Тимур Рымжанов - Змеиная гора Страница 40

– Это только начало, Мартын. Последуют еще атаки. Их будет много, и настанет момент, когда у нас каждая стрела будет на счету, а эти недобитки не доживут и до конца дня. Пусть стонут и кричат, вселяя страх в соплеменников. Аукнулись им сожженные деревни и города русские. Злость свою копи на тех, кто еще целехонек! – махнул я рукой в сторону улепетывающих кочевников. – Не следующей, так через одну, они пойдут атакой конными лучниками и постараются разделиться, зайти с флангов. Мы не можем себе позволить распылять стрелков по стенам, их у нас не так уж и много, так что иди вниз к артиллеристам и прикажи заряжать «великанов». Пусть наведут все орудия на самую дальнюю отметку и ждут моего сигнала.

Злорадно ухмыльнувшись – заранее предвкушая эффект от пальбы, Мартын поспешно сорвался с лавки и слетел вниз по лестнице. Откуда-то сверху мягко, по-кошачьи спрыгнул Чен. Вплотную приблизился к кольчужной занавеске и посмотрел вниз. На лице китайца не дрогнул ни один мускул, и я так и не смог понять, какие чувства испытывал мой самозваный телохранитель, глядя, как корчатся в мучениях наши враги.

Больше в этот день ордынцы атак не предпринимали. Видимо, взяли короткий тайм-аут, чтобы перегруппировать силы и собраться с мыслями, проводя анализ всех ошибок, которые они успели допустить. Да уж, ребята, это вам не степные просторы. Сколько лет пройдет, прежде чем вы научитесь как следует штурмовать нормальные, хорошо вооруженные и защищенные крепости. Не могу себе даже представить, что сейчас творится у них в головах, но одно ясно наверняка: будет большой совет и коварный план. Ханы смекнули, что ломиться на стены – такое же бесполезное занятие, как ругаться матом, ожидая, что мы сдадимся.

Они подтащат баллисты, онагры, катапульты и прочие осадные орудия, чтобы разнести крепость вдребезги. Вопрос в другом: сколько таких орудий они действительно могут выставить против каменных стен и что они будут делать, когда я смету их чуть ли не одним-единственным залпом? Такой расклад начинает мне все больше напоминать игру в «дурака», когда остаешься один на один с веером поднятых карт и тупо молотишь наугад всем, что только под руку попадается. И в моем веере больше козырей, чем у многочисленной… пока еще кочевой армии.

Орда. Сплоченное дисциплиной, жестокостью и жаждой наживы войско – вот уж кто ведет войну обстоятельно и без сантиментов. Я допустил оплошность – позволил собрать мертвых и раненых с поля битвы прямо у себя под стенами. Наивно полагая, что вслед за этим последует хоть и короткая, но все же пауза в боевых действиях, хотя бы на тот период, пока они совершат все похоронные обряды. Куда там! Мало того что они приволокли из тылов метательные орудия, ничуть не уступающие по мощности моим требушетам, так они еще и устроили акт глумления над собственными же жмуриками. Собирая воедино успевшие окоченеть бренные тела людей и животных, они стали разводить костры, ставить огромные чаны, чтобы вытапливать жир, как объяснили мне разведчики. Я чуть дара речи не лишился, узнав подробности этой нехитрой процедуры. И уже не было сомнений в том, как они применят такое сырье. Вытопленный жир соберут в кувшины, зарядят в катапульты, запалят и швырнут в нашу сторону, стараясь перекинуть эти отвратительные, я бы сказал даже оскорбительные, снаряды через стену. Вот ублюдки!

Средний вес снарядов для моих метательных орудий варьировал от трех до пяти килограммов. Рычаг самих орудий составлял примерно десять с половиной метров. Пять кило – немного, чтобы нанести серьезный урон войску, но только в том случае, если снаряд не является по сути огромной противопехотной миной. Большие требушеты были способны швырнуть такой вес на расстояние до трехсот сорока метров. Этого было достаточно, чтобы не пустить к стенам ударные силы противника, их катапульты не могли похвастаться такой дальнобойностью. Так что все те меры устрашения, что они применили сейчас на наших глазах, не смогли нанести серьезного вреда боевому духу моей осажденной крепости. Мало того, я был рад, что под стенами больше не валяются груды изувеченных, окоченевших тел. Мне, наверное, следовало ожидать такого спектакля. Ордынцы пойдут на что угодно, лишь бы продемонстрировать свою решимость в стремлении заполучить лакомый кусочек любой ценой. Они не церемонятся с ранеными, добивая их. Раненый солдат – это балласт, который такая мобильная армия таскать за собой и лечить не может. Когда в дело пойдет мой пороховой арсенал, ракетные установки, раненых будет больше, чем они могут себе представить. Что же? Всех станут добивать?

Собственные катапульты ордынское войско собирало неспешно, я бы даже сказал неуверенно, хотя вокруг суетилась стайка китайских «спецов». Несколько раз пристреливали, проверяли на прочность. Около двадцати метательных орудий они приготовили на безопасном, как им казалось расстоянии, в тот самый момент, когда во всем стане опять ударили огромные барабаны и взметнулись вверх флаги и штандарты, в современном понимании этого слова, салютуя о готовности каждого из родов. Я не очень вдавался в подробности того, что означают те или иные символы, чаще выложенные в виде загадочных фигур на кончиках длинных шестов, мне было достаточно взглянуть на перестроения и маневры, чтобы понять суть происходящего.

