Александр Афанасьев - Мятеж Страница 4

Обыскав карманы, граф нашел документы — паспорт на имя некоего Скидельского и удостоверение на то же имя. Удостоверение свидетельствовало, что пан Скидельский служит в безпеке[5] Армии Людовой. Оно то и было самым любопытным — самое настоящее удостоверение, мало того что заламинированное и явно отпечатанное в типографии — так еще и с QUERTY-кодом, с помощью которого можно через лазерный сканер прочитать всю нужную информацию. Такое нельзя сделать ни за день и ни за два, это должно было быть подготовлено заранее, и сама Армия Людова и такие вот удостоверения.

Документы граф Ежи сунул в карман, паспорт и удостоверение, снял с покойника жилет и забрал оружие — такое оружие ему еще пригодится. Потом отрезал от рубашки покойника чистый кусок и попытался хоть немного навести порядок в машине, в результате этого сам перемазался так, что стал похож на вернувшегося с ночной охоты вампира. Полный крови коврик пришлось просто выкинуть, труп он оттащил с дороги.

Потом он попытался завести машину — и машина завелась "с полтычка", по двигателю он специально не бил. Уже собравшиеся мухи буквально обезумели, лезли в нос, в глаза — но он все же отвел машину туда, куда приметил, замаскировав ее за беседкой. На всякий случай, пусть там будет — с дороги не видно, если специально не искать и… мало ли. Закрыв машину и забрав трофеи, он пошел обратно к дому, чувствуя, как чужая кровь стягивает кожу на руках и на лице.

Оружие он все снес домой и проверил, в каком оно состоянии — пришлось чистить и приводить в порядок, бандиты уходом за оружием себя не утруждали. Все это он проделал в кухне, там же он вымыл руки от крови и грязи — сразу стало жить приятнее. Скорпион он решил взять себе основным оружием, потому что с него можно стрелять с одной руки, второй ведя машину, и на него есть глушитель, что тоже немаловажно. Их у него было два, тот что был у пана Скидельского был почти новый — девяносто девятый год выпуска. На него он переставил коллиматор и получил почти идеальное оружие для ближнего боя: легкое, скорострельное, бесшумное.

Потом он прошелся по дому. Все вывернуто вверх дном — искали ценности. Ни в одной из комнат — ни крови, ни следов от пуль. Ни единой вещи Елены. Значит, Лех сказал правду, как они пришли — Елены тут уже не было.

Интересно… а этот пан Скидельский знал куда они идут? Скорее всего, знал — пока эти грабили, он что-то другое мог искать.

Вот и нашел — свою смерть.

Зашел в комнату Бронислава — тут не искали, понимали, что это комната слуги, тут ценностей быть не может. Наскоро обыскал сам — ничего, ни записки с указанием, где они есть, ничего. Сунув на всякий случай пистолет под матрац, он вернулся на кухню.

Оружие он распределил по всему дому. Автомат с деревянным прикладом — спрятал на крыше, в тайнике, который был известен только ему. Из него можно будет — если так припрет — вести огонь через слуховые окна, это автомат, далеко достает. Скорпион с одним запасным магазином — второй, который ему не был нужен — оставил в одной из комнат. Еще в одной комнате в ящике старинного комода оставил пистолет. А заодно — закрыл и запер все окна и двери, какие ему попадались открытыми.

Североамериканскую автоматическую винтовку он завернул в сорванное с кровати покрывало, вынес из дома и спрятал в лесу, как раз на той самой платформе, с которой вел огонь, прикрыл куском клеенки с кухонного стола, придавил края клеенки, чтобы ветром не сорвало, а потом еще и присыпал листьями и ветками. Пусть будет тут, на всякий случай. Пройдя еще немного дальше, в известном ему дупле он спрятал также обернутый в ткань и клеенку еще один автомат с боезапасом.

Если придется сюда возвращаться — он будет знать, где что лежит. И пусть его кто попробует взять… в этом лесу.

Потом он вернулся в дом, нашел кусок фанеры и карандаш и написал плакат, который повесил на входной двери. На плакате этом он написал по-польски и по-русски то, что обычно пишут на ограждении особо охраняемых объектов.

Стой! Запретная зона! Ведется огонь на поражение!

В сочетании с трупами — должно произвести впечатление.

Время клонилось к закату, солнце садилось за деревья, заливая их верхушки оранжево-красным светом — а у графа Ежи только выдалась минутка, чтобы поужинать. Холодильник, слава Иезусу работал, и кое-что там оставалось. Примитивная еда, хозяева здесь почти не бывали — но другой и не надо было. Сыр только зачерствел… ну да ладно. Не до жиру, как говорится.

