Андрей Бондаренко - Аляска золотая Страница 4

Дождавшись, когда старик — в сопровождении нянек и денщиков — уведёт детей в центральное здание усадьбы, Егор попросил Ромодановского:

— Разреши, Фёдор Юрьевич, мне сказать несколько слов народу? Объясниться, так сказать…

— А что ж, и объяснись! — благодушно кивнул головой князькесарь. — Дозволяю!

Егор снял с головы треуголку, сорвал свой пышный яркооранжевый парик и выбросил его в ближайший кустарник, после чего заговорил — громко и чётко:

— Повиниться я хочу, господа и дамы. Вина лежит на мне великая. Немногим более восьми лет назад я обманул государя нашего, Петра Алексеевича. Не захотел я, чтобы царь воспользовался своим правом «первой брачной ночи» — в отношении невесты моей, Александры Ивановны Бровкиной, — внимательно взглянул на испуганную Саньку. — Вместе с известным вам доктором — французом Карлом Жабо — мы тогда обманным путём внушили государю, что ему смертельно опасно — вступать в плотские отношения с русскими женщинами. Вот и вся моя вина, господа…

— Теперь понятно, почему Пётр Алексеевич зимой 1695 года так неожиданно и безжалостно разогнал свой гарем, состоящий из дворовых девок, — негромко пробормотал себе под нос Алёшка Бровкин.

Ромодановский сделал два шага вперёд, вытащил изза широкого обшлага камзола сложенный вдвое лист толстой бумаги и непреклонно объявил:

— Всё, поговорили и хватит! Теперь я вещать буду. Слушайте, голодранцы, Указ царский! Про «Великая Малыя и Белыя…» пропущу, пожалуй. Сразу перехожу к делу, итак: «За подлый обман учинённый — лишить Меньшикова Александра, сына Данилова, всех воинских званий и наград, отписать в казну государеву все его деревеньки, дома и вотчины. Обязать означенного вора Александра Меньшикова — вместе со всем семейством его — отбыть навсегда из России. На его личном фрегате «Александре», не позднее двадцати часов после оглашения ему этого Указа. При дальнейшем появлении на берегах российских — казнить всех Меньшиковых и их прямых потомков, не ведая жалости. С собой семейство злодеев Меньшиковых может взять золото, драгоценности, вещи и людишек — только из своего бывшего загородного поместья василеостровского…».

— Как же так, Фёдор Юрьевич? — Санька громко и требовательно перебила князякесаря. — На Москве же остался наш сынок младший, Шурочка! Как же быть с ним?

— Зачем, Александра Ивановна, прерываешь меня? — рассерженно нахмурился Ромодановский. — В Указе сказано и про это! Слушайте дальше: «За нанесенную обиду наложить на семейство Меньшиковых достойный штраф — сто пудов чистого золота. Только после выплаты этого штрафа им будет передан младший сын семейства — Александр, сын Александров…».

— Сыночек мой, Шурочка! — тоненько запричитала Санька. — Где же мы возьмём такую гору злата?

— Успокойся, Саня, немедленно! — Егор впервые за всю их совместную жизнь повысил голос на жену. — Я знаю, где можно достать золота. Есть на востоке, за русской Камчаткой, земли дальние, тайные, богатые…

— Ты правду говоришь? — небесноголубые глаза супруги, наполненные хрустальными слезами, были огромны и бездонны, таким глазам соврать было невозможно.

— Клянусь! — твёрдо ответил Егор. — Года за три должны управиться…

«Понятное дело, призовём на помощь великого и незабвенного Джека Лондона!», — незамедлительно отреагировал понятливый внутренний голос. — «Чилкутский перевал, Юкон, многочисленные ручьи, впадающие в эту реку…. Напряжёмся, вспомним лондонский текст, вычислим нужные ручьи, намоем золотишка. Ерунда, прорвёмся!».

— Уважаемые господа и дамы! — церемонно обратилась Санька к гостям. — Хочу извиниться, но трапезничать вам сегодня придётся без нас. Столы уже накрыты, угощайтесь! А мы с мужем вынуждены вас покинуть, ибо необходимо срочно заняться сбором вещей. Надо торопиться. Быстрей выплывем, значит, быстрей золото добудем — для выкупа нашего сыночка…

Они двинулись в сторону виллы, Егор непроизвольно обернулся: все его гости, обойдя стороной Ромодановского и Девиера, сбились в компактную группу, чтото горячо обсуждая и возбуждённо размахивая руками.

«А ведь они, наверняка, решают, кому плыть вместе с нами!», — предположил любящий немного пофантазировать внутренний голос. — «Что ж, в этом непростом и долгом походе лишних рук не будет…».

