Виталий Каплан - Юг там, где солнце Страница 4

— Ты, Лёха, не боись, ночлег мы тебе организуем, — обнадёжил меня Никитич. — Для хорошего человека ничего не жалко. Сам-то кем будешь? — полюбопытствовал он.

— Это ты, Никитич, в смысле работы?

Всё развивалось правильно. Можно было уже переходить на «ты».

— Радиомонтажник я, на заводе «Маяк». Приёмники лепим. Раньше, до Возмездия, телевизоры выпускали, видюхи опять же. Но это, само собой, до меня ещё было. Теперь у нас продукция духовно выдержанная, — усмехнулся я. — Принимает только УКВ на трёх каналах, и довольно.

— А как насчёт семьи? — Никитич продолжал дознание.

Я замялся.

— Ну, женат в общем…

— Это дело хорошее, — кивнул он. — Баба-то сама как, ничего?

— Да вроде бы всё путём. — пожал я плечами.

— И давно ли с холостой жизнью распрощался?

— Уже пятый год как повенчаны, — не спеша протянул я, уставившись в темнеющее понемногу небо. — Да и раньше гуляли, она же, Ленка, сама с «Маяка», в соседнем цехе работала. Так что повенчались мы, всё как у людей, приходской совет квартиру нам выделил, и недорого получилось, рассрочка на десять лет. Сам-то я раньше в общаге кантовался, а у Ленки хоть и двухкомнатная, так ведь там пятеро прописаны, да и со стариками её куковать всё же не с руки. Так что вот вышла у нас счастливая жизнь. Вкалывали оба, деньги у нас на «Маяке» не скажу, чтобы зашибенные, но на жизнь хватает, мебелью всякой обзавелись, я уже и насчёт машины подумывал.

— А раз уж такая благодать, — прищурился Никитич, — чего кольца не носишь?

Да, Фёдор Никитич глазаст, ничего не скажешь. Два стакана принял, а даже такую мелочь углядел. Ну что ж, легенда у меня на сей случай имеется.

— Тут, мужики, такие дела, — я откашлялся и продолжал: — Беда у нас прошлой осенью случилась. Сынишка пропал. Ну, и Ленка моя вроде как сдвинулась. Вбила себе в голову, что раз не уберегли сынишку, то как бы уже и не муж с женой. Кольцо своё в шкатулку убрала и меня заставила. Ну я что, заводиться тут буду? Раз она в таком состоянии.

— А что с ребёнком-то стряслось? — тихо спросил Никитич, пододвинувшись поближе.

— Украли его у нас, — глухо отозвался я, опустив взгляд. Словно меня ужасно интересовала пыльная трава. — Какая-то мразь со двора увела.

Кто-то из мужиков, не то Сёма, не то Мишаня, я даже и не понял, озадаченно присвистнул.

— Ни хрена себе, — только и нашёлся что сказать Никитич. — Да как же это вышло?

— Да вот так и получилось, — я сглотнул и продолжал: — Лучше уж по порядку всё расскажу, так легче. Ну вот, значит, мы с Ленкой в положенный срок сына заделали, Саньку. Тоже, в общем, особых проблем не было, здоровым рос, хотя, конечно, крутиться приходилось. Но тут уж тёща подмогла. Каждый день с утра приезжала, сидела с ним допоздна. В детсад не отдавали, Анна Матвеевна, тёща то бишь, на пенсии, а в саду, известное дело, и простудят, и не уследят… Тупые мы с Ленкой были, одно слово. Осенью прошлой, в сентябре, всё, значит, и случилось. Я, понятно, на работе, а у Ленки отгул, она мать отпустила, сама, говорит, за Санькой присмотрю. И затеяла она генеральную уборку. Мы в субботу день рождения мой собирались отмечать, друзей позвали. Так ей же обязательно всю квартиру надо вылизать, себя хорошей хозяйкой показать. Ну вот, Саньку она, значит, во двор выпихнула, в песочницу, велела не выходить никуда, пока сама за ним не спустится. Саньке-то четыре года исполнилось, сознательный уже пацан, жена особо и не дёргалась. Ну, одним словом, к обеду она во двор выходит, а ребёнка нигде нет. Ни в песочнице, ни на горке, ни возле мусорных баков, пацанва туда лазить пристрастилась, Ленка думала, может, и наш туда же. Ну, обегала она всю округу — без толку. Точно сквозь землю провалился. Потом уже, ближе к вечеру, как я с работы пришёл, догадалась соседских детишек поспрошать, не видел ли кто. Вот, и девчонка Коростылёвых, это соседи с третьего этажа, говорит — Саньку вашего какой-то дядя забрал. Как так забрал? А очень просто, отвечает. Конфету шоколадную дал и за руку увёл. А Санька что? — спрашиваем. — А он пошёл, без нытья, весело так. Что за дядя? — выясняем. А дядя как дядя, высокий, в чёрном пальто. Балда… Десять лет девке, могла бы и сообразить, дурочка. Хоть бы к Ленке сбегала…

— Да-а, дела, — сокрушённо выдохнул Никитич, а Сёма так просто многоэтажно высказался.

