В. Бирюк - Рацухизация Страница 39

Кажется, только в «Декамероне» аббат-бенедиктинец применяет эту позицию, причём исключительно из соображений техники безопасности и в целях снижения травматизма:

«он взобрался на постель монаха и, взяв во внимание почтенный вес своего достоинства и юный возраст девушки, а может быть, боясь повредить ей излишней тяжестью, не возлег на нее, а возложил на себя и долгое время с нею забавлялся».

Монах, подглядывавший за процессом, честно сообщает аббату:

«Мессере, я еще недавно состою в ордене св. Бенедикта и не мог научиться всем его особенностям, а вы еще не успели наставить меня, что монахам следует подлежать женщинам точно так же, как постам и бдениям. Теперь, когда вы это мне показали, я обещаю вам, коли вы простите мне на этот раз, никогда более не грешить этим, а всегда делать так, как я видел, делали вы».

«Отмазка» принимается аббатом без изумления. Включая равноценное отношение к сексуальной позе и к обрядам католической церкви.

Вывод: даже в весьма продвинутой части европейского общества — среди монахов-бенедектинцев, в наполненной культурой и прогрессом Италии, с начинающимся уже Ренессансом, столетие спустя после моего «сейчас»…. - такая поза широким массам неизвестна, считается сакральной, требует специального разрешения духовного наставника и начальника.

В христианском средневековом мире позиция «дама сверху» — жёсткое табу. Что вызывает яркие чувства. Неважно какие: восторг ли от собственной смелости, ужас ли от неизбежности наказания… Главное: переживания — сильные. Крепкий шнурок на человеческой душе.

«Запретный плод — сладок» — давняя христианская мудрость.

Построить подходящую ситуацию — дело техники. Важно, что такой поводок можно накинуть и уверенно за него дёргать — потому что крепкий. Потому что — табу. А нарушение табу — вызывает мощные эмоции.

Прав был Иисус:

«знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст Моих».

«Тёплые» — неуправляемы. На них не накинешь «ошейник» сильных эмоций.

«После нескольких лет наблюдения за своим сознанием Будда Шакьямуни пришёл к выводу, что причиной страдания людей являются они сами, их привязанность к жизни, материальным ценностям, вера в неизменную душу, являющаяся попыткой создать иллюзию, противостоящую всеобщей изменчивости. Прекратить страдания (вступить в нирвану) и достигнуть пробуждения, можно путём разрушения привязанностей и иллюзий устойчивости с помощью практики самоограничения».

Разрушь привязанности и иллюзии. Перестань «греть» или «вымораживать» мир. Приди в «термодинамическое равновесие» с окружающей средой… Стань «тёплым». И ты растворишься в Будде. Поскольку Христос — «изблюёт» тебя.

Наполнитель нирваны — блевотина Иисуса?

А вот «холодные» или «горячие»… Взволнованные «привязанностью к жизни» и «иллюзиями устойчивости» наложенных на неё табу…

Надо запомнить и применить связку: «дама на колу» — шнурки на обоих душах.

Интересны ассоциации с «языком змеи». Каждая «Евина дочка» хочет ощутить себя в раю: никакой готовки-стирки-уборки, бегать голенькой по лесу со своим мужчиной… И чтобы кто-нибудь нехороший, с длинным гибким языком, её льстиво совращал в отсутствие мужа.

Так применение техник куннилингуса в средневековом обществе выводит эту форму сношения на уровень богословия. Надо применить в подходящем случае, сформировав «шнурок» и такого вида.

Только бы не перепутать куннилингус с промискуитетом.

…

Утром она воспользовалась моментом — пока я на утреннюю разминку убежал, и исчезла из спальни. Потом всё утро старательно от меня пряталась. Пришлось посылать мальчишку-посыльного, чтобы нашёл и привёл.

Я с утра зацепился языками с мужиками на поварне по обычной текучке. Но не заметить её появления было невозможно: вся толпа вокруг меня мгновенно замолкла и превратилась в слух. В коллективный слух стаи «хомом сапнутых» индивидуев. Понятно, что про наши вчерашние экзерсисы — всем всё известно. Во всех подробностях. К счастью — не в реальных. Промывать всей вотчине мозги по методу бенедектинцев… насчёт подлежания обетам, постам и бдениям… мне несколько не ко времени.

— День добрый, Иван Акимович. Подобру ли почивал?

