Александр Логачев - Мечи Ямато Страница 4

Пустая. Бэнто была совершенно пустая, если не считать каких-то белых крошек и палочек для еды. Забери твою душу... Артем даже не почувствовал в себе сил выругаться как следует.

Уже мало на что надеясь, он разобрал вещи в коробе до конца. И все-таки повезло. Нет, еды он не нашел, но на самом дне короба он обнаружил завернутые в тряпицу деньги. Шесть монет, две из которых, похоже, были золотые, остальные вроде бы из серебра. Все монеты были с дыркой посередине и с незнакомыми Артему иероглифами. Китайские, разумеется. Они в Японии после риса являлись самым ходовым платежным средством.

И это настоящая удача, иначе не скажешь. Это повезло.

Одна из золотых монет выделялась щербатым краем, будто ее погрызли чьи-то острые зубки. Причем не только острые, но и симметрично расположенные во рту — потому что в щербатости неуловимо присутствовала некая правильность, выщербины располагались через равные промежутки. Впрочем, Артем не сомневался, что от всего этого ценность монеты нисколько не уменьшилась — здесь деньги чеканят из чистых металлов, не из сплавов, поэтому золото и в щербатом виде остается золотом.

Совесть напомнила о себе уколом в сердце. Не стоит, мол, радоваться, денежки-то кровавые получились. И слабое оправдание, что вышло все случайно. Какая уж там случайность! Не трогал бы чужие вещи, человек остался бы в живых.

Да. Все так. Радоваться, конечно, не стоило, но и грех было бы не воспользоваться нечаянной удачей.

Оставив себе деньги, Артем покидал все вещи незнакомца в короб и отнес к яме, ставшей лесной могилой. Опустил короб в яму, забросал ветками и листвой. Теперь ничего не связывало его с погибшим.

Он снова вышел на дорогу и тут вспомнил о выброшенном японцем предмете. Что же это было? Он без труда нашел место, куда упала та штука, достал ее из грязи. Окунул, держа за черный плетеный шнур, в воду канавы, отмыл.

Лакированная деревянная дощечка. Обита по краям медью, что делает ее тяжелой. Размером с портсигар, толщиной в два пальца. С одной стороны на дощечке изображена стрекоза, зависшая между двумя цветками в траве: один в виде бутона, другой — распустившийся. С другой стороны ничего не изображено, голая крашеная доска.

Наверное, некий талисман или оберег. А выбросить его японец хотел, видимо, из религиозных побуждений. Вернее будет сказать, он не хотел, чтобы святыня, которая, возможно, перешла к сыну от отца, а к отцу от деда и вообще долгие поколения находилась в семье, попала в руки презренного бледнолицего чужака, который эту святыню, прикоснувшись, опоганит...

Артем задумчиво разглядывал лежащий на ладони предмет. Может быть, из уважения к последней воле умирающего следовало бы избавиться и от дощечки, однако не исключено, что вещица эта имеет некую ценность и ее можно будет обменять на продукты питания, когда выйдут все деньги. Ведь еще неизвестно, насколько велика сумма и на что ее хватит. Вполне возможно, и не на многое хватит. А путь до Ицудо неблизкий...

Ладно, решено. Оставляем. Артем повесил дощечку себе на шею. Потом будем разбираться, что с этим делать. Сейчас надо отсюда уматывать.

Здравый смысл требовал как можно скорее уносить ноги из города. Но голод говорил другое. Голод требовал как можно скорее что-нибудь закинуть в брюхо. Желательно побольше и понаваристее. Удаляясь прочь от города и возможных неприятностей, удаляешься и от еды. Когда там подвернется следующее поселение или хотя бы повстречается путник, у которого можно что-нибудь купить? Бог весть. Может быть, очень нескоро. И что, дальше так и пухнуть с голоду? И это когда у тебя есть деньги? Когда через какие-то десять минут уже можно есть, есть и есть...

Здравый смысл еще что-то бухтел разумное и правильное, а ноги сами уже повернули в сторону города и понесли по дороге.

Артем знал, куда идет и где он сыщет хлеб насущный...

Глава третья

УЖИН ПО-ЯПОНСКИ

Вечерняя дымка. Барабаны гремят

у костров, слышится песня...

Необходимое заведение Артем обнаружил без труда. И это несмотря на то, что над входом не красовалась вывеска типа «Суши-бар» или «Самурай-доналдс». Надо сказать, что вообще никаких вывесок Артем в городишке не заметил, равно как не видел и каких-нибудь покачивающихся на крюках бронзовых кренделей, сандалий-гэта или подков с кувалдами — мол, здесь проживает ремесленник соответствующей профессии. Просто-напросто искомое заведение находилось на краю города, и как раз с этого края Артем сегодня зашел в этот населенный пункт. Словом, шел мимо и приметил. Дело было в самом начале вечера, еще не похолодало, двери были отодвинуты, и он мог видеть столы, сидящих за ними людей, которые что-то ели и пили.

