 год.

Севастополь. Военно-морской госпиталь.

На завтрак я даже не хотел подниматься, но порядок есть порядок. Особенно в военном госпитале.

Невкусная каша и несладкий тёплый чай. А ещё один невыспавшийся мальчик. Вот и полная картина безрадостного утра.

Я хотел было после завтрака вздремнуть ещё, чтобы догнать количество недоспанных часов для нормы. Но больничный распорядок и тут меня нагнал, и погнал на перевязку. Моя левая рука уже местами начала покрываться корочками, но ещё много чего было красным и воспалённым. Меня снова намазали мазью и забинтовали. Радовало одно, что с каждым разом повязка на левой руке становилась всё меньше, Я уже мог использовать не только пальцы, но и всю левую ладонь.

* * *

А теперь можно и вздремнуть… Я давно уже привык спать в любой обстановке. Могу спать при свете, при громкой музыке, в машине, в поезде, в самолёте…

Но очень трудно заснуть, когда к тебе в палату вваливается майор особого отдела, Игорь Анатольевич Васин, собственной персоной.

— Ну, привет тебе, герой!

— Здравия желаю, товарищ майор!

— Откуда ты знаешь?

— Вы же сами говорили, что Вам пообещали майора после ликвидации банды. Ну, вот я и предположил, что уже дали.

— Дали… Как бы обратно не забрали, после ваших южных приключений…

— А мы-то тут при чём?

— Да. Вы с братом, как всегда ни при чём. Только вокруг вас всё время что-то стреляет и взрывается…

— Но мы же не виноваты, что так происходит…

— Ну, да, конечно… Беса только жалко. Хороший был специалист своего дела. Своеобразный, правда, человечек… был.

— Можно мне Аню иногда посещать?

— Зачем?

— Я с ней буду разговаривать. Где-то читал, что если человек в коме, то он всё равно всё слышит и чувствует.

— Ладно. Спрошу у врачей. Тут другое дело… Елена Николаевна со мною вместе прилетела… И, знаешь… Она почему-то решила, что это ты во всём виноват. Говорит, что видеть тебя не хочет, и чтобы ты и близко больше к её дочери не подходил никогда.

— Игорь Анатольевич! Объясните ей, пожалуйста, что меня-то как