Юрий Корчевский - Ушкуйник Страница 38

Заскрежетало, заскребло что-то. Присмотрелся Мишка — в щели между дверью и коробкой показался кончик ножа. Неизвестный явно пытался отбросить запор. Кончик ножа вверх пошёл, вниз, упёрся в крючок. Раз! И крючок, тихо звякнув, откинулся.

Дверь распахнулась, и в свете луны Михаил увидел в дверном проёме две мужские фигуры. Немедля, потому как у одного в руке сверкнул нож, Михаил ударил ближайшего к себе кистенем по голове.

Даже не вскрикнув, разбойник повалился назад. Второй и сообразить ничего не успел. Коротко свистнула стрела, угодив татю в спину. И упал тать, пуская кровавую пену изо рта.

Михаил, засунув грузик кистеня в рукав, нагнулся и взял нож в руку. В голове лихорадочно пронеслось: «Сколько разбойников? Два? Три?»

Он осторожно вышел из избы. Вроде никого. С крыши сарая раздался шёпот Саввы:

— Их двое было, не стерегись.

— Тьфу ты! — сплюнул Мишка. Не предупредил ни Савву, ни Илью заранее, что хотя бы одного надо в живых оставить. Теперь некого расспросить с пристрастием, кто надоумил вдов грабить и где деньги?

Заслышав разговор, с заднего двора подошёл Илья.

— Чего тут у вас делается?

И только потом, через распахнутую дверь, тела на пороге заметил.

— Эх, жалко — не мне в руки попались. Савва спрыгнул с сарая, и все трое подошли к телам. Савва наклонился к разбойникам.

— Этот готов уже! — И, с силой выдернув из спины стрелу, повернулся ко второму. — Хм, да он, никак, дышит!

Мишка оживился. Оглушил он его кистенём или покалечил, но есть шанс поговорить. Только где? И труп убрать надо — ни к чему такие страхи вдове во дворе видеть. Михаил оглянулся по сторонам, но Илья и сам понял.

— Пойду убитого в овраг сброшу — есть неподалёку подходящий.

Легко подняв тело, он перекинул его через плечо и вышел со двора.

— Чего с этим делать? — спросил Савва. — Может, прирезать?

— И не думай! «Потрошить» будем! Савва в испуге отшатнулся.

— Это что — кишки выпускать? Не, я не могу!

— Ты из меня злодея и кровопивца не делай! Поговорить с ним надо — кто надоумил на дело чёрное, остались ли сообщники и где деньги сиротские лежат?

— А… — с облегчением произнёс Савва. — Здесь нельзя, как ты говоришь, «потрошить», очнётся — орать начнёт.

Михаил вытащил нож, который уже успел сунуть в ножны, отсёк у грабителя рукав кафтана и запихал ему в рот. Расстегнув на разбойнике ремень, стянул им татю руки.

Тут распахнулась калитка. Савва вскинул лук.

— Я это, Илья, — успокоил его вошедший, — тело в овраг скинул. Глядишь — собаки бродячие сожрут, и следов не останется.

— Тогда бери вот этого и — ко мне домой, пока не рассвело.

Они осторожно закрыли за собой калитку и пошли по ночной улице. Михаил шагал впереди, за ним — Илья с бесчувственным телом на загорбке, и замыкал шествие Савва. Зашли во двор к Михаилу и прямо — к конюшне. А навстречу — встревоженный Митрофан с саблей наперевес, за ним — Тит с арбалетом.

— Свои, Михаил я.

— Чего тебя по ночам носит? Я думал — чужаки.

— И чужак есть. Принимай незваного гостя! Татя занесли в конюшню и сбросили на землю. Он застонал, дёрнул руками.

— Должно, очухивается, — сказал Илья. — Свернуть бы ему шею, гниде!

— Успеешь ещё. Вот что, Савва и Илья. Идите по домам, отоспитесь. О том, что ночью произошло — молчок!

— Нешто мы не понимаем! Ушкуйники ушли.

— Чего с этим делать? — спросил Митрофан.

— Да ничего пока. Я тоже спать пойду. Почитай, вторую ночь без сна. Утречком наведаюсь, поговорить с ним надо.

Михаил ушёл домой и, раздевшись, улёгся в постель. Засыпая, подумал с удовлетворением: «Взяли гадов!»

Едва проснувшись и не завтракая, хотя Лиза и предлагала, он направился в конюшню. Тать уже пришёл в себя и сидел у стены, прислонившись к ней спиной. Лицо было в засохшей корке крови, нос деформирован и свёрнут набок.

«Чуть бы повыше — на палец, и посильнее, — сейчас тоже бы в овраге валялся, — подумал Мишка. — Стало быть, не судьба, повезло злодею».

Рядом с грабителем встали Митрофан с Титом.

— Значит, так, ублюдок. Я сейчас кляп изо рта вытащу, поговорим. Попробуешь крикнуть — сразу зарежем, — сказал Михаил. — Ты меня понял?

Тать кивнул. Это был мужик лет тридцати в видавшем виды кафтане. Митрофан вытащил нож, а Тит вынул кляп изо рта разбойника.

— Ты кто такой?

