Владимир Коваленко - Боевые паруса. На абордаж! Страница 4

— Зеленый, — сообщил он, — и колючий. И звать его отныне — Терновник.

— Думаешь, приживется?

— А что, не видно?

Впрочем, шипастый куст скоро выкатился из кабинета. Только тогда все и заметили — насколько он еще молод. Мальчишка! Большеголовый, лобастый. В руках — черный с серебром жезл. В глазах щенячья радость. Дорвался.

— Я назначен к участку Санчо де Эрреры, — объявляет и на радостях даже окончания не жрет, — не подскажете, где найти этого кабальеро?

— Здесь. Я Санчо. Просто Эррера, безо всяких «де». И не кабальеро, а идальго.[6] Мне чужих титулов не нужно. Что касается твоего назначения — рад. Мне чертовски нужен законник в патруле. Чтоб не тащить всякую шваль в присутствие.[7] Так или иначе — сегодня гуляй. А завтра с утра приходи — согласуем график дежурств.

— Хорошо.

Зеленый кубарем скатился по лестнице и исчез за дверьми. Тут отворилась дверь «ворчуна».

— Санчо, загляни-ка. Есть разговор.

Альгвазил Эррера подмигнул окружающим, мол, я знал, что тут все не просто так, и отправился к начальству на ковер.

Ковер в кабинете старшего алькальда, и верно, имеется. Впрочем, на нем Санчо не пороть будут, но беседовать. Начальство бутылочку местного раскупорить изволило. Право: во-первых, дальние вина дороговаты, во-вторых, местные хороши. Кто не слыхал про виноградники Хереса?

Под стаканчик доброго вина и разговор добреет. Не заметишь, как поддакивать начнешь.

— Именно, дон Хорхе! Истинная правда, сеньор старший алькальд! Уж на меня всегда положиться можно.

Сеньор старший алькальд и к делу пока не перешел. Тушуется, что странновато. Даже сеньором де Эрреру обозвал. А Санчо, как и сказал Терновнику, не «дон», и не «де». И пусть злые языки треплют, что и идальго он весьма сомнительный — зато шепотком и тихонько, ибо те, что осмеливались изречь подобное в глаза бравому альгвазилу, умолкли навечно. Впрочем, сейчас Санчо доволен. И продолжает свою тираду:

— Я всегда говорил — если как следует подумать, любая задача решается. Школяр — неплохое решение! Он попробует наш хлеб и поймет, стоит ли пихать ближних локтями ради этого черствого куска. А я получу, наконец, законника. Пусть и на время.

«А вы не заплатите ему ни гроша, и жалованье младшего алькальда ляжет вам в карман», — это Санчо договорил про себя. На старшего алькальда, дона Хорхе де Теруана, обиды держать не приходится. Если он и урвал десяток-другой набитых свинцом мараведи у Севильи, так не в ущерб делу: за каждое подставное лицо сам хомут тянет. Теперь же и вовсе ловко придумал: взять в подручные, вроде подмастерья, школяра-законника. И платить не нужно, и работы меньше.

Правда, сразу совать школяра — не то что в порт, в район ночлежек — верный способ отбить у молодого человека всякое желание к дальнейшей службе. Грязь, кровь и никакого дохода, кроме жалованья, — такое место у Санчо Эрреры. Попросту оттого, что у обитателей вверенных его попечению кварталов водится разве португальская монета, красная, как жгучий перец. Медь рудников Браганзы, что наступает впереди лиссабонских мятежников, выметая серебро из рук бедняка верней, чем Церковь и казна.

— Санчо, сказать честно, я не хочу, чтоб парень надолго задержался в нашей компании. Но, что поделать, он уже бакалавр права! В шестнадцать-то лет. Взбрелось молокососу посмотреть, что же такое закон, не с точки зрения корпящего над кодексами школяра, а глазами того, кто этим самым законом живет…

— Хотите показать ему пекло? Ну, это ко мне, верно.

Санчо хитро щурится. Пусть дон Хорхе человек разумный и много раз это показал. Но у альгвазила своя голова на плечах имеется. Она и сообразит — нужен ли севильскому порту молодой алькальд или нет.

Утро — понятие растяжимое. Терновый куст явился в присутствие незадолго до полудня, являя собой странный контраст свежести — в одежде, и легкой усталости — на лице. То ли ночь не спал, то ли с утра успел утомиться.

— Вот и хорошо! — Санчо довольно хлопнул себя по лбу. — Будешь ходить с патрулями сразу после сиесты. Время довольно спокойное… Но мало ли что!

