Сергей Щепетов - На краю империи: Камчатский излом Страница 4

Оказавшись единственным хозяином имущества, Митька некоторое время присматриваться к холопам – разбегутся или нет? Не разбежались, и он решил их сильно не утруждать, а то ведь зарежут как-нибудь ночью – такие случаи бывали. Однако он поставил своим рабам условие: чтоб жратва всегда была в запасе, чтоб в доме прибрано, чтоб летом бат (долбленая камчадальская лодка), а зимой ездовые собаки и нарты всегда были наготове. Ну, и женщины-девушки к услугам – по потребности хозяина. Камчадалы не возражали: такая жизнь – без ясака и податей – была, наверное, для них слаще, чем воля. Митька же оказался избавлен от бытовых хлопот. Его хозяйство было почти натуральным – прибыли не приносило, но и вложений не требовало. Единственное, без чего нельзя было обойтись, это железные инструменты.

В том злополучном 1716 году на Камчатку впервые прибыло судно с Большой земли. На всем западном побережье самым удобным для его стоянки и разгрузки оказалось устье реки Большой, километрах в тридцати ниже Большерецкого острога. Вскоре морское сообщение с Охотском сделалось почти регулярным и у большерецких служилых появился новый промысел. Когда на устье прибывал корабль, купцов с товаром дальше острога обычно не пускали. А если кто-то из них сильно хотел еще куда-то попасть, местные жители заламывали такие «прогонные», что поездка теряла всякий экономический смысл. Товар распределялся среди служилых и немногих промышленных, сумевших примкнуть к элите. Расплачивались с купцами на месте – шкурками лис, соболей и морских бобров. Потом товар малыми партиями казаки развозили по своим «друзьям» – в острожки знакомых камчадалов. Туземцы настоящих цен, конечно, не знали, о будущем не задумывались и предпочитали покупать заморский товар в долг. Все это открывало русским широкий простор для… гм… коммерческого творчества.

Три малых ительменских острожка на речке Песчаной Митька считал как бы своей вотчиной. Они, конечно, давно были известны властям, но располагались очень неудобно: от Большерецка ехать далеко, от Верхнекамчатска гораздо ближе, но надо преодолеть два перевала. Митька же разведал более короткую дорогу из Большерецка. Вот этим путем раз в год он и навещал своих «друзей». Лет пять служилый горя не знал, а потом его монополия кончилась – на Песчаную повадился ездить Федька Топорков с Заречной заимки. Скорее всего, он просто однажды проехал по чужому санному следу, пока его не перемело. Когда Митька третий раз подряд вернулся из дальней поездки ни с чем, он решил выяснить отношения со своим конкурентом.

Начал он с самого простого – зашел к Федьке и потребовал прекратить это дело: других камчадалов тебе мало?! Однако конкурент рассмеялся гостю в лицо: а ты меня на Песчаной видел? Ах, тебе камчадалы про меня рассказали? Так они брешут – какая им вера?! Да хоть бы и не брехали – твои, что ль, людишки на этой речке? То-то, государевы они!

Митька ушел тогда как оплеванный, а потом подкараулил Федьку на рыбалке и поговорил с ним по-другому, благо кулаками махать умел и любил с детства. Месил он конкурента до тех пор, пока тот, размазывая кровавые сопли, не поклялся к чужим «друзьям» больше не лезть. Однако Митька недолго радовался победе: и недели не прошло, как на узкой тропе его встретили крепкие ребята – аж четверо.

Ну, и взяли его в работу, а там и Федька подвалил, сволочь паскудная…

Еле дополз до своей избы Митька, три дня пластом лежал и в горшок нужду справлял – до сортира дойти не мог. Потом придумал, что делать дальше, и ему сразу полегчало. Как только малость оклемался, послал одного из холопов к Федьке: хозяин, мол, зовет тебя в кабак – мириться хочет. Федька, конечно, пришел, но привел и свою компанию – человек пять. Митька это предвидел и тоже явился не один. При всем честном народе он заявил, что готов отказаться от тех камчадальских острожков, если Федька заплатит отступное.

– Сколько?

– А вот столько, чтоб нас всех здесь упоить!

Расчет оказался верным – отказ от такой сделки не одобрили бы ни свои, ни чужие, поскольку выпить задарма все любят. Пришлось Федьке согласиться – ударили по рукам, и пошло веселье. Вскоре былые враги обнялись по-братски, расцеловались и стали хвастаться, кто из них богаче и удачливее. По ходу дела пьяный Федька подробно рассказал про свою коммерцию на Песчаной – кому он сколько чего продал, кто сколько заплатил и сколько остался должен. Митька же больше притворялся, чем пил, а потому разума не потерял и все запомнил. Он был неграмотным и привык «торговые» дела вершить по памяти.

