Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант Страница 4

Лихарев, будучи по натуре личностью попроще, и держался соответственно. А что за беда? К нему жизнь всегда была повернута казовой стороной. Ему поручено решать судьбы человечества, он их и решает. Успешно и с полным для себя удовольствием. Правда, сейчас все как-то иначе начало оборачиваться.

Он успел впервые ощутить это, самым краешком, когда Шульгин-Шестаков вмиг его обезоружил в заснеженном Сокольническом парке и заставил играть по своим правилам. Но это было еще не так наглядно, могло сойти и за досадную случайность. А сейчас этот землянин просто подавляет, и не только его, но и Высшую…

Александр Иванович, поняв, что клиенты готовы, резко сменил тон:

– Согласитесь, Дайяна, что сейчас мы с вами в одинаковом положении. Прошлый раз на катере вы говорили от имени Игроков, Держателей, и мы вас слушали, конечно, без трепета, но с достойным обстановки вниманием. Сейчас, я вижу, вы отвечаете только за себя. Так?

Лихарев снова не понял, о чем речь, но Дайяна кивнула утвердительно.

Очень интересно.

– Ты, Валентин, тем более ни за что не отвечаешь. Для тебя наш разговор – хуже, чем китайская грамота. Так?

Валентин тоже кивнул, предпочитая не говорить слов, которые могут быть истолкованы самым неожиданным для него образом. Почему и в ближнем окружении Сталина продержался так долго.

– Скажите, Дайяна, – спросил Шульгин, – сколько времени назад по вашему счету мы расстались?

– Часов десять-двенадцать, я думаю…

Очень хорошо. Для первого Александра, по личным ощущениям, прошло не меньше года. Это с возвращением в крымскую Россию, в Москву, со спасением Колчака, сражениями с англичанами и всем прочим. И – переброс сюда.

Вторая память ограничивалась десятью днями – от ночи в постели Сильвии до ухода сюда же, через историю Шестакова. При этом он спокойно относился к совмещению в себе этих далеко не конгруэнтных[5] вариантов.

И пока еще он не очнулся в каменной каютке Нерубаевских катакомб[6], чтобы осознать часть (только часть) с ним произошедшего. Это, в определенном смысле, впереди.

Ни Дайяну, ни Лихарева он грузить собственными сомнениями не собирался. Они раз и навсегда договорились с Новиковым (кстати – после напряженного разговора с Дайяной же), который единственно его понимал в почти полной мере, – не касаться проблем собственной адекватности и душевного здоровья. Иначе легко зайти слишком далеко. Лучше попросту: психи – так психи, нет – так нет. Начнешь углубляться, выяснять, обсуждать, диагностировать – верный путь к смирительной рубашке. Не джеклондоновской, к обыкновенной.

– Давайте лучше уточним наши позиции, – предложил он. – Последний с вами разговор, Дайяна, мне показался конструктивным. Вы вели себя как весьма разумная и отстранившая потерявшие смысл эмоции женщина. Мы могли бы принять вас в наше общество, как Ирину, как Сильвию…

Лицо Дайяны дернулось мгновенным тиком. Нет, пожалуй, Шульгин слегка перебрал. Так сразу предложить герцогине место горничной или приживалки – не всякая поймет правильно, найдет в себе силы здраво оценить обстановку. А с другой стороны, Александр сам видел, как легко адаптировались, оставив гонор, русские князья, полковники и фрейлины двора Ея Величества к положению шоферов, швейцаров борделей или… Но не будем, не будем уточнять.

– Спасибо за предложение, но планы у меня есть собственные, и вряд ли мы сможем найти общий язык. Вы просто не понимаете, о чем говорите. И правы вы только в одном – из того, что наши пути снова пересеклись, следует лишь вопрос: кому и зачем это нужно? Но уже не мне. Я сижу сейчас здесь и не могу найти никаких объяснений – зачем? На самом деле самое простое – у меня появилось желание вновь увидеть это место, я пришла и увидела вас. А теперь и этого господина, которого я неплохо помню. Леди Спенсер отзывалась о нем достаточно положительно. Вы от нее, это она дала вам формулу перехода? А для чего? Ваше появление здесь и раньше не показалось бы мне уместным, а теперь тем более. Или на Земле опять случилось что-нибудь неожиданное?

– Насколько я знаю, нет, – осторожно сказал Лихарев. – Простите мою инициативу, но я просто счел своим долгом найти кого-нибудь из руководства. Леди Спенсер последнее время ведет себя достаточно странно, вот хотя бы в истории с товарищем Шульгиным-Шестаковым… Есть и еще несообразные моменты…

– Стучать прибежал? – широко улыбнулся Шульгин. – Террор среды, как у вас говорят? Не донесешь ты первым, донесут на тебя? А мне казалось, ты к советскому яду нечувствителен…

Такая трактовка его поступка Лихарева, кстати, вполне устраивала. Не нужно придумывать ничего более сложного.