Тогда Артем ускорил шаг, чтобы побыстрее оказаться подальше от картинок, вызывающих голодное головокружение и заставляющих брюхо урчать. Но сейчас совсем другое дело. Сейчас он при деньгах. И хотя древнеяпонских цен Артем не знал, однако две золотые монеты — это, думается, серьезно. Золото и в 2005-м будет в цене, чего уж говорить про ранние века. Так что есть все основания рассчитывать не только на обед за эти монетки, но и на кое-что еще. Только бы вот не сглупить на ровном месте, не дать себя облапошить, а то трактирщики — народ известный, трудящихся обманывать горазды, им это как два пальца об катану.

Артем поднялся на веранду. Обычная японская веранда, тут у всех такие, у кого дома поприличней: идущая вдоль всей фасадной стены, сделанная из покрытых темным лаком, тщательно отполированных брусьев.

Никакого швейцара на входе, разумеется, не было, дверь пришлось отодвигать самому, самому же и задвигать за собой, открытой не оставишь — все ж таки лишь начало весны, к вечеру заметно похолодало...

Так-так, ну и что тут у нас?

Застеленный циновками обеденный зал (или как он у них тут называется?) начинался сразу за порогом. Десятка полтора небольших столиков на коротеньких ножках, перед ними лежат дополнительные циновки (это под колени, своего рода заменители стульев), фонари-укидару на полу — вот и все убранство. Кухня и прочие подсобные помещения, думается, располагаются за решетчатой перегородкой, которая сейчас чуть отодвинута и оттуда кто-то выглядывает. Пятнадцать против одного — это выглядывает его величество трактирщик. Интересуется, кто пришел.

Накидку-мино пришлось снять за порогом и оставить при входе, где уже лежали другие накидки и зонты из осоки и промасленной бумаги. Понятное дело, пришлось разуться — как и при входе в любой японский дом. Артем снял сандалии-гэта, оставшись в таби.

Пробираясь к выбранному месту, Артем еще больше прежнего сгорбился, дабы не привлекать чрезмерного внимания ростом. Лучше вообще ничем не привлекать внимания. Он сел в уголок потемнее. Как рекомендуют детективные романы, устроился лицом ко входу — чтобы все держать под контролем и чтобы со спины никто не зашел. А то разные, знаете ли, случаи бывают...

Артем не первый сегодня забрел сюда на огонек. Занято было еще три столика. За одним сидела компания из четырех человек, за другим — двое. Но был и кроме Артема еще гость-одиночка. Все посетители — исключительно мужчины и одеты (Артем уже начал в этом потихоньку разбираться) в неброскую и недорогую повседневную одежду. Из них только одиночка не повернул голову в сторону вошедшего. Остальные не преминули посмотреть. Ну а как же, новые лица в их селении, думается, появляются не столь уж часто. Хотя как раз лица своего Артем им показывать не собирался: переживут, потерпят посетителя-не-снимающего-головной убор. А на случай возможного бухтежа Артем уже приготовил для них красивую отмазку.

Трудно сказать, относилось это заведение к перворазрядным или являлось рядовой забегаловкой — Артему пока не с чем было сравнивать, он впервые посещал заведение древнеяпонского общепита. Но, скорее всего, на весь городишко оно такое единственное, уж больно городишко мал. И следует признать, хорошо, что вообще оно есть, а то пришлось бы стучаться в дома обывателей: тетенька, мы сами не местные, продай покушать.

Хозяин с сильно выступающими вперед верхними зубами (ну как тут удержишься от сравнения с кроликом!) уже выскользнул из-за решетчатой перегородки и поспешал к Артему. Он несколько раз поклонился новому посетителю, выказывая нижайшее расположение и готовность услужить. Однако при этом из узких прорезей глаз оглядывал Артема пристально и цепко. И это, понятное дело, гимнасту понравиться никак не могло. Чрезмерное внимание к своей персоне было ему вовсе не желательно. Поэтому он поспешил выложить на стол три монеты, золотую и две серебряные, чтобы взгляд трактирщика накрепко прилип к ним, как дубовый лист к мокрой заднице, и чтоб уж он ни о чем постороннем более не думал.

— Видишь эти монеты, — произнес Артем как можно более небрежно, тоном завсегдатая японских харчевен. — Я хочу их потратить в твоем...

Кабачке, ресторане, шалмане? Пока Артем еще не выяснил, как называются в здешних палестинах подобные заведения — не было, знаете ли, случая.