В разгар зимы Федьку по службе отправили в Нижнекамчатский острог. Путь туда неблизкий, и Митька решил, что его время настало. Он отпросился у десятника, взял с собой полштуки дешевого сукна, три фунта китайского табаку-шару, десяток ножей, пару топоров и мешочек бисеру. Сверх того он прихватил приличную баклажку «вина» – водки, которую на государевой винокурне гнали из стеблей листьев борщевика – «сладкой травы».

До своих «угодий» Митька добрался вполне благополучно. Он даже вина в пути не отведал, так сильно ему хотелось отомстить Федьке. В первом из трех камчадальских поселений Митька поначалу сильно удивил хозяев – ни кричать, ни драться сразу не стал. А в остальном все было как обычно: приказал вволю накормить его собак, приготовить для него самого кипрейного квасу, толкуши из ягод и вареной юколы. Потом заявил, что будет торговать, раздавать подарки и собирать долги от имени Федьки. Что такое покрученник или доверенное лицо, камчадалы понимали плохо, и Митька от имени Федора угостил их водкой. Понимание сразу улучшилось, но все равно пришлось терпеливо разъяснять бестолковым туземцам: в прошлом году ты должен был Федьке четыре соболя, а отдал только два. Раз ты два тогда не отдал, значит, теперь опять должен четыре. Справедливо? Конечно! А тебе Федька в позапрошлом году нож подарил, а ты ему лису обещал. В прошлом году не отдал, значит, теперь надо дать ему две лисы. Нет, нож обратно он не возьмет – обидеть хочешь?! Что, нету лис? Ну, тогда соболя неси… И соболя нет?! Ладно, мы ж друзья, и я тебя прощаю. Совсем прощаю – даже бить не буду, только Федьке не говори! Но в следующий раз отдашь ему двух соболей!

Подпоенные камчадалы рассчитались почти полностью. Правда, они попытались отказаться от «подарков», но ничего у них не получилось. Главное, никто из них не вспомнил, что вскоре предстоит платить ясак…

Ободренный таким успехом, Митька двинулся дальше. Второй камчадальский острожек был поменьше – всего две земляных юрты и десяток балаганов. Тут уж служилый церемоний разводить не стал, а сразу начал работать кулаками и палкой. Потом объяснил хозяевам, что сильно на них рассердился за то, что они изменили «дружбе» и стали торговать с Федькой. Робкие оправдания: мы, дескать, не добровольно – Митька слушать не пожелал. А потом, к великой радости хозяев, сменил гнев на милость и сказал, что Федор поручил ему «дружить» вместо себя – от его имени. Он, Митрий, никогда не угощал вином своих «друзей», а вот Федор велел угостить! А еще он велел никого из их острожка в холопы не забирать, если, конечно, хозяева будут вести себя хорошо. Подвыпившие ительмены постарались быть «хорошими» – отдали все, что имели. Пришлось силой навязывать им новые покупки и требовать платы за водку – не оставлять же туземцев без долгов!

Третье поселенье было довольно большим – три зимних жилища и множество летних. Митька действовал здесь по прежней схеме – от чужого лица. Правда, водкой он поить хозяев не стал, а просто продемонстрировал им свою добычу – мол, все уже расплатились, одни вы остались. Этот аргумент, подкрепленный побоями, оказался достаточно веским. Митька преисполнился гордости за себя любимого, глядя, как более двух десятков взрослых мужчин бегают и суетятся, стараясь его ублажить. В заключение он сказал, что пославший его Федор будет доволен, если «друзья» поделятся с ним запасами «сладкой травы», сараны и юколы. Только им самим придется отвезти все это в русский острог – пусть готовят на завтра пару упряжек с каюрами, они поедут вместе с ним.

На этом Митька счел свою миссию оконченной, причем удачно оконченной! И решил хорошенько отдохнуть перед дорогой, благо «вина» сэкономил достаточно.

Никто, конечно, не делил с русским гостем вечернюю трапезу – его просто кормили, потчевали. Митька наливал водку в деревянную чашку, выпивал, закусывал и прикидывал, которая из местных женщин будет ублажать его ночью. Или, может быть, позвать сразу двоих?

Ему бы остановиться, но баклажка не была прозрачной – сколько выпил, не видно…

Митька открыл глаза и ничего не понял: кругом была белесая, подсвеченная красным муть.

Мучительно захотелось вдохнуть, но воздух – или что это?! – не лез в легкие. Митька скрючился, прижал ноги к животу, но тут же забился в судорожном кашле и свалился с лежанки. Он упал лицом вниз в канавку, вытоптанную у основания земляного «топчана».