Конечно, оставались вечерние и ночные патрули. Но совать неподготовленного человека носом в дерьмо… Тем более от человека этого не пахнет. Ничем, кроме воды и щелока. А нос у Санчо тренированный — не одно дело помог раскрыть, а уж сколько раз уберег брюхо от поноса — и не сосчитать. Бывало, товарищи едят да нахваливают, альгвазил же Эррера нос воротит. Потом всем плохо, но по разным причинам. Товарищи животом маются, альгвазил пытается участок на своем горбу тащить. Ну, теперь знают: носу начальника можно доверять.

Нос говорит — дон Терновник не пахнет ничем, и это подозрительно. А потому его и на ночной обход брать рано. Пусть пока днем поработает. По городскому уставу, конечно, младший алькальд должен выходить в ночную стражу. Очень уж это удобно для стражи, когда и полицейская сила, и судья имеются на месте.

Потому как тюрьма… Нет, тюрьма — это отдельная песня. И ее дону чистюле тоже слушать рано. Пока — пусть походит с младшим альгвазилом да парой стражников по порту днем. Глядишь, и покажет себя. Тогда и будем решать, воспитывать ли в парне отвращение к судебной службе или приучать помаленьку к ее тяготам и радостям.

Дон Диего назначение в дневной патруль по порту воспринял спокойно. А почему нет? Все предметы вычитаны, кроме астрономии, можно и перерыв сделать. Остатки студенты доучат сами, по конспектам. И не выдадут. Магистра свободных искусств де Эспиноса, ставшего неделю назад бакалавром права, они на руках таскать готовы — год с лишком, как он начал вести практики, а там и лекции вводных искусств, и все это время не просто разрешает вести записи на занятиях — читает медленно и разборчиво да переспрашивает, все ли успели записать.

Что до подготовки тезиса к следующему диспуту, так для этого любое время годится. В том числе и патрульное. Меряя шагами широкие грязные улицы — не на пешехода рассчитанные и не на верхового — на разъезд пароконных упряжек, вполне можно слагать в уме, как стихи, статьи, параграфы и пункты. А по сторонам глазеть — зачем? Справа, слева, спереди и сзади — везде стражники. И лужи первыми пересчитают, и на ломовую телегу выругаются, и время достать шпагу обеспечат.

Хватать и не пущщать — их дело. А дело дона Диего — давать санкцию, если что. А то и приговор отвесить здесь же, на улице. Кто не согласен, пусть апеллирует в аудиенсию.[8]

Так что портовый район младший альгвазил изучает больше по шуму и запахам — а это неумолчный грохот ломовых телег, как будто весь город встал на колеса. Везут все: и улов рыбацких суденышек, и пряности Леванта, и хлопок из восточных Индий. Везут все, что должна поглотить Севилья, испробовать на вкус — и отрыгнуть на поживу остальному миру. В самой Испании останется негусто, и даже Мадриду с Толедо придется довольствоваться тем, что ему оставят Лондон и Антверпен, Милан и Неаполь, Генуя и Рим.

А еще порт — это запах прелого дерева, несвежей воды, рыбы, пота — человеческого по преимуществу, но лошадиного, ослиного и воловьего тоже, сырого железа и поверх всего — дегтя.

Стражники поняли, что Терновник не настроен ни беседовать — что скучно, ни командовать — что хорошо. Зыркает исподлобья, и только. Шагают привычной дорогой, пока глухие стены не размыкаются и в глаза не бьет двойное солнце — то, что в небе, и то, что в реке. Новоиспеченный судья прикрывает лицо ладонью, щурится. Зато — очнулся и готов действовать. Невдалеке слышны голоса, слишком громкие для мирного течения дел.

— Что такое? — Диего очнулся и готов действовать. — Надо глянуть.

— Таможня наживается, — сообщил один из стражников и дернул себя за ухо. — Всегда есть желающие покричать, прежде чем расстаться с деньгами, а у перуанцев всегда есть деньги.

— Да? А как вы определили, что тот корабль — из Перу?[9]

— Просто, сеньор. Это «Энкарнасион», он всегда ходит в Картахену и всегда в одиночку. Видите на мачте бело-голубой вымпел? Герб герцогов Альварес-и-Толедо. У них есть привилегия торговать с Индиями вне ежегодных флотов и вне всяких поборов, кроме «квинто». Родня Колумба — привилегия еще от него досталась. Сохранилась потому, что старший сын открывателя Индий женился на королевской племяннице.

А еще корабль не слишком велик, и в состоянии подняться по Гвадалквивиру. Но…

— Что же там за шум? Нашли контрабанду?

— Поверьте, раз уж корабль не трясли в Кадисе, значит, команда, капитан и судовладелец все лишнее сплавили, пока поднимались вверх по течению.

— А кто тогда недоволен?

— Наверное, из пассажиров кто.

— Подойдем?

— Можно… — протянул стражник. — Хотя, по мне, смотреть, как другие наживаются — не лучшее веселье.