Виктор Телегин - НаСССРи Страница 4

            -Ванек, здоров.

            -Утро доброе, Ефимыч.

            Ефимыч беззубо улыбнулся, глядя на Си Унь.

            -А енто кто?

            -Енто сестра моя, - подстраиваясь под манеру старика говорить, сообщил Иван. – Маруся. Сержант. Приезжала меня проведать.

            -Серджант, - восхитился Ефимыч, опускаясь на лавку рядом с Си Унь. – Енто дело.

            Он искоса смотрел на девушку и все улыбался.

            -А ты, Ефимыч, куда лыжи навострил?

            -Ииих, Ванек! Ды в больничку, куды ищщо. Болит, проклятая.

            Он вытянул ногу, точно бахвалясь. Си Унь невольно улыбнулась.

            -Серджант, енто дело, - повторил старик, легонько коснувшись руки девушки. – Когда Анперия наша воюя, когда Тредья Меровая грямит вовсю, пиндосы ебаные, да кеберпанки эти нападают, життя не дают.

            -Мы победим, дедушка, - сказала Си Унь.

            На глаза старика навернулись слезы: девушке стало не по себе.

            -Уж победите, родненьки, уж победите, поджалуйста, - взмолился Ефимыч. – А то ж придут кеберпанки эти сраные, хлеба нашы сытные отнимут, да женщин да мужчин да старух да стариков да детей изнасилуют.

            Си Унь бросила на старика быстрый оценивающий взгляд: ей показалось, что он … ерничает.

            -Ефимыч, как Авдотья Макаровна?

            -Иииих, Ванек! Болея.

            «Где же автобус?», - тоскливо подумала Си Унь.

            Старик принялся чертить что-то в пыли. Девушка присмотрелась и оторопела: Ефимыч чертил свастики, буквы SS и Wolfs. Почуяв внимание «серджанта» Ефимыч мигом стер чертежи здоровой ногой.

            -Ванек, а ты слыхал-то?

            -Что, Ефимыч?

            -Поджар то, Сосновая Горка-то запылала.

            -Да ну?

            Си Унь вспомнила мясных мух, залитое бензином лицо солдата.

            -Вот те и да ну. Глядишь, и деревня наша сгорит к ебани матери.

            Старик вдруг откинулся назад, упершись в стенку будки, и расхохотался, показывая голые десны.

            -А дыма не видно, - равнодушным тоном сказала Си Унь.

            -Дык ветер-то в обратную сторону был, к Кириллограду вся гарь направилась. Каб в нашу сторону ветер, дык уж сгорела бы деревня к хуебене матери. Только косточки б осталися.

              Тон, с которым старик говорил это, заставил Си Унь поежиться: казалось, Ефимыч жалеет, что ветер направился не в сторону деревни.

            -Автобус, - сообщил Иван.

            Раздолбанный ПАЗик подрулил к остановке. Шофер был чем-то похож на Ефимыча, только моложе.

            -Где ты там ездишь, еб твою мать? Полчаса тут жаримся.

            -Заткнись, дед.

            Старик полез в автобус, остановился перед водителем, забренчал мелочью.

            -Ну, до свиданья, - шепнул Иван, передавая Си Унь  сумку.

            -Да, прощай.

            Девушка поцеловала Ивана в горячую щеку. Тот шмыгнул носом.

            Си Унь взбежала по ступенькам.

            -Докуда? – сумрачно осведомился водитель.

            -До конечной, до Столыпина.

            Она протянула водителю деньги за проезд и прошла в пахнущий луговыми травами салон.

            Когда ПАЗик тронулся, она оглянулась и помахала Дэй Жикиангу. Тот кисло улыбнулся, кивнул и, развернувшись, пошел в сторону деревни.

Пункт 5

            Си Унь смотрела на проплывающие за окном автобуса овраги, березки, заросли малины, покосившиеся лачуги.

            Проехали мимо кладбища, пестреющего венками из-за плотной стены соснового бора. Девушка вспомнила, как хоронила отца. На муниципальном кладбище Харбина кроме нее, были только нанятые за 28 юаней копатели: молодой и старый. Молодой копатель (это ее покоробило) пытался заигрывать с ней. Он улыбался, лопата за лопатой выбрасывая из могилы черную землю, улыбался, когда гроб был опущен и комья земли забарабанили по крышке. Си Унь вспомнила, как дико ей захотелось пихнуть копателя, чтоб он упал в могилу. Когда установили плиту (самую дешевую), Си Унь расплакалась. Старый могильщик сказал: «Все там будем», молодой попытался приобнять девушку, но та скинула с плеча его руку.  

