Александр Рубан - Феакийские корабли Страница 4

— Ну да! — возмущённо воскликнул Арей, не замечая иронии. — И вот, только-только я разогрел кисть, как вдруг этот сумасшедший…

— Диомед?

— Диомед, Диомед. Ты меня не сбивай, а то я собьюсь… Этот сумасшедший поднимает копьё и отводит руку назад, явно целя в меня. В бога! Я снисходительно усмехаюсь, демонстративно откидываю щит за плечо и жду броска, зная, что после этого ему всё равно придется обнажить меч и показать своё искусство в настоящем бою.

— Значит, это было копьё Диомеда, — сказала богиня. — Но ведь он смертный. Как же он смог?

— Да ничего бы он не смог, если бы не Афинка! — недовольно фыркнул Арей. — Она ему и копьё направила, и силы удесятерила. Лезет, куда не просят, стратегша…

— А этот Диомед, — перебила богиня, — он, наверное, очень похож на тебя? — и улыбнулась какой-то своей мысли, поглаживая рубец на бессмертном теле вояки.

— Он был неплохим бойцом, — вынуждено согласился Арей. — Я много раз потом видел его в деле и даже кое-что перенял. В своей последнем бою, например, он потерял щит и рубился двумя мечами сразу — подобрал второй тут же, их всегда много валяется возле тел убитых. За этим приёмом будущее, попомни мои слова! Во-первых, щит однофункционален: он только защищает, да и то не всегда. Во-вторых, щит излишне утяжеляет воина. А самое главное, второй меч вместо щита резко увеличивает маневренность и результативность. Наконец, этот приём способствует гармоничному развитию мышц: это просто красиво, когда воин одинаково свободно владеет и правой, и левой рукой… К сожалению, у Диомеда почти не оставалось времени для отработки новых навыков боя — никто даже не успел оценить то, что он изобрел.

— Навыки боя, — промурлыкала Афродита, скрывая улыбку.

— Придется ждать, когда появится ещё один открыватель, — невесело резюмировал Арей. — Но ничего, за ним дело не станет. Смертных рождается с каждым годом всё больше, а драться они никогда не прекратят. Когда-нибудь кто-нибудь снова откроет этот приём. И уж я-то своего не упущу, изучу приёмчик во всех подробностях!..

Ареевы узкоспециальные разглагольствования уже порядком надоели богине, да и певцу тоже. Поэтому Демодок дал волю рукам и губам Афродиты, одновременно лёгкими аккордами басовых струн раздвигая ветви оливы.

Светлоликий Гелиос (вездесущий сплетник, сын титана Гипериона — опального Зевесова дяди, низвергнутого племянником в Аид) был тут как тут и занимался привычным делом: подсматривал и подслушивал. Правда, он несколько опоздал и не успел увидеть ничего предосудительного: прекраснейшая из богинь вполне благопристойно (по олимпийским понятиям) принимала солнечные ванны, мирно беседуя с богом войны, который тоже принимал солнечные ванны. Но Гелиос был терпелив, как все сплетники.

Афродита, пытаясь всего лишь прервать поток милитаристского красноречия, по-видимому, переусердствовала: Арей потерял нить рассуждений, задышал (не менее шумно и в такт задышали гости) и сграбастал пенорожденную. Богиня придушенно пискнула в его могучих объятиях, и Арей, опомнившись, ослабил хватку.

— Нет-нет, ты ничуть не лучше своего Диомеда, — капризно проговорила богиня, высвобождаясь и ощупывая синяки на плечах. — Своего Диомеда с его ужасным копьём… В бою ты более разнообразен.

— Ага, значит, ты видела меня в бою? — самодовольно спросил Арей, усмиряя дыхание.

— Демодок меня упаси, как сказал бы мой муж. Я не люблю таких зрелищ, мне и твоих рассказов хватит. Кстати, о муже…

Гелиос навострил слух: всё-таки, он не зря ждал, сейчас он услышит нечто интерес… гм… нечто прискорбное. «Бедный Гефест, — проговорил он про себя, жадно прислушиваясь. — Бедный хромой некрасивый муж — торчишь в своей кузнице и ничего не знаешь. Ну как не посочувствовать бедному некрасивому хромому Гефесту? С вот такими рогами…»

Афродита понизила голос до шёпота, и Гелиос наклонился пониже, бесшумно отогнув рукой упрямую веточку и почти высунувшись из кроны.