– Александр Иванович, все ведь зависит только от того, как назвать. По-вашему – стучать, по-другому – принять необходимые меры. Если на фронте вы узнаете, что ваш командир собирается перебежать на сторону врага с секретными документами, неужели сделаете вид, что вас это не касается?

– Хорошо, хорошо, пример удачный, а вообще ваши дела меня ни малейшим краем не интересуют. Вот, встретил ты главнейшую из главных, докладывай, а я и выйти могу, мне ваши секреты вон где… Мне бы домой поскорее вернуться.

Он в самом деле встал, пружинистой походкой направился к двери на окружавшую терем галерею.

– Вы опоздали, координатор Лихарев, – прежним тусклым голосом сказала Дайяна. – Ничего нет. Базы нет, Проекта нет, меня, в том смысле, как вы это представляете, тоже нет… Живите, как знаете, или, наподобие самураев в день капитуляции Японии, сделайте себе харакири…

– А немного подробнее – можно?

Дайяна очень коротко и устало пересказала ему то, что раньше уже говорила Сильвии. О ликвидации связи с Метрополией, исчезновении базы, распаде памяти, ее личной и компьютерной, «схлопывании» всего «Pax Aggriana».[7]

Но Лихарев был не так прост. Он спросил Дайяну о реальной, фиксированной по Главной последовательности дате начала этого процесса.

– Ваш вопрос не имеет смысла. Какая разница?

– Для меня – есть. По косвенным данным, ставшим мне доступными совершенно случайно, это произошло никак не раньше конца восьмидесятых годов…

– И что?

– Я ведь живу и работаю в тридцать восьмом. Что бы тут у вас ни случилось, в моем времени все остается по-прежнему?

– Очень может быть. Но меня это уже не интересует. Я ведь – здесь.

– А я могу переместиться оттуда – сюда? Если миссия там больше не имеет смысла?

Дайяна задумалась на несколько секунд.

– Боюсь, что нет. Вас же учили…

Теорию Лихарев помнил, но ведь столько уже произошло и происходит вещей, никак с ней не согласующихся.

– Простите, ведь только что господин Шульгин предлагал ВАМ присоединиться к их компании в их времени. Почему бы и не мне тоже? Раз в тридцать восьмом моя работа уже не имеет смысла и перспектив…

Дайяна пристально посмотрела ему в глаза.

– Просто потому, что вы – не я. Вы жестко привязаны к своему месту и времени. Если вздумаете остаться здесь – вас просто выдернет обратно, когда напряжение хронополя упадет. А оно упадет очень скоро, оно уже падает, потому что Базы на Таорэре нет и его нечем поддерживать. То, что вы сюда сумели проникнуть, – это уже парадокс. Да вот, смотрите, тот, на кого вы уповаете, исчез…

Валентин посмотрел в окно.

Буквально минуту назад он видел Шульгина, сидящего на перилах и безмятежно покуривающего. Теперь же там было пусто.

Подчиняясь странной смеси отчаяния и облегчения, он выскочил на галерею. Действительно, землянин исчез, испарился. Ни убежать Александр Иванович не успел бы, ни спрятаться, приди ему в голову такая затея.

– Что бы это значило? – спросил он у Дайяны, возвращаясь в комнату.

– Да ничего. Фантом, призрак, или та самая «пересадка». Его земное тело было прислано, чтобы встретить информационный сгусток матрицы. Мы успели, случайно или нет, стать очевидцами. Он говорил с нами, пока личности, одноименные, но не одинаковые, притирались друг к другу. Оттого и знание событий, никогда на самом деле не совмещавшихся и несовместимых. Очередной парадокс. Теперь процесс завершился. Сейчас он снова «дома». Через несколько минут уйдете и вы. Ничего не могу вам посоветовать. Живите, работайте. В тридцать восьмом у вас есть леди Спенсер, там же может появиться и прежняя госпожа Дайяна. Лет через пятьдесят, может быть, встретимся. А возможно, и раньше. Сейчас я уже не помню, было такое в той жизни или не было…

– Тогда я совсем ничего не понимаю. Зачем мы сейчас втроем сошлись здесь? Должен ведь быть какой-то смысл, цель, сверхзадача?

– Вполне возможно. Только нам об этом не сказали. Вам, предположим, нужно было увидеть меня нынешнюю, чтобы с учетом этой встречи как-то иначе вести себя там, где вы сейчас пребываете. Мне – убедиться, что змея в очередной раз укусила собственный хвост.