Сергей Арсеньев - Пионер Советского Союза Страница 38

Вот потому я и в Берлине сейчас. Пусть мне фашисты юные помогут, плевать! И не так уж тут и плохо всё, в Третьем Рейхе. Кое-какие вещи и нам перенять было бы хорошо. Во всяком случае, в отношении нариков и гомиков я с Гитлером полностью согласна, тут он прав. Да и газовые камеры, если подумать, не всегда зло. Для двух вышеуказанных категорий человекообразных они, безусловно, оправданны.

Ой, пришла. Хоть и старалась идти помедленней (боюсь!), но пришла. Подъезд Лотара. Какая дверь тяжёлая у него. Хорошо хоть, домофона нет, не придумали пока ещё.

Так, третий этаж. Звонок. Трень-трень!! Лотар, ты дома?

Открывается дверь. Блин, это не Лотар. Какой-то тощий пожилой мужик. И пока я решала, что бы соврать ему, мужик на довольно неплохом (хоть и с акцентом) русском (русском, но я же ни слова пока не сказала!!) языке говорит мне:

— Здравствуй, Лена. Проходи.

Гестапо!! Валим отсюда! В подвал!!

Но только-только я побежала вниз по лестнице, как услышала, что кто-то поднимается снизу навстречу мне. Какой-то мужчина в светло-сером костюме с галстуком на шее.

Вверх! На чердак, в другой подъезд! А там в подвал!!

Но на лестничной площадке четвёртого этажа, когда я добралась дотуда (как стучит сердце!), увидела ещё одного человека в точно таком же костюме, как и у того, что снизу поднимался.

Плейшнер. Я вспомнила имя. Профессор Плейшнер. Точно как в кино. Только вот яда у меня нет с собой.

И тут на площадку третьего этажа выходит предатель Лотар. Выходит, улыбается мне, и говорит по-русски:

— Ну что же ты, Лена, забыла, где я живу?..

Глава 19

— … Ай, да не помню, как называется, — отмахиваюсь я от назойливого (всё-то ему любопытно!) пожилого человека рядом со мной. — Кажется, Сталинский классицизм или что-то в этом роде. Не помню.

— Весьма любопытный стиль, — с лёгким иностранным акцентом говорит пожилой человек. — Впечатляет, очень впечатляет.

— Если хотите, я сфоткать могу на мобильник, но лучше в нете поискать готовые картинки, качество выше будет.

— Прости, я не понял тебя. Повтори, пожалуйста.

— Говорю, сфотографировать могу сейчас, но лучше поискать готовые фотографии, сделанные профессиональными фотографами профессиональными камерами. У них качество фотографий намного выше, чем я смогу сделать.

— Теперь понятно. Нет, Лена, фотографий никаких не нужно. Зачем? Вполне достаточно того, что мы видели это своими глазами. Так ты говоришь, что сейчас тут мало народа?

— Конечно. Я же не дура, тащить вас сюда в час-пик. Вы тут умрёте или в лучшем случае потеряетесь. Знаете, сколько пассажиров перевозит ежедневно московское метро?

— Сколько?

— Более девяти миллионов!

— Однако.

— Поэтому по будням утром и вечером тут смертоубийство творится.

— А не проще ли тогда ехать по поверхности, на автомобиле?

— Не проще. Там тоже пробки, только тут людские, а там автомобильные. Часто даже бывает так, что по поверхности пешком дойти быстрее, чем на автомобиле проехать.

Тут в наш содержательный разговор влез мой второй сопровождающий, который что-то спросил первого по-немецки, после чего они стали оживлённо беседовать вдвоём уже между собой.

— Мой товарищ говорит, — снова переключился на русский пожилой мужчина, — что он бы начал с того, что повесил бургомистра и поставил вместо него нового. Высока вероятность, что такая мера хотя бы частично исправит положение.

— Любопытная идея, — киваю я. — Письмо, что ли, в мэрию написать? А что, чем не рацпредложение? Или писать нужно не в мэрию, а сразу в Кремль?

— Я понимаю твою иронию, девочка. Но согласись, что так тоже жить нельзя.

— Угу, нам только советов от фа… гм… от иностранцев не хватает. Сами разберёмся, как-нибудь. Умные все, блин.

— Лена, не волнуйся, тебе же обещали помощь.

— Да? И когда? А если его там убьют или искалечат, пока эта помощь идёт?!

— Лена! Прекрати истерику немедленно! Многие великие люди сидели в тюрьме, часто несправедливо. Даже сам… гм… ну, неважно кто, сидел в тюрьме. Ваш Сталин тоже сидел в тюрьме и ничего, это лишь закалило их. Тем более, мы всё равно пока не знаем, где держат твоего брата.

— А когда узнаете, что будет?

— Посмотрим. В любом случае, твой вариант совершенно точно неосуществим. Штурмовать отделение полиции в центре Москвы нам никто не позволит, такая попытка непременно выльется в полномасштабное сражение, возможно, с применением бронетехники.

