Владимир Поселягин - Командир Страница 40

— Да все я видел. Не было у немцев авиации! Все их аэродромы уничтожены. Я над одним минут десять крутился, фотографировал, так по мне ни одна зенитка не выстрелила. Спустился ниже, а там одни трупы, живых не было. И вот что странно, если почти на всех аэродромах вместе с самолетами и людьми были уничтожены взлетные полосы, то на одном аэродроме она была цела.

— А самолеты? — спросил любопытный Сурков, как и я с интересом слушавший рассказ.

— Нет, там также все было уничтожено. Только взлетная полоса цела, такое впечатление, что ею кто-то воспользовался.

Я задумался. Освобожденный неизвестной силой лагерь пленных и аэродромы — может, все это звенья одной цепи? А может, еще что у немцев случилось? То, чего мы не знаем. Мне остро захотелось поговорить с генералом, уж он-то должен знать.

— Что знать? — спросил подполковник. Видно, я в своих мыслях заговорил вслух.

Подумав, я сжато рассказал свою эпопею. И подробно — о неизвестной силе, освободившей лагерь. Летчики с интересом слушали мой рассказ, после чего задумавшийся старший лейтенант Караулов сказал:

— Да, действительно, очень похоже на то, что я видел!

— И впрямь, нужно допросить этого генерала, — пробормотал такой же задумчивый подполковник.

Кивнув, я приказал старшине:

— Остановись вон у того озера с деревьями.

Озеро было окружено полем и вытекало в небольшой овраг. Такой же трюк, как мы провернули с генералом, с нами не получится, но я приказал на всякий случай поставить часовых у пулемета и у оврага.

Вскрыв трофейным кинжалом трофейную же банку с тушенкой, я стал есть ее вприкуску опять-таки с трофейными галетами. Ели мы с подполковником по очереди и за это время познакомились. Он оказался командиром бомбардировочного полка, подполковником Летягой Александром Дмитриевичем, и этот полет был очень важен для наших войск, так как мост взорвать не успели. За разговорами мы добили банку и направились к генералу, который сидел связанный около машины, и только кляп не давал ему высказать все, что он думает. Сверкая голодными глазами, он злобно глядел на нас.

— Как думаешь, капитан, он скажет что-нибудь?

— Конечно скажет, товарищ подполковник! Жить захочет, все расскажет.

— Он же генерал. Надо как-то поаккуратней.

— Это мое дело. Вы, товарищ подполковник, посидите где-нибудь в стороне, а как допрос начнем, так я вас и позову. Хорошо?

Проводив взглядом отошедшего к своим летчикам подполковника, я кликнул Волдухина и пару его бойцов. Генерал боли боялся, хоть и не хотел сперва говорить, но заговорил, и поэтому, выдернув из его ноги шомпол, я велел одному из бойцов перевязать ему ногу и позвать подполковника. Подошедший подполковник Летяга стал с интересом слушать, бросив мимолетный взгляд на забинтованную ногу.

— Расскажите, герр генерал, все, что произошло необычного в последнее время с войсками Вермахта и Люфтваффе.

Сидевший на подножке «мерседеса» Гаврилов торопливо записывал в планшет мой перевод с немецкого.

— Что именно вас интересует? — морщась, спросил генерал.

— Все необычное.

Допрос длился почти полтора часа, и этот толстоватый генерал нам успел многое поведать, несмотря на то что был прислан сюда из Берлина всего несколько дней назад. Двумя словами, с тылами происходило что-то странное. Первым был уничтожен моторизованный полк полного штата, находящегося на отдыхе, при этом был освобожден и лагерь военнопленных, находящийся рядом. Про повторное нападение, где мы участвовали, генерал упомянул мельком, что меня расстроило. Второй случай — уничтожение следовавшей к передовой танковой колонны, состоящей из трехсот единиц разной техники, на этот раз было несколько свидетелей из солдат Вермахта, с их слов сделали несколько рисунков, которые, кстати, находились в опечатанном портфеле. Третий случай — полное уничтожение всей авиации на четырех ближайших аэродромах. Причем на том, где уцелела взлетная полоса, исчез один из дальних разведчиков. И сегодня прошла информация, что над Киевом русскими был сбит немецкий самолет-разведчик, который не проходил ни по каким бумагам. Сопоставив некоторые факты, генерал понял, что это тот самый угнанный разведчик. Далее были только общие вопросы и факты по подобным или похожим действиям. Закончив, я приказал накормить Моера и выставить рядом часового. Втроем — я, Летяга и Гаврилов — мы склонились над открытым портфелем и стали доставать оттуда кожаные папки с орлом наверху и грифом «совершенно секретно» на немецком языке. Открыв одну, я увидел листочки с рисунками. Взяв всю пачку, я стал быстро их просматривать. От изумления у меня вырвалось:

— Так это же боевые роботы, твою!.. — Каплевидные и с разным вооружением, некоторые летали на антигравах, или что у них там еще, другие с опорами, похожими на куриные ноги.

