Александр Антонов - Распущенные знамёна Страница 38

– Может, есть, а может, и нет, – усмехнулся Грицко.

– Вот бы проверить, – вздохнул я.

– Ты это брось, – нахмурился Сашко. – Нам батька за такую проверку враз головы поотрывает.

– Или чего поважнее, – хохотнул Грицко.

– Так я ж не предлагаю Граниевского грабить, – деланно возмутился я.

– А шо ты предлагаешь? – блеснул пьяным глазом Грицко. – Пойти и спросить: милостивый пан Граниевский, а не скажите ли вы нам, сколько у вас грошей золотых, да цацек драгоценных?

– Так он тебе и ответит, – захохотал Сашко.

– Ну, это как спрашивать… – стал напускать я туману.

– Не понял, – боднул головой Грицко, – разъясни!

– Тут всё очень просто, – начал я переходить к сути моего плана. – У Граниевского ведь есть дочь?

– Есть, – подтвердил Сашко и мечтательно добавил: – Гарная паненка!

– Так вот, мы эту дочь похитим, а Граниевскому письмо напишем, в котором потребуем за возврат девушки выкуп – тысяч пятьдесят золотом и камнями.

– Он столько не даст, – усомнился Сашко, но я заметил, что глаз у него загорелся.

– Потребуем пятьдесят, а возьмём, сколько принесёт, – пояснил я. – Как вы думаете, оторвёт нам батька за это головы?

– Головы может и не оторвёт, – рассудил Сашко, – а деньги, коли прознает, точно отберёт.

– Значит надо сделать так, чтобы не прознал, – сказал я. – Главное, самим не проболтаться, а Граниевского мы так запугаем, что он молчать будет.

Всё шло, как по писаному. Девушку умыкнули так, что её не сразу и хватились. Письмо отцу я написал собственноручно. Граниевский стал было артачиться, но когда получил в следующем конверте мизинчик – Грицко на кладбище раздобыл – якобы его дочери, сразу на всё согласился, только попросил неделю срока для сбора нужной суммы.

В Киеве Тухачевского ждало неприятное известие. «Гайдамаки прознали про ваш отряд и перекрыли дорогу на Львов, – сказали ему. Теперь в город без боя не пробиться». Бой на этой стадии операции был Тухачевскому ни к чему, и он вышел на связь с Духониным.

На Киевский аэродром самолёт за самолётом садились «Невские». Сразу после дозаправки принимали на борт бойцов, и, взлетев, брали курс на небольшой прифронтовой аэродром вблизи Львова. Примерно за сутки Тухачевский предполагал перебросить туда обе бригады. Попова он с собой не взял. Отозвал в сторону и передал распоряжение Петрограда: одним бронепоездом срочно выдвигаться на станцию Гуляй-Поле. Оттуда ехать в Гуляйполе к Махно, и кровь из носу привести его вместе с подчинёнными отрядами под советские знамёна.

Дебаты по вопросу о независимости Украины шли к завершению, Центральная Рада жаждала голосовать за четвёртый универсал. Ни пламенная речь Винниченко, призвавшего коллег не идти на открытую конфронтацию с Петроградом, ни выступление киевского комиссара Василия Чумака, который от имени Украинской Народной Республики Советов внёс предложение создать согласительную комиссию для совместного поиска выхода из затянувшегося конфликта, не нашли у вошедших в раж депутатов должного понимания: «Нет! Поздно! Геть! Геть!»

Когда Чумак в очередной раз полез на трибуну, его с неё просто стащили, не дав произнести ни слова. Комиссар в отчаянии махнул рукой и направился к выходу из зала, группа депутатов во главе с Винниченко последовала за ним под свист и улюлюканье зала и насмешливый взгляд Симо́на Петлюры, направленный из президиума им в спины.

В вестибюле их окружили гайдамаки. На возмущённые выкрики: «Как вы смеете! Мы депутаты Центральной Рады!» следовал ответ: «Были депутаты, пока не предали свободную Украину!» Увлёкшись, гайдамаки не заметили, как сами оказались в крепких руках российских спецназовцев, быстро заполнивших вестибюль. К освобождённым депутатам и Чумаку подошёл Тухачевский.

– Здравствуйте, товарищи! Надеюсь, в этом здании найдётся укромный уголок, где вы сможете отсидеться, пока мы разберёмся с вашими бывшими коллегами? Да и город пока не полностью в наших руках…

Петлюра был счастлив. Только что он своей подписью под гром аплодисментов скрепил акт, провозглашающий независимость Украины. Теперь он потрясал бумагой, держа её высоко над головой. Да так и замер, окаменев лицом и телом. Кое-где в зале ещё аплодировали, но большинство депутатов уже недоумённо вертели головами, глядя, как все проходы быстро заполняются вооружёнными короткоствольным оружием («Самопалами») военными.