Егор нежно тронул жену за плечо:

— Сашенька, ты ступай в дом. Пусть горничные начинают носильные вещи собирать и паковать в тюки. Главное, не забудь про зимнюю одёжку, а все свои драгоценности сложи в большую шкатулку, ордена мои присовокупи. Всё не влезет в одну? Тогда придумай чтонибудь, не маленькая уже…. Ну, и деньги собери в единое место. Знаешь ведь, где расположены мои финансовые тайники и схроны? Молодец! Потом ступай на кухню и распорядись, чтобы все продовольственные припасы начали перемещать на «Александр»…. Да, ещё. Присмотри в доме всяких оригинальных штуковин — с русским народным колоритом, которые могут сойти за подарки. Мало ли, с какими хорошими людьми мы повстречаемся в долгом путешествии.

— Знаешь, мне почемуто кажется, что и «Король» поплывёт с нами! — заверила его супруга. — Я видела, как Людвиг переглядывался со своей пампушкой Гердой. Кстати, я совершенно точно знаю, что они все деньги, зарабатываемые в России, регулярно переправляют в датские и голландские банки. А ты, Саша, куда?

— Мы с Николаем Савичем пойдём мужиков отбирать, которые поплывут вместе с нами. Хочу десятьпятнадцать крепостных прихватить с собой, да человек пять солдат Александровского полка, включая сержанта Димку Васильева.

— А солдатто — можно ли? — засомневалась Санька.

— Можно! В Указе чётко сказано: — «…людишек из василеостровского имения, которые будут там находиться на момент оглашения…».

«Ох уж, этот Указ! — недовольно зашептал подозрительный внутренний голос. — «Не похож наш Пётр Алексеевич на легкомысленного и доброго чудака. Ох, не похож! Может, он специально оставил в документе эту хитрую лазейку? Зачем? А чёрт его, хитрюгу длинноногого, знает.… Например, решил направить вместе с тобой, братец, своего верного шпиона — выведать, куда «Александр» направится за золотом. А, что? С нашего царя станется! Совсем он и не такой прозрачный простачок, каким обожает претворяться перед доверчивыми иностранными послами…».

— Да, моё сердечко, — вздохнул Егор. — Прямо сейчас я с вами не поплыву.

Встретимся уже потом, в одном и прибалтийских портов, например, в Кёнигсберге…

— Какой ещё Кенигсберг? — Сашенция, побледнев, испуганно прижала руки к груди. — Как это — ты не поплывёшь с нами?

— А вот так! — мягко усмехнулся Егор. — Неужели ты думаешь, что я мог бы вот так взять и уплыть из России, оставив своего сына в царском плену? Нет, ты ответь: думала такое обо мне?

— Нет, конечно же! — смущённо замялась и слегка покраснела жена. — Но только что ты, дорогой, задумал?

— Сам толком ещё и не знаю. Надо посовещаться с твоим братом Алёшкой и с Медзомортпашой. Вместе мы обязательно чтонибудь придумаем…. А своих в беде никогда нельзя бросать! Особенно — своих единокровных детей…

Ещё через полтора часа, когда на причал начали усердно сносить вещи, продовольственные припасы и подкатывать бочонки с винами и русской медовухой, к Егору подошли Алёшка Бровкин и вицеадмирал Лаудруп.

— Сэр Александэр! — официально обратился к Егору Людвиг. — Разрешите вас отвлечь на несколько слов? Благодарю! Давайте тогда отойдём в сторонку…

Они прошли метров семьдесят вдоль каменной набережной, и присели на длинной деревянной скамье: Егор по середине, Алёшка и Лаудруп — по краям.

— Нам с маркизом де Бровки[7] поручено…, — начал датчанин.

— Кем поручено? — широко улыбаясь, прервал его Егор.

— Ээ…, вашими верными друзьями, уважаемый господин генералгубернатор…

— Можно, я объясню? — предложил Бровкин, видя, что Лаудруп слегка тушуется и немного заикается: даже пиратская серьга покачивалась в его ухе както очень уж неуверенно, — Спасибо! Итак, Александр Данилович, мы решили отправиться вместе с тобой и домочадцами твоими в дальние земли, текст царского Указа это дозволяет…. Ты ведь не только начальник, а ещё и наш друг. Для каждого из нас ты сделал очень многое, никогда не предавал, ну, и всё такое…. Да и такой ещё есть резон: если ты теперь в царской немилости, то и всех нас, твоих ближайших соратников ждёт скорая опала. А рука у нашего Петра Алексеевича — ох, тяжела!

— Что, неужели все решили плыть?

— Не совсем, — на секундудругую замялся Алёшка. — Можно, я по порядку? Так вот, вопервых, это я и моя дочка. Про нас мы потом с тобой переговорим — наедине. Извини, брат мой датский, но так надо для дела! — печально подмигнул Лаудрупу. — Далее, Людвиг, Гертруда и Томас. Тут всё ясно: Людвиг поведёт «Короля», а Герда моей сестричке, а твоей жене, Данилыч, будет верной подружкой, чтобы наша Александра Ивановна не заскучала в восточных краях…. Втретьих, Ванька Ухов и Илья Солев, ясен пень. Как же без них? Тем более что оба холостые и бездетные. Наомисан, опять же, тоже согласилась плыть…. А вот Прохор Погодин остаётся. Не тащить же ему с собой пятерых детишек и жену, беременную шестым чадом?