Ramiz Aslanov - Лот Праведный. Исход Страница 4

Лот снова обернулся и, сощурившись, стал вглядываться с неуверенной надеждой в слепяще-белую даль.

– Пять верблюдов должно быть и один верблюжонок. А на первом верблюде едет дядя твой старший – Аврам. И на голове его платок полосатый с цветами черный и желтый.

– Откуда ты можешь знать это, матушка? – снова удивился Лот.

– Знаю. Вещий сон был мне сегодняшней ночью. И если не сбудется он, то, значит, навсегда оставил нас беззащитными Бог наш. Иди ко мне, сын мой, дай мне тебя обнять!

С этими словами притянула Такха за плечи сына – и прильнул Лот, как в детстве, к груди матери, и потекли из глаз его слезы веры и благодарности. А Такха, улыбаясь счастливо, кивнула стоявшей робко в отдалении Рухаме, и та тоже подошла и прижалась к матери, заплакав сама не зная о чем.

– А теперь сходи за водой, – сказала мать, дав сыну время выплакать боль исстрадавшегося сердца. – Надобно заварить травы для гостей с дороги. А мы с Рухамой приберемся пока в шатре.

6

Разгневался сильно царь Халдейский после бегства Арана на Фарру и семью его. И призвал он к себе Фарру и долго пытал его о беглеце – где прячется и почему тайно скрылся от царя своего, который был милостив к нему больше, чем отец родной? И нет ли в его бегстве тайного умысла, а в исчезновении – тайного преступления? Но что мог ответить несчастный отец царю страны? Для него самого бегство Арана стало неожиданностью сокрушающей. Любил Фарра сына младшего по-прежнему сильнее остальных домочадцев, лишь одним им гордился до происшествия сего злополучия, лишь в нем одном узнавая кровь свою горячую и дух вольный.

Недолюбливал он Нахора за жадность его расчетливую, видя в сыне среднем собственные слабости и пороки. А сына старшего он побаивался за суровость души его, не знающей сомнений: было в Авраме нечто, ставящее его выше отца – праведность надменная, непримиримая. Был Аврам Фарре как укор от Бога живой, заветы которого Фарра предал за участь тщеславную и радости жизни мимолетной. И вот теперь, когда не стало любимого сына Арана, осиротело сердце отца – все ему стало безразлично: и нажитое богатство, и семья его, и даже жизнь сама, потерявшая единственную радость. И корил он себя за упреки сыну о наложнице, и считал себя виновным в том, что сын его ненаглядный вынужден был стать, через несправедливость отца к нему, бесправным скитальцем на чужбине.

И не смог Фарра оправдаться перед царем Халдейским – и не пытался даже, а лишь понадеялся в приговоре его на приязнь родственную и великодушие царское. И приговорил царь Халдейский, в наказание семье Фарры за проступок Арана, лишить отца звания управителя стад царских. И взял у них не только стада свои, но и большую часть из стада семейного – как залог за Арана, что, если вернется и повинится перед царем своим, будет им прощено и возвращено с лихвою. А если не вернется – останется царскому дому как пени за несправедливую обиду.

И остался Фарра с тем, с чем остался. А было у него теперь даже меньше, чем до женитьбы Арана. И забрал царь также, кроме скота, многих из людей Фарры, расселив их по землям своим, чтобы ослабить этим силу обидчика своего. И было это лучше для Фарры, потому как не смог бы он теперь, при скудости стад своих, достойно содержать стольких людей. И был даже рад Фарра, что лишился всего, что досталось ему ценой потери сына – и все он готов был бы отдать, чтобы только вернуть Арана в шатер родительский. И скорбел Фарра о сыне своем безмерно, и стал слабеть силами, и все ему сделалось безразличным как человеку, которому жизнь не в радость.

А Нахор, сын его расчетливый, был очень раздосадован потерей богатства и положения своего. И когда все улеглось и стало понятно, что Аран не вернется и не вернется с ним вместе милость царя Халдейского, потребовал Нахор дележа оставшегося имущества по праву сына, имеющего жену и детей собственных. И требовал Нахор дележа на два, указывая, что отец их стар и имеет лишь необходимость в попечительстве, а Аран уже взял свое. И возражал Аврам, говоря, что в беде, больше чем в радости, следует им держаться вместе и вспомнить о Боге своем, который не даст им унизиться. Но согласился Фарра на дележ – отвратилось сердце его уязвленное от корысти, и хотел он лишь покоя себе и сыновьям. А когда спор зашел о Фарре, – с кем он останется жить, – оба сына изъявили желание упрямое видеть отца восседающим покровительственно в шатрах их. Но выбрал Фарра решительно шатер Аврама, ибо стал ему ближе старший сын, которого сам Аран избрал за лучшего из них в ночь бегства. А Нахор ушел – обиженный – со стадом своим и людьми, которых отобрал ревниво, и поселился за рекой.