Отдав стоящему рядом и подпрыгивающему от нетерпения Гаврилову всю пачку, я сел на подножку «мерседеса» и озадаченно задумался. Картинки напоминали научно-фантастические комиксы. «Блин, это куда же я попал?» — эта мысль невольно билась в моей черепушке.

То, что этот мир мне не родной, я стал подозревать после нападения на лагерь, но чтобы настолько? Кто же это все-таки такие? Я еще не подозревал, что найду ответ только много-много лет спустя.

В это время через заслон моих мыслей смог пробиться голос Гаврилова:

— Товарищ капитан, товарищ капитан, вы что, знаете, что это такое? Товарищ капит…

Отмахнувшись от него и попросив отойти и не доставать меня, стал обдумывать ситуацию. Это что же такое творится? Получается, что эти неизвестные пришельцы на стороне русских? Я судил по освобожденному лагерю пленных. Значит, возможен контакт, нужно торопиться, эти бумаги и генерал должны быть доставлены в Москву немедленно, чтобы власть успела подготовиться.

Вскочив на ноги, я стал громко отдавать распоряжения, несмотря на то что обещал отдохнуть еще пару часов. Бойцы споро стали готовиться к выдвижению. Отобрав у Летяги и Гаврилова бумаги, я запихнул их обратно в портфель, лишь мельком пробежавшись глазами по документам. Сами они прочитать по-немецки не смогли, языка не знали. Прочитанное убедило меня в правильности моего решения: нужно торопиться. Выспросив у подполковника точное местоположение ближайшего аэродрома, мы на полной скорости рванули туда.

Не повезло нам в самом начале — при переезде через маленький деревянный мостик, переброшенный через небольшую речушку, какой-то отчаянный боец кинул под следующий впереди бронетранспортер гранату. Поджечь он его не смог, но гусеницу от разрыва сорвало. И тут из нашей легковушки вылез подполковник Летяга и так обматерил бойца за порчу трофейной техники, что тот немедленно скрылся за спину вышедшего на дорогу командира. При разговоре с этим молоденьким лейтенантом, оставленным командиром прошедшей здесь дивизии в заслоне с семью бойцами, удалось узнать, что наши части продолжают отступать. И, по его словам, мы смогли бы их догнать, если бы была целой техника. Я вышел из машины, оставив генерала под охраной Гаврилова и Суркова, подошел к лейтенанту, который от ора Летяги стал красным, как помидор, и вмешался:

— Товарищ подполковник, лейтенант, я считаю, поступил правильно. И это не его вина, что в немецкой технике ехали мы! — после чего, не обращая внимания на изумленно повернувшегося ко мне Летягу, спросил у летехи: — Лейтенант, у вас есть какой-нибудь транспорт? Меняюсь почти на целый бронетранспортер.

Лейтенант задумчиво окинул взглядом подбитую технику и, поколебавшись, ответил, махнув куда-то рукой:

— У меня стоит полуторка под деревьями. Но отдать я ее не могу, она на мне числится.

— Да не вопрос, лейтенант. Мы ее берем вместе с водителем, он нас довезет до пункта назначения, тут всего-то восемь километров осталось, потом вернется.

В общем, через десять минут мы пылили дальше. Перед отъездом я задал лейтенанту интересующий меня вопрос:

— Почему вы не стреляли?

Смущенно потупивший глаза лейтенант ответил:

— Хотел технику целой захватить. У нас в полку командир стрелкового взвода танк неповрежденный у немцев отбил, его к ордену представили.

Хмыкнув, я его приободрил, сказав, что и на его улице будет праздник.

Полевая дорога, тянувшаяся перед нами, петляла из стороны в сторону, из-за чего и замедлялся наш путь, отдаляя время прибытия. Но, как и всякая дорога, которая всегда где-нибудь заканчивается, закончилась и она. Приказав остановиться, я стал изучать в бинокль полевой аэродром, и бой, идущий рядом с ним, мне очень не понравился.

— Давай, старшина, гони, может, успеем! — крикнул я Суркову, и мы погнали к аэродрому вслед за полуторкой. В «мерседесе» нас сидело пятеро — я и старшина спереди, Летяга, Гаврилов и генерал сзади, остальные уместились в полуторке.