Между двух огней - Ande Страница 39

Человек с высшим советским образованием, если посмотреть реально, для предков слабый источник информации. С другой стороны я знаю то, за что, по настоящему серьезные люди, готовы отдать что угодно. Я знаю НАПРАВЛЕНИЕ развития человечества. Заодно и ключевые события будущего. Но если даты и названия это вопрос, в общем-то тактический, то тенденции — это чистая стратегия. И реально оценить, а, главное, использовать это знание сейчас на планете могут всего трое. Рузвельт, Гитлер, и Сталин.

С фюрером я не буду связываться ни за что. Разве что в голове вертится мысль попробовать исполнить пидора. Шансы есть. Но, боюсь, уже не выйдет. На годик бы раньше — сразу бы взялся. А сейчас охрана уже отработана. И мои шансы в пределах погрешности. Глупо гибнуть? А смысл?

Рузвельт. Он и так использовал ситуацию по максимуму. Все до одного плюсы из унизительнейшего разгрома в Перл-Харбор он извлек, и обеспечил своей стране процветание и благоденствие. Мое русско-патриотическое нутро все время корчится от зависти. Ведь даже ни одного политического противника не грохнул! Без всякой полицейщины мобилизовал страну. И вопреки законам, оппозиции, мафии, и собственным болезням, сумел поставить дело так, что и в двадцать первом веке его страна получает плюшки. И что, мне играть за него? Обойдется.

Ну и Сталин. Он обладал исчерпывающей информацией по нападению Германии на СССР. Это самый простой пример его нежелания слушать хоть что-то, что не совпадает с его представлением о положении дел. Я ведь наизусть помню ту майскую шифровку. «Дора-Директору, через Тейлора. Гитлер окончательно определил двадцать второе июня как день „Д“ нападения на СССР». Апокриф, похожий на правду, гласит, что Голиков принес вождю стопку шифровок от надежнейшей агентуры. Не сводку, а вот так, шифровки. А он отмахнулся, раздраженно заявив, что английские шпионы повсюду. Да и Зорге считался английским агентом. В результате — ужасное лето сорок первого.

Ну, и что будет значить для этого деятеля моя информация? А уж если оценить весь комплекс знаний о будущем… Грохнет меня вождь и учитель. Послушает, а скорее, и слушать не станет. Потому что с его же точки зрения за меньшие провалы людей нужно расстреливать. То есть осуждать по первой категории.

Я налил себе рюмку и хмыкнул. Вспомнил, что попаданческая фантастика у нас утвердилась именно в сюжетах о переигранном сорок первом. Болеть будет еще долго. Потому что это не просто поражение. Это слитые в унитаз усилия целой страны. Этот удивительный порыв тридцатых, когда голыми руками строили Днепрогэсы, слился простым приказом, «Ни в коем случае не поддаваться на провокации». И это не говоря о чудовищных людских потерях.

Когда русские патриоты двадцать первого века дрочат на Китай, они почему-то говорят о властях, социализме и прочей ерунде. А всех тайн-то — миллиард работников. Если один работник за год лопатой выкопает ям на тысячу долларов, то даже тогда ВВП Китая будет больше Российского. Вот такая вот простая зависимость. А потом уже сброшенные из Европы технологии, потом уже открытые американские рынки. Сначала — многочисленное население.

Но в России с этим грустно. Именно Сталин взялся его сокращать. Сначала уничтожая любой намек на протест. Потом войной. Потом опять борьбой с населением. Да так, что и в двадцать первом веке никто не знает, насколько сократил. Но патриоты все мечтают о расстрелах.

Это дико, но если я встречусь с Быстролетовым, и расскажу что будущее за ракетами, то, скорее всего, Лангемака расстреляют еще раньше. Ракетами заинтересовались лишь когда пришла информация что немцы что-то там мутят с ФАУ. А Лангемак с Королевым — кто такие? Вот немцы — это для Сталина с Берией авторитет.

По сути, любой человек из СССР, которому я расскажу о будущем, — покойник. Потому что если отбросит шелуху, я расскажу о том, что все принятые вождем решения приведут к провалам.

Но помочь нашим надо. И это не обсуждается. Вот и думай, голова.

Пароход встал на рейде Антверпена двадцать пятого июля. Очередь на разгрузку подходила через сутки. Утром портовый катер доставил нас с Яковом на берег. Два загорелых парня ни таможенников, ни иммиграционные власти не заинтересовали. Мы с комфортом разместились в Century Hotel Antwerpen Centrum, недалеко от вокзала в самом центре. Привели себя в порядок и направились в Diamond Quarter — квартал ювелиров, мастерских по обработке, и небольших ювелирных фабрик.

Метр Планель, пред нашим отъездом, дал нам контакты господина Мойши Тейманиса. Его магазин располагается на Quellinstraat, совсем недалеко от отеля. Меня заверили, что господин Тейманис как ничто отвечает моим требованиям. И с ним можно обсуждать широчайший круг вопросов.

Меня не удивило, что знаменитый алмазный квартал — еврейский. Я здесь бывал в конце двадцатого века. А Мейдель несколько прифигел.

— Ты меня куда привел, Иван?

— Спокойно. Ты что, не знал что лучшие ювелиры — евреи?

— Если бы мне кто-нибудь сказал…

— Ну вот, теперь ты знаешь.

Нужный нам магазинчик мы нашли с трудом. Времена, когда витрины будут пуленепробиваемыми, настанут не скоро. Поэтому сейчас понять, куда тебе занесло, можно только заглянув внутрь. С третьей попытки мы попали куда нужно.

— Господа Колтцофф и Мейдель? — уточнил у нас шкафоподобный охранник. На наш кивок посторонился и пропустил внутрь.

Внутри все было — богато. Не кричаще и аляповато. А строго и неброско. Почти аскетично. Красное дерево. Дорогие ковры. Дубовая отделка стен. Сверкающие витрины с драгоценностями. И совсем нестарый мужчина, который сказал:

— Добрый день господа. Я — ювелир Тейманис. Что привело вас ко мне?

— Здравствуйте. Мы с кузеном нашли несколько необработанных камней и хотели бы обсудить это с вами.

Из боковой двери появилось еще два мужчины. В отличие от самого ювелира, одетого в хороший костюм, они выглядели как настоящие хасиды, с пейсами, шляпами, и веревочками снизу пиджака. Только я сразу увидел, что это охрана. И, в отличие от шкафа на входе — неплохие бойцы. Один, так и вовсе хорош. Правда, не против меня. Я не то чтоб звезда. Но, судя по пластике движений, они галимые рукопашники. Ерунда. Если бы я грабил