И так жили они: Аврам с отцом и Нахор отдельно, – простые пастухи, как раньше, но окруженные теперь подозрительностью и неприязнью царского дома Халдейского, – не богатые и не совсем уж и бедные.

И было так, что, на четвертый год после побега Арана скончался царь Халдейский – царь строгий, но справедливый. И со смертью его началась смута в стране, ибо поднялся брат усопшего царя Халдейского на сыновей его близнецов из-за жезла царского. И много было пролито крови в стране и учинено разорений мирным жителям через это соперничество.

И Аврам, по убеждению Бога своего, старался держаться в стороне от вражды чуждой. А Нахор, желая прибыли в деле чужом, встал на сторону родственника своего – брата царя. И получил он от предприятия этого лишь неприятности большие: многие люди его погибли, сам же он лишился почти всего имущество и вынужден был бежать с семьей еще дальше на Север от мести сыновей царских, что взяли верх.

И прошло еще четыре года. И вот, в одну из ночей, когда Фарра, по обыкновению своему старческому, полудремал беспокойно, было ему видение: явился Фарре Вестник Небесный в образе юноши прекрасного в белых одеждах. И возвестил Фарре Вестник, что пришло время выйти ему со всей семьей из земли Халдейской. И что должно направить им стопы свои в землю Ханаанскую,16 которая завещана его роду от Бога и где обретет род его и потомки его могущество великое. «Как же я выйду из земли Халдейской со всей семьей моей? – спросил Фарра у Вестника. – Неполна семья моя – нет со мной любимого сына Арана с женой его и сыном. А вдруг он вернется, когда я выйду? Как я найду его, а он – меня?» «О том не беспокойся, – сказал Вестник. – Вернется к тебе кровь твоя. Уже сегодня, не успеет солнце встать в зените, придет к тебе известие чудесное о сыне твоем несчастном через странника. И, как получишь весть, поспеши вернуть себе тех, кого сам от себя отвратил. А когда вернешь, будет тебе это знаком покинуть землю Халдейскую и идти в Ханаан».

Проснулся Фарра в слезах умиления и поспешил разбудить Аврама. И рассказал ему все. И поверил ему Аврам и горячо поддержал.

И свершилось то, что возвестил отцу несчастному Вестник во сне: в тот же день, еще до полудня, пришел к шатрам незнакомый человек, бродяга по виду, спросил Фарру и, когда был представлен, рассказал горькую правду о судьбе Арана. И вызвался сразу ехать Аврам за семьей брата, чтобы вырвать их из лишений, в которых они оказались, и предотвратить этим смерть их безвестную. Стал Авраму вещий сон знаком ясным в том, что вспомнил Яхве о своих заблудших детях и пролил на их зачерствевшие сердца каплю своего милосердия. Благословил Фарра Аврама на долгий путь, но попросил послать весть Нахору, чтобы разделил он с ними горечь потери и радость чудесного обретения, и чтобы присоединился после к отцу и брату для выхода из земли Халдейской. И послал Аврам человека к Нахору, чтобы пришел сын к отцу и оставался с ним в отсутствии Аврама.

И снарядил Аврам караван из пяти верблюдов со всем необходимым для дальнего путешествия, и взял людей, сколько надо, и бродягу, принесшего весть долгожданную, упросил за великое вознаграждение быть им проводником к шатрам беглецов. И вышли они уже на следующее утро из окрестностей Ура в сторону пустыни дикой. А одна из верблюдиц в караване была плодной, и вскоре разродилась в пути, из-за чего пришлось им замешкаться на один день.

А Фарра все эти дни горько плакал о смерти Арана, не переставая, – и от слез нескончаемых ослеп.

7

Караван плывет по пустыне. Со спины верблюда это бескрайнее море песка не кажется столь гибельным и непреодолимым. Всю тягость преодоления взяли на себя выносливые животные. Плывут они, плавно раскачиваясь, по вязкому песку без заметных усилий, словно скользят по траве бархатной весенней. На высоте двух метров от поверхности раскаленного песка воздух кажется заметно живее – он не стоит огненной стеной, он чуть движется тысячами невидимыми струями, донося издалека обещание живительной прохлады. А на гребне высокого бархана, когда вереница животных добирается до него, на миг удается людям вдохнуть полной грудью бодрящей свежести налетевшего ветерка.