— Тогда выкуп?

— Это реальнее. Сейчас посмотрим, насколько безопасен твой метод получения денег. Куда дальше? Веди.

— Ладно, пошли. Не отставайте.

Мы специально тут вылезли из поезда, на станции «Комсомольская-кольцевая». На мой взгляд, это самая красивая станция московского метрополитена. Некоторые, правда, считают самой красивой станцию «Новослободская», но мне «Комсомольская-кольцевая» больше нравится, она какая-то более торжественная.

Вылезли, погуляли по залу, на лестницу поднялись. Мои спутники мозаику на потолке внимательно рассматривали. Особенно заинтересовала их последняя картина, где Родина идёт по валяющимся на земле знамёнам со свастикой. Ну, посмотрите-посмотрите, вам полезно.

Под этой картиной фашисты (ну да, это фашисты самые настоящие, я их из 1940 года сюда притащила) принялись о чём-то спорить. Кажется, старший обвинял в чём-то младшего, а тот оправдывался. Общалась я с ними всегда только через старшего, так как младший не знал русского языка. Старшего же я, по его просьбе, называла профессором. Каких наук он профессор, не имею понятия. Про младшего тоже ничего не знаю, кроме того, что зовут его Руди, так к нему профессор обращался.

Вообще-то, когда меня сцапали в доме у Лотара, то я жутко перетрусила (чуть не обоссалась, честное слово). И все эти людоеды вокруг меня такие вежливые, добрые, заботливые. «Битте, фройляйн, битте». Даже пальцем не тронули меня, улыбаются постоянно. А от этого только страшнее делалось.

Правда, меня ни о чём не спрашивали. Нет, то есть спрашивали, но вопросы были примерно уровня «что бы ты хотела на ужин?» и «не нужно ли ещё чего?». То есть, бытовые вопросы. Про войну, про атомную бомбу, про ракеты никто и не вянкул.

Сначала я удивлялась этому, а потом немного успокоилась и попыталась подумать. А что, собственно, могу я рассказать фашистам? После того, как Сашка отправил товарищу Сталину распечатку карты с диспозицией по состоянию на 22.06.1941, все мои знания о Великой Отечественной тотчас превратились в полную фигню. Наверняка же, расположение советских войск будет изменено, наверняка! В лучшую или в худшую сторону положение изменится — это другой вопрос, но то, что я об этой новой диспозиции информации никакой иметь не могу — факт, не подлежащий сомнению. Опять же, тут генерала Павлова, который у нас с треском проиграл приграничное сражение, начальником Генштаба поставили. И хрен его знает, что он там накомандует. Так что я даже при самом горячем своём желании помочь фашистам выиграть войну не смогу. Хуже только сделать смогу, так как буду о нашем варианте истории помнить и его всё время примерять. Допустим, расскажу я про Сталинград, с указанием даже даты, когда там наше контрнаступление началось. Фашисты подготовятся к отражению, укрепят фланги. Ага, а за счёт чего укрепят? Раз на флангах у них войск больше, значит в самом Сталинграде меньше. Наши оборону держат меньшими силами, перебросив часть войск на север. И в декабре 42-го снимают блокаду Ленинграда, причём даже не пробив коридор шириной в несколько километров, а отогнав немцев аж до Новгорода. Фашисты же в это время бестолково строят в степи укрепления, ожидая советского наступления там, где его и проводить-то никто не собирался. У них же информация из будущего есть, абсолютно достоверная, ага? Вот так я им и помогу.

Ещё что? Про Бомбу рассказать? Так, про сам факт её создания Лотар уже проболтался наверняка, фашисты и так знают, что Бомбу построить можно. Но как это сделать? И пытать меня совершенно бесполезно, я просто не знаю этого, никогда не читала. Могу только запутать их, ибо если меня действительно станут пытать, то я от боли смогу много околонаучной фигни придумать, проверять которую будет очень-очень дорого и очень долго.

С другой стороны, это я про Бомбу подробностей не знала, когда меня схватили, но ведь могу и узнать, при желании. Вот только, чтобы узнать это, мне нужно в 2013 год вернуться, а там фашисты сразу же потеряют надо мной контроль. Даже если со мной мордоворота послать, приковав меня к нему наручниками, абсолютно никакой гарантии это не даёт. Фашисты же не знают моих возможностей в будущем, вдруг я там как-то извернусь и мордоворота убью, там ведь потенциально что угодно может быть, опасность грозит со всех сторон, причём совершенно неизвестная опасность. И если меня пытаться принудить силой достать информацию о Бомбе (или любую другую), но мне удастся выйти из-под контроля (а это весьма вероятно), то что я, обозлённая донельзя на фашистов, сделаю? Думаю, подробнейшая информация по Бомбе очень скоро окажется на столе у товарища Сталина.