Валерий Цуркан - Стрелы Перуна Страница 4

Солнце скатилось к закату и когда начало темнеть, старец повернулся к младшим товарищам и велел спешиваться.

– Здесь заночуем, – сказал он. – Вот и полянка небольшая, можно разместиться. Собирайте дрова для костра.

Бажен спрыгнул с коня и размял ноги, попрыгав на одном месте. Волхв спустился не столь бодро, но для своего возраста довольно проворно. Спутники его тоже слезли с коней и стали разбирать пожитки. Бажен направился к краю поляшки, увидев сухостойный дуб, весьма годный для костра. Под его основанием лежало много веток, которых хватило бы, чтобы питать огонь целую ночь – самое то от волков защищаться, не любят они огня ночного, боятся. Пока странники раскладывались, Бажен, совершив несколько ходок, натаскал дров. Потом взял пустую козевку2 старика, висевшую на боку коня, сходил в лес и нашел ручей. Искать долго не пришлось, воды в здешних лесах всегда много. Дополна набирать не стал, слишком уж большая козевочка оказалась для его силенок. С трудом дотащил он ее к месту ночевки. К этому времени там уже весело плясали язычки пламени, лаская дубовые ветки.

Ели так же молча. Вообще, эти трое какие-то неразговорчивые, Бажен привык жить среди веселых болтунов, каким был дядька Житко, и в тишине сидеть ему было скучно. Расселись вокруг костра и жевали холодное мясо с хлебом, запивая вином. Конечно, вино пили, а не брагу и не пиво, решил мальчик, – они на бояр похожи, а те, он слышал, пьют вино, что купцы в Ростов завозят. К воде никто, кроме Бажена, не прикоснулся. Хлеб пах полем и пшеницей. Он напоминал родной дом, и мальчик не знал, увидит ли когда-нибудь он родные места. И старался как можно больше запомнить своего, родного.

Взрослые, выпив, будто оттаяли и, наконец, заговорили. Бажен только сейчас узнал их имена. Волхва звали Булатом, был он под стать имени – крепкий, жилистый старик, он и меч в руке удержит, если понадобится, – чай, не для красоты ножны носит. Два спутника его носили имена Шемяка и Стоян. И они тоже очень подходили по свои имена, особенно широкоплечий Шемяка. Хотя если взять всех троих, то им бы подошло любое из имен – они все были широкоплечими, как Шемяка, мужественными как Стоян и крепкими как Булат. Шемяка был черноволос как кочевник, а Стоян белесый. И были они братьями, это Бажен понял еще в деревне, уж очень похожи.

Они долго разговаривали непонятно о чем. Вроде бы Бажен понимал слова, но смысла сказанного вовсе не улавливал. Они будто говорили на тайном языке – Бажен с ребятами иногда любил так разговаривать – каждому слову придавался иной смысл, который понимали только его товарищи. Эту игру придумал он, и друзья подержали его, но быстро охладели. А ведь как здорово было в нее играть: смысл понимали лишь те, кто знал. Говоришь: «Всемил, а ты сегодня пойдешь за ягодами?», а подразумеваешь: «Будешь ли ты сегодня со мной рыбачить?» И наоборот – «рыбачить» означало «сходить за ягодами». А «пойдем за яблоками» на их тайном языке значило «убежать поиграть в бабки».

Не нравились товарищам такие игры – слишком уж тёмно, думать много надо, и пока вспомнишь значение каждого слова, уже и забудешь, о чем хотел сказать. Сейчас Бажену казалось, что трое взрослых тоже играли в придуманную им игру. Он слышал и разбирал их речь, но не мог понять смысла.

– А ведь не согласится Василько, – сказал темноголовый Шемяка, и подернул плечами, будто куртка ему мала. Да может быть, так оно и было, с такими широкими плечами все мало будет.

– Ага! – поддакнул Стоян, встряхнув светлыми кудрями.

Бажен не понимал, с чем не согласится князь Василько, но сама мысль, что они едут к нему, заставила детское сердце биться быстрее – ведь это сам великий ростовский князь!

– Не знаю, – ответил старый и седой Булат. – Не скажу ничего сейчас. Надо говорить с ним. Все рано надо. Может, и согласится.

– Можно силу нашу показать. Согласится. – Шемяка снова повел плечами.

– Ага! – подтвердил Стоян.

– Нельзя. – Булат нахмурил брови, наморщил и без того весь в складках лоб, и смотрел на обоих поверх огня. – Не должно нам так делать. Ни в коем разе не можем мы так поступать. Все должно быть по согласию. Если не захочет он поможить нам, то ничего и не сделать, срок, значит, пришел этому миру. Ведь каждый мир приходит к своему концу.

– Зело неясно ты говоришь, отче. – Шемяка поднял глаза на старца. – Надо сильно сказать, чтобы он слова проникли в него.