Боги уславливались о новой встрече. Завтра в полдень — так-так. А где?.. Ага, в особняке Гефеста — всё равно он целыми днями пропадает у себя в кузнице. Да и по ночам брачное ложе Афродиты нередко пустует — лежишь на краешке и слушаешь, как он бродит у себя в кабинете, жжёт почем зря светильники и бормочет под нос. Такое огромное ложе, в нём так холодно и так неуютно одной, — сетовала богиня. Арей всё ещё колебался, и ей пришлось усомниться в том, что любовь к риску является профессиональной чертой воинов. Или Арей только со смертными храбр? Бог войны с гневом отверг это предположение. Ничего подобного, просто ему больше нравится здесь, на лоне природы. Птички щебечут, и вообще… А мне не нравится, отрезала богиня. Здесь трава колется. Слушай своих птичек, а я пошла. Не прикасайся ко мне!.. И Арей сдался. Ну зачем сердиться, разве он имеет что-нибудь против? В особняке так в особняке, ему в принципе всё равно… Вот, кстати, ещё одно преимущество хорошей драчки: её можно устроить где угодно.

— Валяй, устраивай, — сказала богиня. — Только без меня, я этого не люблю. — Она лениво поднялась, огляделась, отыскивая свою тунику, нашла и перешагнула через Арея. Гелиос поспешно отпустил веточку и спрятался в кроне.

Арей не обратил внимания на шорох над головой — шелестит, и ладно. Приподнявшись на локте, он смотрел на Афродиту — как она удаляется, плавно покачивая бёдрами, брезгливо переступает через его разбросанные доспехи, подходит к своей тунике. Как, сокрушённо покачав головой и с укоризной взглянув в его сторону, нагибается, неумело берётся за его тяжёлый, изукрашенный золотом и каменьями шлем. (Между прочим, одна из самых удачных работ Гефеста. И подумать только: этот хромец, этот угрюмый, всегда чем-то недовольный ворчун, безобразно сложенный… ни выправки, ни осанки… А как он дерётся?! Размахивает направо и налево своим молотом — вот и вся драка. Кто же дерётся молотом? Надо драться мечом! И ещё пренебрегает такой женой. Вот дурак…)

— Завтра в полдень я буду на месте! — сказал Арей.

— Конечно! — Афродита выпрямилась, двумя руками поднимая тяжёлый шлем, и, тряхнув головой, откинула назад свои длинные золотые волосы. — Я буду ждать! — сказала она, не скрывая торжествующей улыбки. — Облачайся! — и она, размахнувшись, с натугой бросила шлем в Арея, а он поймал шлем одной рукой, перехватил и отработанным движением водрузил на голову.

Гелиос не стал слушать, что будет дальше. Он бесшумно выскользнул из густой кроны оливы и умчался, спеша доставить прискорбную весть по назначению. Спеша утешить и посочувствовать. Он любил утешать и сочувствовать — особенно, если первым приносил пикантную информацию. Демодок проводил его взглядом и тоненьким, до безобразия радостным перебором струн. Не следует спешить за этим сплетником — пусть не торопясь, обстоятельно выложит всё, что он узнал. С подробностями и комментариями…

— Значит, завтра в полдень? — сказал Арей. Он уже застегнул под подбородком ремешки шлема и теперь бродил между оливами, собирая в охапку остальные доспехи.

Афродита не ответила, и он оглянулся. Богиня, поджав губы, с сомнением разглядывала белые лохмотья, которые совсем недавно были туникой. Вертела их перед собой и так, и сяк, смотрела на свет, примеряла, пытаясь уложить складками в тех местах, где были самые большие разрывы. Именно там складки не получались.

— Смотри, что ты наделал! — сказал она, перехватив взгляд Арея. — Как я теперь в этом пойду?

— Иди без этого, — ухмыльнулся Арей.

— Да? А чем я прикрою вот этот синяк? — Афродита повернулась к нему боком и выдвинула вперед плечо, нагнув голову. — И вот этот… — Она подняла руку (туника белым знаменем взметнулась над её головой) и пальцами другой руки дотронулась до ребер. — И вот эти… — Она крутнулась перед ним на одной ножке в немыслимо соблазнительном па.

— Ух ты!.. — сказал Арей, делая неосознанный шаг навстречу. Конечно, только для того, чтобы рассмотреть синяки, которые с такого расстояния были ему не видны.

— Завтра в полдень! — быстро сказала Афродита и одним неуловимым движением набросила на себя тунику. Складки легли довольно удачно: заметен был лишь один большой разрыв — на бедре, но его вполне можно было считать разрезом. Арей, не отрываясь, смотрел на этот разрез.

— Ещё целый вечер… — проговорил он севшим голосом. — И целая ночь. — Он откашлялся. — И целое утро! За это время можно начать и кончить небольшую войну, похоронить убитых и даже устроить пир с побеждёнными.

— Вот и займись. — Афродита подняла руки, оправляя причёску и улыбнулась ему — издалека, не рискуя приблизиться. — Только не налегай на вино, когда будешь пировать с побеждёнными, — сказала она. — А то не вспомнишь о встрече.

— Да я и не собирался воевать сегодня! — горячо воскликнул Арей. — С какой стати? Я буду ждать! Но ведь это так долго — целый вечер, и целая ночь, и целое утро…