Александр Афанасьев - Врата скорби (Часть 1) Страница 4

– Десять человек – объявил он, наконец – в местной обуви. С оружием. Ушли по тропе на север, видимо к селению… Или к оазису.

– А как вы догадались, что с оружием?

Обнаруживший след казак был молодым, и любопытным даже не загорел еще толком – зато обгорел на Солнце уже изрядно. За такой вопрос от урядника можно было и зуботычину получить – но старший урядник Волков обычно либо отвечал, либо награждал спросившего таким взглядом, что разом отпадали все вопросы.

– Когда оружие тащишь – ногу по-иному ставишь. У человека ступня стоит по-другому, оружие то тяжелое.

Подошел хорунжий Скобцов, отряхивая руки о штаны – их старший патруля на сегодня.

– Что?

– Десять человек с оружием. Ушли, видимо к селению.

– Муртазаки?

– Бес их знает.

Хорунжий посмотрел на часы.

– Давно прошли, как думаешь?

– Часов двенадцать, кубыть, не больше… – с ноткой сомнения в голосе сказал Волков

Скобцов достал из портупеи карту, перегнул ее нужным квадратом вверх, сориентировался по компасу.

– Там у них на пути шестнадцатая застава. Километров тридцать.

Все молчали, ожидая решения

– А до двенадцатой, куда мы идем – двадцать. Если верхи идти, и нигде не стоять – то сегодня к вечеру добегем…

Хорунжий убрал карту обратно, негромко присвистнул – такая у него была привычка.

Племенная территория (Федерация Южноаравийских княжеств, современный Йемен)

Шейх Усман

11 апреля 1949 г.

– Хорунжий Слепцов! Хорунжий Слепцов!

– А? – хорунжий дернулся возвращаясь из грез о доме, о Доне, о родном хуторе в грязную и беспощадную реальность. А в реальности этой было много чего – была служба, была колонна бронетехники, грохочущая по разбитой в хлам дороге, был открытый сверху десантный отсек. И была пыль- проклятая пыль, не дающая дышать даже сквозь сложенную втрое кашиду,[8] которую они повязывали не на голову, а на нижнюю часть лица, становясь при этом похожими на бандитов с большой дороги…

– Тебе чего…

Опять Бабицкий… Хохол-казак, хуже этого нет ничего. Да еще молодой только действительную отслужил. Отслужил – и видимо сам вызвался сюда, молодые они такие, лезут везде. Вот его и засунули в эту ближневосточную дыру, где сам хорунжий приканчивал второй год командировки. Черт бы тебя побрал, Бабицкий…

– Господин хорунжий, а почему железную дорогу тут не построят? Ведь проще же было бы, построил – и все. Не надо колонны гонять. И муртазаки поприсмирели бы…

– А вот я сейчас тебя по спине нагайкой вытяну, тогда и узнаешь, почему… – мрачно побежал хорунжий – за пулеметом следи и…

Что еще вменялось в обязанности казаку Бабицкому, мир не узнал, потому что в этот момент бронеавтомобиль, в котором они ехали, тряхнуло, да так, что Слепцов приложился о борт и хватанул ртом самую пыль, щедро поднимаемую колесами, а Бабицкий ударился об турель счетверенки "Максима" – основного огневого средства казаков при проводке колонн.

Прокашлявшись, едва не выхаркав с пылью легкие – во рту была такая сушь, что даже плюнуть было нечем, Слепцов полез вниз, в тесную, исходящую вибрацией и ревом двигателя бронированную коробку, к шуршащей помехами рации.

– Я Дон-восемь, вызываю Рубеж-сорок два, прием!

В Адене – а они уже были почти что в городе, между Аденом и городом-спутником Шейх Усман было всего то пара километров – связь была прекрасной, тем более то на такой мощной рации. Это когда идешь по маршруту – горы так экранируют, что большую часть маршрута идешь глухим и слепым и случись чего – отбиваться придется, рассчитывая только на самого себя.

– Рубеж сорок два, принимаю хорошо.

– Рубеж-сорок два я Дон-восемь, прошу результаты авиаразведки по трассе до Катаба и далее на Сану

– Дон-восемь, птица прошла, результат нулевой, как понял?

– Рубеж сорок два, тебя понял.

– Дон-восемь, сообщи свое местоположение

– Рубеж сорок два, нахожусь на подходе к Аль-Мансур, боеконтакта не имею.

– Дон восемь – принял, конец связи…

То, что птица прошла и результат нулевой – это еще ничего не значило. Разведка была здесь не армейская – на разведку летали старенькие С-5 и разведка велась чисто визуальной методой по принципу: видишь кого то? – нет. И я нет. Пока даже до Катабы пройдешь – десять раз все поменяется.

