Владислав Савин - Алеет восток Страница 4

– А литература тут при чем? – спросил танкист. – Или они в управленцы одних писателей брали? Чтобы доклады во двор стихами писать, как это, трехстишиями, у японцев?

– Нет, вы что! Просто в Китае «литературой» называлось не то, что у нас – не только художественная, а вообще все, что записано, включая науку и юриспруденцию. А экзамен сводился к тому, что бралась цитата из Конфуция или еще какого-то авторитета и надо было ее развить, применительно к чему-то. Причем в строго утвержденном числе иероглифов, ни одним больше и ни одним меньше. Это при том, что у китайцев каждый иероглиф – слово. Сосчитали, что в языке Пушкина или Шекспира порядка двадцати-тридцати тысяч слов, обычно же человек в повседневной жизни пользуется тремя-четырьмя тысячами. Вот и прикиньте, сколько надо было знатоку китайской грамоты заучить – и писать иероглифами много труднее, чем буквами. То, что у нас помарка – линия чуть длиннее или крючок не так изогнут, – у них радикально меняет смысл слова и всего предложения. Лев Толстой все европейские языки знал, но когда он в 1905-м пытался выучить японский, то тоже иероглифы не осилил.

– А ты как? – уважительно спросил танкист. – Я сам на гражданке учителем в школе был. И японский, и китайский – долго учил?

– Так иероглифы в основном одинаковы у всех, – ответил Стругацкий, – японцы и корейцы ведь у китайцев письмо переняли! Есть, конечно, дополнения, введенные в Японии уже после заимствования, но их мало. Произношение разнится сильно – а написание общее, ну у японцев еще хиракана с катаканой, слоговые азбуки, используются как самостоятельно, так и с иероглифами вместе, поскольку у китайцев в языке нет склонений, спряжений, падежей, даже времен и родов, а у японцев все это есть, тогда к корню-иероглифу приписывают азбукой суффикс или приставку. А в целом, как привыкнуть, то ничего сложного – вот вы, как артиллерист, в баллистике разбираетесь, а для меня это мучение было, уравнения решать.

– Уравнения это у гаубичников, – ответил Цветаев, – а у нас, самоходчиков, таблицы и линейная интерполяция, по-простому – устный счёт. Стрелять надо быстро и точно, это да. Боекомплект ограничен, пристрелка – роскошь, промедление, когда «тигр» на тебя башню поворачивает, это верная смерть. Другое дело, опытный наводчик считает, как ходит – не задумываясь…

Помолчали немного, налили водки, нарезали сало. Слышно было, как в соседнем купе, или дальше, кто-то терзает гитару, «я ехал в вагоне по самой прекрасной земле». Песня из будущего, прозвучавшая тут по радио в сорок пятом и ставшая очень популярной.

– Так вот, про китайцев, – продолжил Стругацкий, – у нас, так же как у европейцев и у самураев, считалось, раз ты «благородие», то мечом или шпагой владеть обязан. И первым в бой идти, где могут убить. Это сильно в тонусе держало. А у китайцев их правило выродилось, что высокопоставленный вообще ничего не делает сам – у него власти достаточно, чтобы кого-то послать, кому-то приказать. Даже сам их внешний вид – тучные, физически неразвитые, с длинными ногтями, одет в какую-то рясу, совершенно неподходящую для быстрых и ловких движений! И так несколько веков – ну и кто наверху оказался после такого отбора? Если считалось, что наверх пролезешь, и как в раю, ничего не делаешь, ни за что не отвечаешь, на все подчиненные есть?

Мда, а я вот вспоминаю старый анекдот Советской Армии будущих времен – «лейтенант должен делать дело, майор знать, где и что делается, полковник – сам найти, где расписаться в бумагах, ну а генерал лишь расписаться, где ему укажут». Но здесь до такого маразма еще не дошло – и уважают нашего отца-Адмирала Лазарева Михаила Петровича за то, что он, даже в глазах армейцев, не только руководил, но лично участвовал, на своей легендарной уже подлодке К-25, в истреблении немецкого флота – уважают даже больше, чем самого наркома Кузнецова. И хоть не принято у нас, чтоб генералы в атаку бегали, не сорок первый давно, – но тех, кто лишь щеки надувать умеет, не то чтобы нет совсем, но карьерные перспективы для них закрыты напрочь, и при демобилизации после Победы от таких избавлялись без сожаления, и на «учениях, приближенных к боевым» дурость таких легко бывает видна, а подобных учений в армии и на флоте в последнее время проводится много, особенно в приграничных округах – в Европе, на Кавказе, на Дальнем Востоке. Войной в воздухе пахнет, как в сорок первом, – и очень надеюсь, что обойдется. Бомбу наши в сорок седьмом взорвали, вот только с носителями проблема, есть какое-то число «нелицензионных копий» В-29 (названного здесь, как и в иной истории, Ту-4), и равноценных им «немцев» Не-277, состоящих на вооружении и советских ВВС. И тактическая авиация хороша – истребительные полки на Миг-15 перевооружены, есть и реактивные бомберы Ил-28, а вот у американцев с этим похуже!

