Адвокат вольного города 8 - Тимофей Кулабухов Страница 4

— Вот эта деталь, — я показал графу пальцем, что гендерная идентификация у участников любовных похождений, который владетель производил у себя в закрытом и охраняемом саду, была самой разнообразной.

— Уважаемые, как я теперь не сомневаюсь, коллеги. Я грешен.

Встав посреди зала, я поклонился несколько раз, в разных направлениях, чем откровенно потешил Гадюкину, для которой (как и для Белкиной) у меня конверта не нашлось.

— Так вот, я грешен. И как мне известно, Вы тоже имеете крошечные пятна на репутации.

— Вы мне… Нам… Угрожаете? — гневно раздувал ноздри Гриф.

Тем временем лицо Губачинского сделалось весьма заинтересованным, он лучше других понимал, что возле него находится мощный компромат. Кажется, он серьёзно подумывал броситься и что-то из фото отнять.

Его интерес тут же «считали» другие владетели и сделали из этого свои выводы. Например, если меня не защитить от прокуратуры, то та может и обыск какой провести, проигнорировав (чисто случайно) дипломатическую неприкосновенность.

— Ни в коему случае! Я сейчас говорю о чём? Поскольку, без сомнения, я стану одним из вас, то буду свято поддерживать имидж владетелей, как непогрешимых лидеров нашего общества, не совершавших и не совершающих никаких постыдных или противоправных действий. И даже если совершенно случайно ко мне в руки попали какие-то фото, которые я, уверен, по ошибке содержат какие-то иные факты, то я немедленно их сожгу в пепел и буду бороться за то, чтобы такие фото никогда не существовали. Буду поддерживать «своих».

— Ишь ты, как завернул, — пробормотал старенький Гризонов, рассматривая фото, на которых был изображён его внук, распаковывающий партию автоматов из запрещённого списка для вооружения войска владетеля. Внук отслужил в имперской армии и был воспитан, чтобы стать наследником, даже минуя своего слегка пьющего отца, а как имперский (хоть и в отставке) офицер, поддерживал самые высокие стандарты военной подготовки, небрежно возложив болт на запреты по обороту автоматического оружия.

— Ну и наконец, есть ещё одно скромное слово, которое как я надеюсь, за меня молвит один очень уважаемый человек.

— Кто же это? Ещё один посол? Министр? Император? — совершенно не скрывая сарказма, скептически спросил Гриф.

— Да, — просто ответил я и прошёлся вдоль столов владетелей, оставляя на каждом из них прошение на имя императора с его «визой».

В этот момент в зал вернулась мадам главный нотариус.

— Что там, Ольга Николаевна? — устало спросил председатель.

— Уважаемый совет, после проведённой проверки… Да, господин Вьюрковский действительно буквально несколько дней назад лично и с разъяснением ему прав и последствий, завещал всё своё имущество, статус, ранг и наследуемые неимущественные права барону Филинову Аркадию Ефимовичу.

— Лично… А когда это было? А мог Филинов как-то подмахмадырить? — вяло поинтересовался Гриф, но ему на это предположение ответила Гадюкина.

— Да не мог он, — она с интересом читала прошение на имя императора. — Он же в этот момент цирк в этом здании устраивал, гонял руководителя Фискальной… Вы там тоже были… Да почитайте уже прошение, граф!

Я чуть прищурился, переводя взгляд с одного владетеля на другого.

— Итак, — откашлялся председатель Совета, — завещание есть, проверку прошло… А есть оригинал прошения?

— Да, — кивнул я. — Всё в оригиналах с собой.

— Явите миру…

— Видите, китайцы за Вас просят, финансисты Вас уже боятся, полиция знакома. Прокуратура? Павел Андреевич, что скажете?

Губачинский встал, поджав губы. Он всё ещё посматривал в направлении фотографий, которые исчезли в карманах фактически неприкосновенных членов Совета.

— Павел Андреевич, — прежде, чем он сказал что-то, поспешно встрял я. — Я тут недавно с Вашим племянником одну научную работу обсуждал. С расчётной частью.

— Как же, помню, — недовольно буркнул прокурор.

— Будет работать конструкция?

— Там у Вас ошибка в расчётной части.

— Что за ошибка?

— Ну что за процентовка дурацкая у Вас? Пятьдесят процентов бетона, пятьдесят железо? Надо семьдесят пять на двадцать пять.

Это он весьма толсто намекал на наши с его племянником доли прибыли.

— Я Вас услышал. Есть! Всё переделаем, как Вы в мудрости своей указали.

— Вот видите, с Аркадием Ефимовичем вполне себе можно продуктивно общаться, прислушивается к старикам, — довольно ухмыльнулся прокурор, который разом заработал для клана пару сотен тысяч рублей, уменьшив мою долю в «схеме по Мещерякову». — И вообще, завещание — это основа основ, это закон, который мы со своей стороны будем защищать и посему… Прокуратура республики считает, что наследовать должен присутствующий здесь Аркадий Филинов.

— Ну вот, а вы говорите… — Гриф перечитывал оригинал прошения.

— Но моё родство⁈ — сделал последнюю отчаянную попытку Кнышский.

— Секретарь, проверьте пожалуйста своим дворянским навыком вот этого документ, — Гриф подал старенькому секретарю оригинал моего прошения и тот навёл ладони на подпись императора Кречета.

— Подлинная, как есть подлинная!

— А Вы, Вацлав Лехович, прежде чем орать о своих необдуманных авантюрах, почитайте, что там написано? Содействие в вопросах наследования. И виза лежит государя…

— Но мы же независимая республика, вольный город, все дела!

— Виза, говорю, наложена, за подписью самого Петра Алексеевича, прошу заметить, — Гриф повернулся к полковнику Шпренгеру всем телом, — нами ВСЕМИ уважаемого просто беспрекословно, просто беспредельно уважаемого, как родного отца уважаемого, слов нет, чтобы выразить, как мы ценим и слушаем со вниманием.

Полковник, как представитель секретной службы его императорского величества, молча кивнул, засчитав завуалированный прогиб.

— Написано тут высокою рукой… «Всем лицам империи и за её пределами, до отмены распоряжения — поддерживаю и ожидаю того же. П. А. Кречет».

Все молчали. Даже те, кто сидел на стульях и не до конца понимал всего контекста, не видели самого прошения, наконец соотнесли имя и отчество с ситуацией.

— Мы лица? — обвёл всех взглядом Гриф. — Лица. За пределами? Пока что так. Мы поддержим? Я лично — да.

— Но республика! — кипятился обманутый в своих ожиданиях поляк.

— Не соревнуется республика размеров с четверть Костромской губернии с империей, ежели умнее воробушка. Думаю, что единогласно… В смысле, — он посмотрел на Гадюкину, думая о чём-то своём. — Ставлю на голосование. Без всяких дальнейших обсуждений.

Повисла секундная тишина.

Я понимал, что сам Кротовский — «ставленник», так что по логике его группировки им нужно поддержать меня, как