Стандартное утреннее приветствие вызвало немедленный поток шепотков:

— Во… сама всю ночь… бесстыжая… до утра ж почитай орала… а ещё и спрашивает…

Гапа пылала «зарёй востока». Пытаясь как-то оправдаться из-за необходимости её поиска по усадьбе, растерянно выдала:

— Я… там… постелю постирать сняла… чтоб нынче же быстренько… а то вчера-то… мы там… замарала малость… но уже всё! Уже простирнула! Уже сохнет… вот…

Какой у нас самый известный красный гигант? Бетельгейзе? Хотя он — сверхгигант. Но — похоже. Наверное, он именно так вблизи и выглядит. Только Гапа пока косматыми протуберанцами не плюётся.

— Значится так, Агафья. Что постель у меня сменила — правильно. Неправильно — что сама стирать взялась. Для того у нас прачки есть. Прачки есть, а толку нет. Посему велю тебе быть в усадьбе ключницей.

Бздынь. Тема с между-ляжечного уровня перескочила на уровень обще-вотчинный. О, и серьёзные люди появились: Домна из подсобки выглянула, Потаня от разговора с мужиками оторвался.

— Хозяйство наше растёт. У Потани за делами крестьянскими до усадьбы руки не доходят. Домна — на кухне главная. У неё забот — выше крыши. Ни то, ни другое менять не будем. Но нужен человек, с которого я спрошу за порядок в доме. Ты, вон, вчера паутину за иконой углядела.

Новая волна шепчущегося недоумения:

— Это они чего?… Так он её на божнице?!… Не, тама места нету, не уложишься… Он яё с иконой… Ну, снял и паутину видать… — А на шо ему в этом деле лик святой? — Тю! Ты вспомни — чего он прошлый раз за икону взялся? Шоб больше вылилось! Шоб по самые ноздри! Как тую блоху земляную…

А инфракрасные гиганты бывают? Где-то на поварне должен быть ящик с песком. На случай пожара. Если она сейчас хоть чем легко-горючим к своим щекам прикоснётся… случай и настанет. Я имею в виду — случай пожара.

— Ты баба взрослая, разумная…

Теперь-то уж не отопрётся. «Я — не баба…».

— Принимай хозяйство. И чтоб в усадьбе был порядок! И — чистота.

Кто-то тихо шипел и злобствовал. По теме: если лечь пониже да принять поглубже, то взлетишь повыше. Но мне плевать: есть проблема и её надо решать. Агафья — справится.

Многие коллеги-попадуны как-то очень пренебрежительно относятся к обустройству места своего обитания. Не только в смысле: чтобы крыша не текла и из дверей не дуло, но в части чистоты и порядка.

Нет, я понимаю, что нормальный мужик может всё сделать лучше женщины. Что самый порядочный порядок на военных кораблях. И вообще, носки себе — я могу постирать и сам. Тем более, что их тут нет. Но — время! Или — «светлое будущее для всего человечества», или — подмести полы в своём дому. Причём всякой бытовой техники, типа робота-побирашки, который смешно ползает по полу, урчит и пыль подбирает, тут нет. Всё ручками.

Мне — не в лом. Я люблю делать порядок. Я люблю мыть посуду, раскладывать барахло по местам, затягивать гайки и смазывать петли. Без фанатизма, но с энтузиазмом. Но — время!

Можно и чужими руками. Но их нужно организовать. А это тоже время. Размерность задачи растёт: у меня на подворье уже два трёхэтажных дома, с десяток других построек, мастерские, конюшни, склады. Одних курсантов — больше сотни молодых проглотов собирается.

Срач вокруг попаданца нарастает лавинообразно и квадратно-зависимо. Извините.

Агафья оказалась очень толковой домоправительницей. Опыт жизни в большой посаднической усадьбе в Вержавске, которого не было у других кандидатов, позволял предвидеть проблемы и применять уже известные ей решения. Постоянный оптимизм, радостность — гасить неизбежные конфликты, а способность видеть ложь — избегать обмана со стороны слуг. Впрочем, высокий статус ключницы позволил привлекать её и к беседам с вятшими. После чего я с удовольствием слушал её анализ лживости очередного чужого трёпа.

Глядя как Гапа строит «этого козла» — Меньшака, я понял, что я наделал: я перешёл к следующему этапу своего выживания в «Святой Руси», к фазе структурирования иерархической системы управления.

Всё больше люди, непосредственно делающие дело, выбывали из круга моего постоянного внимания, из-под прямого присмотра и контроля. Исполнители и делатели в моём повседневном общении всё более заменялись управителями и надзирателями. На смену двухзвенной системы: раб-хозяин — приходила четырёхзвенная: работник-мастер-начальник-владетель.