— Вторуша я, из Никулициной слободы.

— Чего в избу к вдове пошёл?

— А то сам не знаешь — за деньгами! Митрофан ногой пнул его в бок:

— Не дерзи!

Разбойник зло глянул на него из-под бровей.

— Кто тебе сказал, что у вдовы деньги есть?

— Не знаю. Со мной товарищ был — он знает. Мишка сделал Титу знак. Тот втолкнул кляп разбойнику в рот и ногой наступил на пах, придавив причинное место. Дёрнулся разбойник, заегозил по земле. На лбу пот выступил, глаза из орбит полезли.

Кляп вытащили. Разбойник тяжело дышал.

— Вопрос повторить?

— Скажу сам, только не мучайте.

— Чудак-человек! Мы тебе вопрос, ты нам — ответ. И никто тебя мучить не будет. Так я слушаю.

— Ватаман наш, Филька Косой направил. К нему десять дён как человек пришёл, шептались они долго. О чём — не слышал я. Только потом они ушли. А как Филька Косой вернулся, так и сказал сразу, что вскорости при больших деньгах будем. Избы сам нам показал. Ну, мы и забрали. Не обманул человек тот, деньги в избах в самом деле были.

— Как человека звали?

— Не знаю, думаю, и ватаман не знает.

— А где твоего Фильку Косого сыскать? Разбойник Вторуша замолчал. Митрофан ему к горлу нож приставил.

— Зарезать?

— Погоди, Митрофан, успеешь.

— Товарищ твой ночью убит, сейчас, небось, его в овраге собаки жрут. Хочешь к нему?

Вторуша отчаянно замотал головой — к своему подельнику он явно не хотел. Одно дело — пытать и грабить слабых, другое — самому оказаться на их месте.

— Ну?

— На спуске к Вятке, за монастырём третий дом — его, Фильки. Сам он на дела не ходит, потому как правого глаза нет — в драке выбили. Людей у него и так хватает.

— И сколько же подручных?

— Кроме нас двоих, ещё шестеро. Митрофан с Титом присвистнули. Большая шайка!

— Все с Филькой твоим живут?

— Нет. Когда сами к нему приходят, когда — он находит.

— Как он выглядит?

— Высокий, худой, правого глаза нет. Очень силён, в каждом сапоге — по ножу.

Михаил сделал знак, Тит заткнул пленнику рот кляпом.

— Ты полежи пока, отдохни, — сказал Михаил, — а я проверю. Если соврал — пожалеешь.

Он отвёл в сторону Митрофана.

— Глаз с него не спускать, чтобы не ушёл да других не предупредил.

Во дворе Михаил остановился.

«Так, надо всё хорошо обдумать. Ниточка к разбойникам есть, и можно справиться самим, допустим — взять ушкуйников и нагрянуть к Фильке Косому. Скажет ватаман, где другие живут, — и их под корень. Не может Филька не сказать. А будет упираться — так железом калёным попытать. Только вот закавыка одна: на улице хватать не будешь — соседи стражу городскую позовут. И если в доме крик услышат — то же самое. Здесь как бы самим в подвал не угодить. Поди отмойся, коли самого в грабеже да злодействе обвинят.

Тогда Вторуше надо обязательно жизнь сохранить. Случись непредвиденное — свидетелем или соучастником будет. А может, пойти к Косте? Он или воинов своих даст или подскажет, как лучше сделать. Опыта-то у меня нет, а дело серьёзное».

Так и решил действовать. Заявился к сотнику домой, поприветствовал старого знакомого с порога.

— О, Михаил! Садись. Что-то на тебе лица нет. Случилось чего?

И Мишка рассказал ему обо всём: и о том, что вдов ограбили, и о засаде, и о пойманном разбойнике, и о Фильке Косом. Посерьёзнел Костя, выслушав.

— Непростое дело. Хорошо, что сам в него не полез. Про Фильку Косого слыхал: головорез отъявленный, по нему верёвка давно плачет. Стражу городскую привлекать не стоит. Сразу вопросы возникнут — что за деньги, откуда… Мы сами справимся. Есть у меня десяток особо доверенных. Они что хочешь сделают, через любую охрану пройдут. Что для них Филька Косой? К вечеру, как смеркаться начнёт, подходи ко мне — решим твою беду.

Мишка ушёл домой, но нервничал: за что ни возьмётся, всё из рук валится. Едва вечера дождался. И — бегом к Косте. А у того в трапезной воинов полно. Одеты, как простолюдины, только у одного из-под ворота рубахи железо блеснуло. «Кольчуга под рубахой-то», — сообразил Мишка.

— Вот он вам покажет, — показал на него Костя. — Живым Фильку спеленать и — ко мне его. Сопротивляться будет — помять немного дозволяю, но тихо!

— Ножи у него в сапогах, и силён, как бык, — предупредил Михаил.

— И не таких пеленали, — фыркнул десятник. Глядя на его фигуру, на пудовые кулаки, Мишка ни на миг не усомнился в том, что так и будет.

Михаил, десятник и трое воинов на телегу уселись, остальные воины сзади двинулись, да не скопом, а поодиночке.