— А что полиция? — спросил застывший точно столб Мишаня. — Неужто не помогли?

— Да в полицию-то мы первым делом помчались, — горько усмехнулся я, — а толку что? Заявление у нас, конечно, приняли, и следователь с нами беседовал, а результатов никаких. Вот уже год прошёл. Ищем, отвечают. Может, говорят, маньяк, а может, эти, сатанисты, для жертвы.

— Ну ё-моё… — только и нашёлся что пробубнить Сёма.

— Вот, — кивнул я, — Ленка тогда и слегла, и с головой у неё что-то повредилось. В общем, решила, пока сына не найдём, мы вроде бы и не муж с женой. Ну что с больной бабы-то взять? А главное, сына-то нет. Понимаете, мужики, проснёшься вот так ночью, вспомнишь всё — и сдавит тебя, прямо выть хочется. Ну, не повоешь ведь в самом деле. Схожу в кухню, водички попью.

И так оно всё тянется, тянется… Иной раз не сдержусь, на Ленку прикрикну — на какого хрена было пацана во двор пускать? Мешал он тебе в квартире? Она реветь.

А если подумать — так я, вроде бы, во всём виноват. Мой же день рождения готовили. Не захоти я это дело устраивать — ничего бы и не было. Приехала бы тёща. Она женщина основательная, ребёнка бы одного не оставила. Вот так, значит.

Я перевёл дыхание. Дальше, по идее, можно было и не продолжать. Достаточно вроде бы для умягчения сердец. Но сказав «а», надо говорить и «б». Потому что реакция на «б» может оказаться весьма занятной. И даже полезной — в узко профессиональном смысле.

— Ну, а с другой стороны, — глухо бормотнул я, — ничего же ещё неизвестно. Трупа мы не видели. Вдруг отыщут? Хотя верится с трудом. Мы кто — мелочь, работяги. Как же, станет начальство ради нас бегать. Известное дело, если бы сановный чей ребенок, в лепёшку бы расшиблись, само Управление бы подключили. А для нашего брата — что при красных, что при плутократах, что сейчас, при Государе… На квартальном этом занюханном десятки нераскрытых дел висят, ему проще в архив списать, чем бегать суетиться. Да и рискованно оно, если и впрямь сатанисты. Отомстить могут. Порчу там наслать, или у него у самого ребятёнка сведут. Люди говорят, бывали случаи.

На полицию я особой надежды и не держал. А делать-то чтото нужно, не сидеть же так. Ну, помаялся я зиму да весну, а потом нашёл завязочку. В общем, дали мне один адресок. Есть, значит, дедушка такой, он умеет видеть. Говорят, он воды в чашку нальёт, пошепчет, поглядит — а потом и скажет, где искать. Врут, наверное, а всё же чем чёрт не шутит. Вот и еду в Грибаково, там тётка скажет, куда дальше. Ему, старичку этому, понятное дело, заплатить надо, ну, мы с Ленкой насобирали, да и подкалымил я смальца, в мае взял две недели за свой счёт, ездили с мужиками одному начальничку дачу строить. Ну, он прилично заплатил, не обидел. Так что с дедом хватит чем рассчитаться. Был бы лишь толк.

Мужики помолчали. Тактичные, кстати говоря, мужики — не стали ни с утешениями лезть, ни советами кормить. Да и что тут посоветуешь? Ситуация безнадёжная, даже клиническому идиоту ясно. Причём на деле всё ещё хуже, чем в моей легенде. Витя Северский из пятого отдела, чью ситуацию я спроецировал на недалёкого трудягу-радиомонтажника, всётаки не где-нибудь работает, а у нас — в Управлении. Майор. До сих пор волосы дыбом встают, едва вспомню тогдашний аврал. Подключили не только УВД, не только армию — но и с Интерполом связались, несмотря на скрип кое-каких деятелей из министерства внешних сношений. И всё как в песок ушло. Витя даже по благословению своего духовника ездил в Троепольскую лавру, к прозорливому старцу Артемию. Вернулся оттуда непривычно тихим, и никому ни слова. По уши погрузился в работу, высох весь и почернел. Противно, конечно, врать мужикам этим, но что уж тут поделаешь, работа у нас такая. Ложь, она порой бывает и святая.

— Ладно, Лёха, выпей, — нарушил молчание Никитич, протягивая мне наполненный до краёв стакан. — Чего уж там, а жидкость, она не помешает. Вот, огурчиком заешь, со своего огорода, не то, что у вас в столичных магазинах, хрен знает откуда. А у нас тут всё чистое, никаких тебе вредных производств, одна только лесопилка.

— А до Возмездия комбинат был, резину делали, — вставил своё слово Мишаня. — Вонь, знаешь, стояла отвратительная, а зимой снег вообще не поймёшь какой — то ли серый, то ли бурый…

— Дети болели, — добавил Сёма.

— В общем, что закрыли, хорошо, — подытожил Никитич. — За то Возмездию спасибо. Жизнь, конечно, Лёха, штука сложная, но порой у нас и толковые вещи делают. Чище, конечно, стало. Да и деньги, что на комбинат шли, городу пригодились. Обустроили кое-что.