Аккуратно повесив гарнитуру рации на свое место, хорунжий подключился к ТПУ

– Дон-восемь, снизить скорость, мы в городе…

Шум от двигателя стоял такой, что без ТПУ никто ничего бы не понял…

Волею судьбы, казакам пришлось осваивать новые для себя профессии – казачьей лавой здесь не решалась ни одна проблема. Да и какая к чертям казачья лава – автоматами и пулеметами посекут и все. Вон, кони только у разведчиков и дальних патрулей остались. Прошло время кавалерии, прошло, теперь сидишь, да солярным выхлопом дышишь. И время честной войны тоже прошло – теперь фугас норовят подложить на дороге, да нож в спину воткнуть, если из расположения по делам отошел. Старики было-к рассказывали, как на Кавказе службу ломали – все мальцами тогда еще были, слухали. А тут ведь похлеще Кавказа будет…

Их было немного – всего тридцать человек. Тридцать человек на шести машинах, из которых две были блиндированные, с блиндированным, фабричной выделки корпусом, из армейских арсеналов, и еще четыре – обычные грузовики, приспособленные для такого нелегкого и опасного дела, как проводка конвоев.

Блиндированные машины были армейские, кузов Екатеринодарского танкового на лицензионном чешском шасси Татра-92, выпускаемом по лицензии в Москве. Бронированные листы кузова, на которые казаки наварили еще по одному листу – чтобы с гарантией выдерживали пулеметный обстрел, а заодно и чтобы нарастить борта для езды стоя. Мешки с песком под ногами – для защиты в случае подрыва на фугасе. Невелика защита, но хоть что-то. Вместо одного крупнокалиберного пулемета или противотанкового ружья, как на армейской версии казаки обычно ставили списанную из армии счетверенную установку пулеметов Максим, предназначенную для ведения огня по низколетящим самолетам. В армии такие установки считались давно устаревшими – огонь Максимов мог сбить только совсем уж устаревшие и тихоходные самолеты, армия давно перешла на лицензионные швейцарские многоствольные Эрликоны и длинноствольные пушки калибра до ста семи миллиметров – против бомбардировочной авиации. Испытывались первые зенитные ракеты, управляемые по радио. Ну а счетверенки доставались казакам – среди казаков было много тех, кто ломал действительную службу еще в двадцатые, для них Максим был роднее родного. Ну а мощь огня счетверенки была страшной – шквал огня позволял даже особо не целиться.

Таких машин в караване была всего одна – командирская, как раз на ней и стоял одним из пулеметчиков Бабицкий. Так, помимо основного вооружения, на эту машину по обеим бортам поставили еще по пулеметной турели – чтобы не тратить ресурс Максима по мелким и не слишком опасным целям. Как раз вот на таком пулемете и стоял Бабицкий.

Замыкала колонну машина с еще более мощной установкой, на сей раз североамериканского производства. Казакам дозволено было закупать за свой счет (не на действительной службе) любое вооружение, в том числе и под нештатный боеприпас – и они этим пользовались. Машину притащили через пролив из Итальянского Сомали, а как она туда попала – ведал лишь один Аллах. Первоначально это был полугусеничный БТР, не на ходу и без двигателя. Потому и продавался так дешево. Но казаки кузов отодвинули в сторону – к нему должны были прислать двигатель с АМО, вот тогда и можно будет ходовой заниматься. Самая ценность была в огневой установке – тридцатисемимиллиметровая длинноствольная зенитная пушка М37А1 с заряжанием обоймами и по обе стороны от нее – два стандартных пулемета Браунинг М2 калибра 12,7. Вот эту вот зенитную установку привели в божеский вид – итальянские сомалийцы ее запороли и не смогли починить, и переставили на шасси стандартного БА-40, трехосного, по размерам почти идентичного "американцу". Встала как родная и теперь казаки могли бороться с противником, даже если он засел за каменными глыбами, которые не брал ДШК. Раньше приходилось использовать миномет, а навести его в горячке боя – не так то просто как кажется.

Остальная техника представляла собой обычные грузовики, переделанные казаками под свои нужды. Все трехосные, марки ЯГ армейские – потому что ремонтировать легче. В оригинале – лучшая североамериканская машина подобного класса, Студебеккер. В России вообще много производилось по лицензии – но это был уже шаг вперед, раньше просто закупали. Каждый грузовик приходил из армии списанным, но казаки доводили его до ума. Борта наращивались и защищались броней – хотя бы от легкой винтовочной пули. Ставились дополнительные топливные баки – потому что на Восточных территориях заправиться можно не всегда и не везде. Баки тоже защищали бронелистами и ставили с обеих сторон – чтобы нельзя было повредить их разом при обстреле. Под сидения в кабине и в кузов под ноги клали не мелки с песком – а выделанные по специальному заказу баки с водой, разделенные на множество секций. Мало того что вода не хуже песка защищает при подрыве – при надобности ее можно выпить. В пустыне оказаться без воды – смерть и не раз такие вот водные запасы выручали казаков и водителей колонн, с которыми они шли. Из вооружения обычно ставили один крупнокалиберный пулемет и два-три обычных, ротных, иногда еще один пулемет ставили на поворотном вертлюге в кабине, у двери пассажирского места – чтобы пассажир так же мог вести огонь. Пулеметы были в основном либо армейские ДШК – тут скупиться было нельзя, покупали самые новые, хоть и дорогие, либо итальянские Бреда, но их ставили только в крайнем случае, когда ничего другого не было, либо британские BSA, либо североамериканские Браунинги. Вот Браунинги казаки уважали больше всего – ничем не хуже ДШК, а в чем-то даже и лучше. Проблема была только со снабжением патронами: на складах их не было, но на шуке[9] можно было купить в любом количестве и хоть в навес. На шуке можно было купить все.