Через подземный ход прибыли диверсанты, выполнившие свою задачу. Буквально просочились в крепость по тайным тропам и проходам разведчики, поднялись по сброшенной со стен у реки веревочной лестнице. Уже пятый или шестой раз мне говорят о том, что фактически осадой руководят прибывшие совсем недавно командиры пятитысячного свежего подкрепления. Эти люди в униформе стали серьезной проблемой. Без них голодные и потрепанные тысячи западной армии были не так напористы и проворны. Этот легион притащил много припасов и трофеев из Рязани. Вселив, тем самым, некоторую энергию и уверенность в действия, осаждающей Змеегорку многотысячной ватаги.

– На их месте, – предположил я, как бы говоря сам с собой, – чтобы максимально приблизить катапульты, я бы пустил вперед конных лучников. Снег уже достаточно утоптан и тверд, чтобы кавалерия не увязла. Они смогут пройти узкой шеренгой по левому флангу, нанести стремительный удар и мгновенно отступить, стараясь избежать потерь. В это же самое время подтянули бы катапульты.

– Если катапульты встанут у самых стен, они будут как на ладони! – заключил Олай, всматриваясь в неровную шеренгу войск ордынцев через оптику подзорной трубы.

– Они делают укрытия для пехоты из больших деревянных щитов. Стрелами такие не пробить. Пожар внутри крепости мне совершенно не нужен, так что придется использовать дальнобойные требушеты, прежде чем они сдвинут хоть одну катапульту с места. А как стемнеет, я устрою им маленький сюрприз.

– Уже пятый день осады, батюшка! – заныл Мартын, сбрасывая с плеч овчинный тулуп. – Пора бы уже жахнуть!

– Я тоже не намерен ждать, покуда вся эта свора помрет от старости возле моих стен. Чем быстрее мы с ними разделаемся, тем лучше! Готовь требушеты, осколочные ядра и зажигательные бомбы в соотношении три к одному. Дай приказ стрелкам: готовиться к ночной атаке и, собирайте команды и арсенал для танков!

– Открыть ворота? Как же так, батюшка! Это ж!.. – осекся Мартын.

Это Наум, подоспевший с верхней площадки смотровой башни, мимоходом влепил брату увесистый подзатыльник, как бы напоминая, чтоб знал свое место. Пристыженный Мартын только крякнул, потирая ушиб, тут же вскочил, спрыгнул с настила и помчался вниз, раздавая на ходу указания артиллеристам, давно ожидающим своей очереди.

Под щиты, выставленные перед катапультами, собирались тысячи пехотинцев. Прикрываясь иллюзорной защитой из наспех сколоченных и связанных толстых веток, ордынцы собирались толкать катапульты на исходные позиции. Готовилась и кавалерия, устраивая неспешные разъезды в середине строя. Все их действия казались очень слаженными и организованными. Их не смущал тот факт, что я находился в более выгодной позиции, хорошо укрепленный и подготовленный. Враг не собирался сдаваться или отступать, стягивая внушительные силы, видимо, для окончательного, победного штурма.

У меня было всего три мощных дальнобойных требушета, и все три сразу, после того как получили приказ, потратили не больше пяти минут, чтобы дать поправки на дистанцию и зарядку.

– Три больших осколочных! – скомандовал я и отобрал у Олая подзорную трубу, которую старый охотник отдал мне весьма неохотно. – Стрелять без команды, по готовности.

Можно было строить сколько угодно версий насчет того, как ордынцы собирались продвигать катапульты к моим стенам, но что бы они ни придумали, я все равно расстроил все их планы превентивным ударом. С зажженными запальными огнями три огромных пятикилограммовых снаряда устремились во вражеские ряды. Уже наученные сторониться всего, что только вылетает с моих стен, монголы бросились врассыпную, но все равно не успели. Начиненные стеклом и гранитным щебнем снаряды жахнули так, что воздух завибрировал от свиста шрапнели и оглушительного грохота. Облако смертоносных осколков накрывало солдат, скашивая, словно острой косой, тонкие сочные стебли. Догнавшие следом осколочные заряды, зажигательные бомбы подсветили фланги, по которым ударили дальнобойные баллисты с высоких башен. Вторая доза, еще залп осколочных, теперь с поправкой на более дальние ряды. Второй партией пошли заряды поскромней – всего трехкилограммовые. Интервал между выстрелами все меньше и меньше. Требушеты бьют поочередно, создавая эффект непрерывной стрельбы, и это при том, что артиллеристы успевают следить за знаками корректировщика с башен и делать поправки. Длинные рычаги метательных орудий, со свистом разрезая воздух, отправляют вдаль смертоносные бомбы, сея еще больший ужас. До этого момента ордынцы и предположить не могли, что орудия крепости способны накрыть их дальние фланги. Вот ведь будет сюрприз, когда они поймут, что и тылы для меня тоже вполне досягаемы.