            Вой заставил Си Унь вздрогнуть: на одно страшное мгновение ей показалось: это воет в могиле ее отец.

            Из-за поворота показалась колонна пожарной техники. Впереди со включенным проблесковым маячком – полицейский джип. ПАЗик прижался к обочине.

            -Спешат, да поздно.

            Дед Ефимыч опустился на сиденье рядом с Си Унь, зажал коленями авоську.

            -Что?

            -Поздно, говорю, колонну из Столыпина снарядили – сгорело все к ебени матери.

            Ефимыч крякнул, сунул руку в авоську, достал огурец.

            -Угощайся, серджант.

            Си Унь взяла огурец, надкусила.

            -Спасибо.

            -Да чего там, - беззубо улыбнулся старик. – Чай, не колбаса. У нас ентого добра навалом.

            Колонну замыкал военный грузовик – брат-близнец того грузовика, что сожгла в лесу Си Унь.

            Опять замелькали сосны, овраги, малинник.

            -Вот она, Россия наша, Анперия, - задумчиво проговорил Ефимыч. – Простор. У кеберпанков этих, в Европе, по телевизуру говорят, земля кончилась, вот они на нас и поперли. Вся Африка к ним перебралась, да и кончилась земля. Муравейник, бля. Друг у дружке на головах живут. Вчера новости глядела?

            -Нет.

            -В Латвии наши с ихними схлестнулись, с французским легиеном. Ригу развалили к ебени матери.

            Старик хрипло засмеялся.

            -Вождь выступил: после Риги дальше пойдем, заразу дерьмократическую выжигать. Говорят, новая мобилизация будет.

            -Мы победим, дедушка, - сказала Си Унь, выбросив в открытое окно зеленый хвост огурца.

            -Победим, конечно, - согласился Ефимыч. – Сейчас пизды  старые напряжем, нарожаем парней, вырастим на огурцах, и можно мобилизацию провесть.

            Си Унь взглянула на старика.

            -Дедушка.

            -Да?

            -А у тебя воевал кто-нибудь?

            Ефимыч нахмурился.

            -Еще б не воевал. Старшой Данила при Нью-Йоркском десанте погиб, младшенький Сереня на мине подорвался под Бухарестом. Даже сисек полапать не успел.

            Си Унь стало жалко старика.

            -Вот у тебя добротные сиськи, - сказал Ефимыч. – Вона, как топорщат гимнастерку-то… Ну, пошутил, чего глаза-то таращишь?

            Он засмеялся, полез в авоську за огурцом.

            ПАЗик вырулил с грунтовки на асфальтированную дорогу, по которой изредка проносились автомобили.

            -Скоро у городе будем.

            И правда: мелькнул указатель – «Столыпин, 10 км».

            -Надеюсь, положат, суки, - вздохнул Ефимыч.

            -Что, дедушка?

            -Да, говорю, надеюсь, в больничку положат.

            Ефимыч поерзал на сиденье, крикнул водителю:

            -Эй, паря! Будет автобус на Клюки сегодня?

            -Не будет.

            -Надеюсь, положат в больничку, - как заклинание, проговорил старик.

            Через двадцать минут автобус въехал в Столыпин.

            У автовокзала Си Унь попрощалась с Ефимычем, снабдившим ее огурцами. Девушка пожелала старику удачи с больничкой, и тот поплелся прочь, приволакивая ногу, стуча лыжной палкой по асфальту.

            Жара...

            Си Унь расстегнула второю пуговку на гимнастерке. Как там сказал Ефимыч? «Добротные сиськи»?

            Девушка улыбнулась и зашагала вверх по улице.

Пункт 6

            -Дурак, сколько повторять можно, никакой войны нет.

            Аня оторвала ножку жареного зайца, принялась есть.

            -Слушай, до каких пор ты будешь это делать?

            -Что делать?

            -Дураком меня обзывать, вот что.

            Ведута взглянула на Толяна, цыкнула зубом, в котором застряла зайчатина (зайца, кстати, добыл Толян).

            -До тех пор, пока не поумнеешь.

            -Умнеть нужно тебе, а не мне, - сердито сказал Толян. – Что значит, нет войны? А куда идут все эти пушки, танки? Куда посылаются солдаты?

            -Пушки, танки, солдаты, - Аня засмеялась. – Путину нужно удерживать власть любой ценой, а в том обществе, что он создал, сделать это можно только при наличии угрозы извне. Такой угрозой, естественно, нарисовали Запад. Быдлу объявили, что «кеберпанки» напали на нас у западных границ и рвутся к Владибургу. На деле же, западу остро не до нас, своих проблем по горло, отстраивают Париж и Берлин после ядерных ударов Ирана. А воюете вы, хочешь, скажу с кем?