Тухачевский подошёл к столу президиума и буквально вырвал из рук Петлюры бумагу. Показал её залу.

– Только что вы проголосовали за акт, который противоречит существующему законодательству! Именем Советской власти объявляю Центральную Раду распущенной! Требую очистить зал! А вас, господин Петлюра, – повернулся Тухачевский к бледному лицом главе Директории, – я попрошу задержаться.

Очисткой зала от бывших депутатов руководил комиссар Железняков. Не повезло матросу Железняку в ЭТОМ мире с Учредительным собранием, теперь он в полной мере отыгрывался на Центральной Раде. Перед тем, как отпустить, депутатов заставляли сдавать мандаты. Некоторых сразу отводили в сторону. Всего было задержано двадцать семь человек, и один, Петлюра, арестован.

Всё пропало! Эти животные изнасиловали девушку. Как её в таком виде передавать отцу? Я не удержался и высказал уродам всё, что я про них думаю. Бандитам – а как их ещё теперь прикажете называть? – мои определения пришлись не по нутру.

– Ну, ты не очень-то языком мели! – зло выкрикнул Грицко, направляя на меня ствол.

Сашко придержал его руку, отвёл ствол в сторону.

– Та шо с ней будет? – примеряющим тоном сказал он. – Подумаешь, девка бабой стала, эка невидаль! – И добавил: – А Грицко прав: ты за словами-то следи!

– А что я теперь её отцу скажу? – остывая, спросил я.

– Так то твоя забота, – сказал Сашко. – Наше дело было девку выкрасть и покараулить, а гутарить с паном Граниевским твоя печаль.

– Где моя дочь?!

Было видно, что Граниевский на грани срыва.

– А где выкуп? – вопросом на вопрос ответил я, держа за спиной наган с взведённым курком.

Граниевский показал саквояж.

– Откройте! – потребовал я.

От блеска жёлтого металла и драгоценных камней зарябило в глазах.

– Здесь всё? – сглотнув слюну, спросил я.

– Больше чем на сорок тысяч! – выкрикнул Граниевский. – Всё что смог собрать. Где моя дочь?!

– Успокойтесь, подойдите к обрыву.

Под высоким берегом в обрамлении песчаных пляжей текла река. Я указал Граниевскому в сторону небольшого островка.

– Вон ваша дочь!

– Ядзя! – крикнул Граниевский. – Доченька! – Повернулся ко мне: – Почему она не отвечает? Что вы с ней сделали?!

– Ничего мы с ней не сделали, – соврал я. – Вы же видите, ваша дочь жива. Отдавайте саквояж и ступайте к лодке, забирайте вашу дочь с острова.

И почему я не герой приключенческого фильма? Припрятал бы загодя коня и ускакал бы сейчас на нём вместе с золотом и драгоценностями. Но кавалерист из меня никакой, потому я пошёл к Грицку и Сашко и безропотно поделил с ними добычу.

Ночью я всё-таки попытался бежать, но меня почему-то стерегли пуще обычного, и мне вместо свободы пришлось довольствоваться самыми дурными предчувствиями.

Утром за мной пришли. В комнате, помимо Махно, присутствовали Щусь, Задов и какой-то незнакомый мне командир в форме без погон, на рукаве гимнастёрки двойной шеврон с красной звездой внутри, а также… пан Граниевский. Тот, как увидел, так сразу на меня кинулся с воплем: «Это он, мерзавец!» Его удержали.

Махно спросил:

– Куда спрятал награбленное?

Я назвал место. Задов отправил своих людей по указанному адресу. Махно повернулся к Граниевскому.

– Гражданин Граниевский! От имени Украинской Народной Республики Советов приношу вам извинения. Всех виновных в постигшем вас несчастье настигнет суровая кара. Что касается денег, которые были получены от вас обманным путём, то они будут переданы в государственную казну как нажитые нечестным путём. Я вас больше не задерживаю!

Граниевский встал и в сопровождении Задова молча покинул комнату. Щусь поманил меня к окну.

– Гляди, падла, как хлопцы по твоей вине пропадают!

У стены соседнего дома стояли Грицко и Сашко без ремней и сапог. Залп расстрельной команды совпал с выходом из дома пана Граниевского. Тот побледнел, стараясь не смотреть на трупы, подбежал к своей бричке и поспешно уехал.

Гадать, почему я не с ними, пришлось недолго. Махно произнёс:

– Поскольку я теперь командующий внутренними войсками Украинской Народной Республики Советов, то должен с тобой поступить по закону. Грицко и Сашко сознались, что на подлое дело их подбил ты, но насильничали они по своей воле, за что и расплатились жизнями. Тебя же я предаю в руки бригадного комиссара товарища Попова, который доставит тебя в Петроград, где за тобой, оказывается, водятся другие грешки.