За едой ему пришла в голову мысль, которую он немедленно реализовал. На куске оберточной бумаги от сыра он написал карандашом "Я жив и здоров, был здесь", поставил число и отнес это в комнату Бронислава. Подписался не именем, а странным знаком, похожим на крест — он его изобрел в детстве и подписывался так. Кому надо — тот поймет.

В доме он решил не ночевать — мало ли. Лучше в лесу… там спокойнее. Прихватив с собой все оружие, какое он решил взять с собой он вылез через окно кухни и аккуратно прикрыл его.

Перед тем, как залечь спать на еще одном старом и удобном дереве — он включил рацию, поставил звук на минимум, погонял по частотам. То что там было — лучше было не слушать.

Завтра… Будет новый день… будет и дело.

С этой мыслью граф Ежи заснул.

04 июля 2002 года

Рим, Итальянское королевство

Аэропорт Фьюмиччино

Все-то время, пока наш Боинг пересекал меридианы, приближаясь к Вечному городу, я спал. Спал, чтобы не думать — думать было бессмысленно, было слишком мало исходной информации. Из того что у меня было, невозможно было понять что это. Для чего ко мне подползли? Попытка вербовки? Попытка наладить канал передачи дезинформации? Попытка превратить меня в агента влияния? Реальная попытка помочь? Может, они сами хотят предложить свои услуги русской разведке и выбрали такой необычный путь? Почему такая срочность и именно Рим? Из всего этого могло быть все что угодно.

Что касается посла Пикеринга, то он сильно нервничал, хотя и старался этого не показывать. Выпил две бутылочки — маленьких, авиационных — калифорнийского Шардонне — это только на моих глазах, пока я не заснул. На рейсах североамериканских авиакомпаний вместо нормального вина подавали калифорнийскую кислятину, которую ни один уважающий себя джентльмен пить не станет — но посол не обратил на это внимания. Может, привык.

Проснулся, когда самолет делал круг над аэропортом, находившимся чуть в стороне от Рима. Под крылом тянулись какие-то безликие производственные зоны. Зевнув, я отвернулся от иллюминатора.

— Боюсь летать… — простодушно признался посол

— Бывает… — неопределенно ответил я — когда нам выходить?

— Последними. Когда выйдут все. Нам подгонят машину.

Колеса лайнера коснулись полосы, жестко — именно так учили совершать посадку североамериканских летчиков. Даже тряхнуло…

Все это — и Боинг авиакомпании Пан Американ со специальным скрытым отсеком в хвосте, который, тем не менее, имел иллюминаторы, и этот перелет — меня не сильно радовали. Но делать было нечего — приходилось играть теми картами, которые лежали на столе. Пусть их расклад был не лучшим.

На переборке, отделявшей отсек от основного пассажирского салона, зеленым огнем светофора замигала специальная лампа. Пора.

— Пора! — подтвердил и Пикеринг

Прошли уже пустым салоном, в котором не было ни одной стюардессы — видимо предупредили всех. Все указывало на то, что салон только что был полон — вскрытые упаковки салфеток, недочитанный журнал из тех что раздают в полете, остатки обеда на откидном столике. Эконом-класс…

— СИМ[6] будет фотографировать

— Ай, бросьте! — отчего-то с ноткой раздражения в голосе сказал Пикеринг — это обычный гражданский рейс, с чего бы его фотографировать? Кроме того сейчас полдень и ни одного лентяя-итальянца не вытащишь с его законной сиесты. Вспомните нашего графа Джузеппе Арено. Лентяй и разгильдяй.

— И бабник — заметил я

— Увы, и бабник. Я уже имел с ним разговор по поводу моей дочери, которая прилетала на каникулы. Полагаю, я доходчиво объяснил ему, что в итальянском зяте не нуждаюсь, будь он даже и граф. Вы с ним тоже имели беседу? Ах, да, у вас же резиденции рядом.

— Я ему просто намекнул. Думаю, он понял. Что же касается бесед, то мы, русские в таком случае разговором не обходимся.

— Вы всегда слишком полагались на силу…

Можно было накинуть на голову пиджак, но, поразмыслив, я не стал этого делать. Так делают те, кто виновен, а я ни в чем не виновен и ни в чем не собираюсь быть виновным. Просто буду смотреть под ноги, наклонив голову — вот и пусть опознают меня в таком ракурсе, если потребность возникнет.

Посол Пикеринг заметил это и улыбнулся…