Штуцер и тесак - Анатолий Федорович Дроздов Страница 4

– Разумеешь в лекарском деле? – посмотрел на меня фельдфебель.

– Фершал он! – сообщил Пахом.

Я подтвердил его слова кивком.

– Раненых глянешь? – спросил фельдфебель.

– Показывайте! – согласился я.

Меня отвели в дальний конец поляны, где на расстеленных шинелях лежали три солдата. Я удивился такому малому числу, но потом вспомнил. В этой войне русская армия, отступая, будет оставлять раненых, поручая их местным жителям или «человеколюбию неприятеля», как писал классик[4]. Человеколюбием французы не страдали, хотя раненых не трогали. Как, впрочем, не слишком лечили и кормили. Самим жрать было нечего, да и лекарств не хватало. Повезло тем, кого взяли к себе и смогли выходить местные жители, остальные просто умерли – и таких было подавляющее большинство. Хотя это будет позже, а пока русские армии отступают организованно и раненых не бросают. Значит, остальные погибли.

Осмотр троицы егерей подтвердил предположение: раны оказались не тяжелыми. Две штыковых – в плечо и в бок, последняя – не проникающая. У третьего егеря пуля разорвала широкую мышцу на спине, не повредив кости. Я вытребовал у каптенармуса еще водки, промыл и зашил раны. Затем смазал швы остатками мази и налепил поверх тряпицы. Егеря выдержали мои манипуляции стоически: ни стона, ни мата.

– Благодарствуйте, барин! – сказал один, и другие нестройно присоединились.

– Идем! – сказал фельдфебель, когда я закончил.

Меня отвели к повозке. Внутри на сене лежал офицер. Это было видно по эполетам и нагрудному знаку. Эполеты без бахромы, позолоченный знак несет серебряного двуглавого орла. Если не ошибаюсь, капитан[5] – наверное, командир роты. Левое бедро замотано тряпками прямо поверх панталон, на них – засохшее пятно крови. Выглядел офицер неважно: бледное лицо в капельках пота, обметанные губы. Нас встретил взглядом, в котором читалась боль.

– Вот, ваше благородие, – доложил фельдфебель, – фельдшер сыскался. Себе голову зашил, Курихина, Савушкина и Петрова лечил. Разбирается вроде.

– Точно фельдшер? – спросил недоверчиво капитан.

Ну да, видок у меня еще тот. Голова залеплена, кровь на рукаве… Вернее, на груди – обляпался, когда раны шил.

– Да, – сказал я.

– Звать как?

– Платоном. Платон Сергеевич Руцкий.

– Дворянин?

В глазах его полыхнуло удивление.

«Да!» – едва не сказал я, но вовремя спохватился. Дворяне здесь все посчитаны и внесены в списки, что не удивительно – привилегированное сословие. Узнают, что соврал, – гарантированный билет в Сибирь. Если, конечно, не убьют раньше…

– Мещанин города Могилева.

– Sur la route comme il s'est avéré[6]? – внезапно спросил капитан по-французски.

– Fuir les Français[7], – ответил я на том же языке.

– Pourquoi[8]?

– Je suis russe[9].

– Для мещанина Могилева ты слишком хорошо говоришь на французском, – скривился офицер.

– Долго жил за границей. Во Франции и… – я едва не сказал «в Германии». Нет здесь такой страны. Есть Пруссия, а также мозаика из немецких княжеств, герцогств, владений епископов, которые Наполеон в большинстве своем ликвидировал, создав основу для будущего объединенного государства. Поэтому промолчим. – Кельне. Недавно вернулся в Россию. А тут война…

– Ладно, – сказал капитан. – Позже поговорим. Пулю из ноги достать сможешь?

– Инструмент нужен.

– Где я его тебе возьму? У нас ни бинтов, ни корпии[10]. Вообще ничего.

Я задумался. Рана у капитана, похоже, слепая. Извлечь пулю можно зондом, но вот взять его негде. Разве что…

– Гвоздь найдется? – спросил у фельдфебеля. – Вот такой, – показал пальцами.