– Ага! – только и добавил Стоян и кивнул, подтверждая свое согласие с братом.

– Нет, сынки. – Булат улыбнулся, глядя на непонятливых юношей. – Даже сейчас мы не то делаем. Не престало нам помощи просить. Если приходит мир к концу своему, то так и должно быть. Но очень уж хочется, чтобы Русь в покое еще пожила. И я не знаю, насколько сможем оттянуть мы последний день спокойствия.

– Пытаться ведь нужно? – спросил Шемяка. – Ведь на то мы и нужны, чтобы порядок принести.

– Ага, – сказал Стоян. – Порядок нам соблюдать надобно.

Булат вздохнул.

– Правы вы, ребятушки, да не совсем, потому что молоды еще и горячи, да и глупы слегонца. Если уж суждено почить миру, то так оно и будет. Поставлены мы порядок нести, правильно ты сказал, Шемяка. Но если порядки меняются, то сохраняй старые, не сохраняй их, все равно падут они. В таки дни от нас уже немного зависит. Но мы до последнего будем правду держать и от кривды Русь защищать. Даже если богам это уже не нужно.

– Знать бы, чего богам нужно, тогда и жили бы хорошо, – сказал Шемяка и хрустнул плечами.

– Ага! Знать бы! – Стоян погрустнел, глядя на брата.

– А ничего им не нужно, – ответил старик. – Все, что нам нужно, то и озвучиваем мы от имени богов.

Из их разговора Бажен понял только одно. Они хотят встретиться с князем Василько и сказать ему что-то такое, от чего он откажется. Или не откажется. И еще понял, что к своим богам они относятся как и не к богам вовсе и это показалось ему очень странным. А расспрашивать не стал – не его это дело, пусть они сами знают, с каким делом в Ростов пожаловали. Ему-то что! Его дело маленькое, ехать куда велят и молчать.

Тут уже стемнело совсем и запели ночные птицы. Голоса их были печальны и безрадостны, да и откуда взяться веселью в ночную и страшную пору? В это время темные силы выходят на охоту и горе тому, кто попадется им на пути. Кричала выпь, то затихая, то начиная снова, и ее крик казался грустным, будто она потеряла всех своих птенцов и теперь оплакивала их. Крякал огарь таким же заунывным голосом. Его кряканье появлялось то здесь, то там и не ясно было, переговаривались это две птицы или одна прыгала с места на место. Так же скорбно ухал где-то вдалеке филин. Его протяжное уханье когда-то бросало маленького Бажена в дрожь, но потом он привык и понимал, что это всего лишь птица. Ну, ночь есть ночь. Все веселые птицы поют днем и по утрам. Ночные песни всегда грустны.

– От запели, – сказал Шемяка, и потянулся за луком, лежавшим у ног.

– Ага, запели, – вторил ему Стоян и повторил движение брата.

– Одурели? – строго спросил Булат. – Не смей бить ни зверя, ни птицу, ежели нужды в том нет.

Шемяка подержал раскрытую ладонь у лука, да и убрал ее. Стоян поморщил лоб и промолчал. Бажен с уважением посмотрел на волхва.

– Батька мой так говорил, – обронил он. – Покуда жив был.

Булат потрепал его рыжие вихры.

– Молодец твой отец был. Природа мать не потерпит издевательства. Бей сколько съешь, а не голоден, так и убери оружие.

Потом Булат велел всем спать и сам вызвался следить и питать огонь до утра.

Рядом был ручей и комарье летело на огонь да жрало всех четверых. Одна радость, что костер отгоняет волков. «От как бывает, думал Бажен, лежа в траве, – таких маленьких комариков он подманивает, а волки, сильные, крупные звери, его боятся».

Вскоре мальчик уснул. Ему снилось, что он с отцом охотится на медведя. У медведя почему-то была голова ежа, а потом Бажен понял, что это из нее торчат стрелы. Мишка мычал, пытался дотянуться лапой до Баженова отца, но у него ничего не получалось и он обиженно взревывал. Когда мальчик проснулся, медведь так и оставался непобежденным.

Бажен вскочил, вдруг поняв, что рядом никого нет, но сразу услышал голоса в стороне и успокоился. Трое стояли на краю поляны и выделывали невесть что! Они то складывались пополам, до самой земли, будто кланялись неизвестно кому, то подпрыгивали, словно стараясь допрыгнуть до вершины осины. Потом снова кланялись, затем опять прыгали. А потом Шемяка и Стоян вдруг стали бить старика. Они тяжело дышали, охали и ахали, и пытались ударить Булата. Бажен хотел броситься на помощь, но увидел, что старик отбивается очень легко. Шемяка ударит рукой, а дед свою подставляет. Стоян пытается пнуть Булата, а старик изворачивается да стукает по его ноге, что тот аж на колени падает. Недолго они дрались. Булат сказал:

Конец ознакомительного фрагмента.