– Это вторая отличительная черта китайцев, ну а первая и главная, что они себя мнят центром мира, ну а всех прочих варварами, – продолжает Стругацкий. – И оба обстоятельства Китаю боком и вышли, из-за них он и скатился до положения полуколонии, а ведь был когда-то первой державой Азии, а возможно, и мира.

– Мира это вряд ли, – усомнился Гриб, – хотя это ведь они порох изобрели?

– Они, и еще компас, и бумагу, и фарфор, – подтвердил Стругацкий. – Еще в начале девятнадцатого века они были, пожалуй, наравне с Британией! Тогда англичане прислали в Китай посольство, естественно, с подарками, хотели заключить торговый договор. А ответ получили, благодарим за присланную дань, как знак вашей покорности, мы же в ваших вещах не нуждаемся, так как имеем абсолютно всё. В Китае тогда было четыреста миллионов населения – больше, чем во всей Европе. И довольно развитое хозяйство – завязанное в основном на воду. Водяные колеса – и от них фабрики бумажные, ткацкие, пороховые, железоплавильные. Сложная система орошения для рисовых полей. Судоходные каналы, образующие транспортную систему. Технологии от Европы уже отставали, – но страна была, моща! Вот только, если почти в то же время Наполеон на нас бросил шестьсот пятьдесят тысяч солдат и обломался, еле ноги унес, то чтоб Китай опрокинуть англичанам армии в десять тысяч хватило!

– Это как? – спросил Цветаев. – Не иначе без измены не обошлось?

– По крайней мере, в бумагах прямого предательства кого-то из высших не зафиксировано, – ответил Стругацкий. – Началось все с того, что тогда чай выращивали только в Китае. В Европе его распробовали, оценили и готовы были платить большие деньги, но у китайцев была не то что монополия внешней торговли, – но особый порядок, что внутри Китая деньги бумажные, а вовне только за серебро и золото. И торговать с иноземцами имели право не кто попало, а гильдия, куда включали самых доверенных, указом императора – в реалии же, конечно, место там просто покупалось. Ну а англичане нашли это для себя невыгодным.

Ага, обычная логика англосаксонских джентльменов – отнять дешевле, чем купить! Китайский чай в Европе тогда пользовался бешеным спросом и шел по очень хорошей цене – и казалось бы, должен в Китай хлынуть поток «чаедолларов», как в какой-нибудь Кувейт столетием позже? Но англичане додумались в уплату ввозить дешевый индийский опиум – контрабандой, в обход «монополии» продавая непосредственно потребителям, причем только за серебро. Это как бы году в двухтысячном США и Европа стали бы расплачиваться за российскую нефть колумбийской наркотой по рыночной цене, да еще прямо конечным потребителям, через сеть «Макдональдс» и не за рубли, а за валюту. Причем оборот был такой, что колумбийские наркобароны удавились бы от зависти: английские клипера брали в трюмы до тысячи тонн, а приходило их по несколько десятков в год, туда – опиум, обратно – чай. И вместо обогащения в Китае началось национальное бедствие – население массово травилось, так еще и серебра («конвертируемой валюты») из страны уходило много больше, чем возвращалось в уплату за чай, что вызвало инфляцию, упадок торговли, недобор налогов и кучу сопутствующих проблем в экономике! Основной закон капитализма – что честность обеспечивается исключительно возможностью партнера дать по мордам при обмане. А если этого нет, то слабых или дураков обмануть сам протестантский господь велел!

Китайцы тогда пытались было сопротивляться. Арестовали в Кантоне британского резидента (так в слаборазвитых странах тогда посол назывался) и торговцев, изъяли и сожгли запасы опиума. Тем самым посягнув на святая святых Англии – ее карман. И встала на рейде английская эскадра, и высадились на берег английские войска. Было их немного – с десяток пехотных полков, причем в большинстве даже не из метрополии, а номерные «индийские туземные», то есть солдаты – индусы, британцы лишь комсостав. Боевой состав английского пехотного полка тех лет, от пятисот до восьмисот штыков, равен нашему батальону. И год был 1840-й, а капсюльный штуцер Энфильда, доставивший нам столько неприятностей под Севастополем, был принят на вооружение перед самой Крымской войной, так что в ту экспедицию в руках у солдат (повторяю, далеко не элитных британских полков) были те же кремневые мушкеты, что в битве при Ватерлоо.