– Зыков? – обернулся тот к каптенармусу, маячившему за нашими спинами.

– Сей момент! – выпалил тот и убежал. Обратно вернулся с длинным кованым гвоздем. Я взял его и рассмотрел. Тяжелый. Где-то «стопятидесятка» по-нашему. Четырехгранное тело, квадратная шляпка – не маленькая. Подойдет.

– Нужно обрубить шляпку с трех сторон, – показал я фельдфебелю. – Края загладить оселком, как и сам гвоздь, чтобы тот стал гладким и блестел. Здесь не тереть, – я ткнул пальцем во внутреннюю часть шляпки. – Сделаете?

Фельдфебель кивнул.

– Еще понадобятся хлебное вино, чистые тряпки и вода. Ее нужно вскипятить и остудить. Люди в помощь.

– Сделаем, господин!

Фельдфебель с каптенармусом ушли.

– Беретесь, Платон Сергеевич? – спросил меня офицер.

– Да, ваше благородие.

– Семен Павлович Спешнев. Вы не военный человек, обращайтесь ко мне по имени-отчеству. Приходилось доставать пули?

– Да, – соврал я. – Но предупреждаю: будет больно.

– Ничего! – махнул он рукой. – Потерплю. Только сделайте, не то помру. Лихорадка бьет.

Подошли присланные в помощь егеря. Втроем мы вытащили капитана из повозки и уложили на разостланную на траве шинель. Я размотал накрученные поверх раны тряпки – последний слой пришлось отдирать, и приказал стащить со Спешнева сапоги, рейтузы и нижнее белье. Егеря проделали это ловко и бережно. Капитан выдержал пытку молча, только зубами скрипел. Я склонился и рассмотрел кровящую рану на бедре. Края красные, с синеватым оттенком, но черноты нет. Потрогал пальцем припухлость. Горячая: организм борется. Взяв снятые с капитана рейтузы и кальсоны, изучил проделанное пулей отверстие. М-да… Вырванные пулей куски ткани в ране. Плохо.

Тем временем вернулись фельдфебель с каптенармусом. Мне вручили надраенный до блеска гвоздь, превращенный в зонд. Нормально сделали, сгодится. Я ополоснул его водой и воткнул шляпкой вниз в стакан с хлебным вином, который по моему знаку наполнил каптенармус.

– А теперь его благородие пусть выпьет, – указал на манерку с водкой в руках каптенармуса. – После чего дайте ему в зубы ремень, не то раскрошит их, когда стану доставать пулю.

Указание выполнили беспрекословно: даже капитан послушно заглотил водки из манерки, после чего сжал зубами ремень. Вот и хорошо. Я помыл руки в теплой кипяченой воде, намочил в ней тряпицу и отер от крови края раны. Следом прошелся водкой. Взял гвоздь-зонд. Ну, с Богом!

Инструментальное зондирование раны нужно делать быстро – меньше мук для пациента. Зонд резко вошел в рану (капитан дернулся и замычал) и где-то на половине своей длины уперся в нечто твердое. Ага! Теперь зонд в сторону, подцепить и аккуратно тащить к себе… Кровяной сгусток, в котором с трудом угадывалась пуля, показался над кожей бедра, я подхватил его пальцами левой руки и вытер о тряпицу. Внимательно рассмотрел. Не повезло: удалось достать только пулю, тряпки остались внутри. Об этом говорило и отсутствие обильного кровотечения из раны.

– Достал? – спросил меня капитан, выплюнув ремень и приподняв голову.

– Пулю – да, – сообщил я, показав ему свинцовый кругляш. – Но в ране остались вырванные ею куски рейтуз. Нужно извлечь, не то приключится Антонов огонь. Потерпите еще.

– Давай! – обреченно кивнул капитан и сам сунул ремень в рот.

В этот раз следом за сгустком из раны толчком выплеснулась кровь – темная, венозная. Замечательно: артерия не задета – я этого боялся больше всего. Затампонировав рану тряпицей, я промыл сгусток в воде. В пальцах он