Дмитрий Казаков - Высшая раса Страница 40

– Иван Александрович, будьте добры, распорядитесь насчет чая.

Спустя десять минут Петр сидел в кабинете коменданта и пил горячий крепкий чай, сладкий почти до вязкости. Генерал-лейтенант взирал на разведчика почти с отеческой нежностью.

– Сейчас прибудет Конев, – сказал комендант, когда Петр звякнул подстаканником о стол. – И ты нам всё расскажешь. Думаю, что от твоих сведений многое будет зависеть.

Дверь открылось, и в помещение шагнул маршал – собранный, сильный, суровый. Офицеры одновременно поднялись.

– Добрый вечер, товарищи, – проговорил Конев, занимая единственный свободный стул. – Можете садиться.

Петр впервые видел легендарного полководца вблизи, и тот произвел на него ошеломляющее впечатление. В каждом жесте и слове маршала чувствовалась воля, привыкшая встречать сопротивление и преодолевать его, ломать собственной исполинской силой. Только такие люди могли остановить фашистов в сорок первом, когда те рвались к Москве, а затем разгромить и гнать до самого Берлина…

– Докладывайте, товарищ генерал-лейтенант, – приказал Конев, нарушив ход мысли Петра.

– Это капитан Радлов, – поспешно сказал генерал-лейтенант. – Был отправлен мной в разведку в район Линца двадцать пятого июля, связь с группой прервалась в тот же день. Сегодня взят на борт бронекатером Дунайской флотилии в районе Кремса.

– Вот, значит, как, – Конев бросил на Петра острый взгляд, заставивший разведчика похолодеть с головы до пят. – Очень интересно. И где вы провели пять дней, товарищ капитан?

– В плену, – ответил Петр твердо. – В замке Шаунберг, что находится на Дунае, чуть выше города Линца.

– В замке? – На лице командующего Центральной группой войск отразилось искреннее недоумение. – Вы не ошиблись?

– Никак нет, товарищ маршал, – глядя прямо в светлые и холодные глаза Конева, проговорил Петр. – Наша группа была захвачена в плен у города Иннса, после чего на автомашинах нас доставили в замок.

– Так что, центр нацистского мятежа расположен в Шаунберге? – поинтересовался комендант.

– Так точно, – склонил голову капитан. – Именно в этом замке расположен штаб восстания.

– Докладывайте подробно! – приказал Конев, и глаза его сверкнули.

– Есть, – сказал Петр твердо.

Повествование длилось недолго. Он рассказал о том, что в восстании участвуют специально подготовленные части, но умолчал о сыворотке, понимая, что после упоминания о сверхчеловеках его ждет в лучшем случае беседа с психиатром. Ничего не сказал о приборе под названием блуттер, о сумасшедших идеях, владеющих умами эсэсовцев, о странных и мрачных ритуалах, проводящихся в замке.

– Всё ясно, – вздохнул генерал-лейтенант, когда Петр закончил. – Непросто будет покончить с ними.

– Полностью согласен с вами, – мрачно кивнул маршал. – А кто возглавляет восстание?

– Некто профессор Фридрих Хильшер, – уверенно сказал Петр. – Со мной лично общался также человек в погонах бригаденфюрера по фамилии Виллигут.

– Совершенно неизвестные люди. – Некоторая растерянность отразилась на лице Конева. – Среди высших чинов СС людей с этими фамилиями вроде не было.

– А из военных – бригаденфюрер Беккер, – потерев лоб, добавил разведчик.

– Вот это уже интересно, – очнулся от задумчивости бывший комендант.

Они с маршалом переглянулись, и Конев сказал:

– Благодарю вас, товарищ капитан. Вы выполнили свой долг. Идите, отдыхайте. Форму вам выдадут новую, взамен этого…

– Разрешите вопрос, товарищ генерал-лейтенант, – сказал Петр, вызвав недоуменный взгляд маршала. – А что с Клаусом, с тем человеком, которого подобрали со мной?

Конев посмотрел на Благодатова, и комендант поспешно ответил:

– Катер его мы пока пришвартовали, жилье ему нашли. Соответствующие приказы я отдал. Всё будет в порядке. Не беспокойтесь, капитан. Идите!

Покидая кабинет генерал-лейтенанта, Петр, несмотря на похвалу командования, чувствовал себя отвратительно. Сердце терзало смутное чувство вины за то, что ушел, оставив своих солдат на растерзание фашистам…

Нижняя Австрия, город Вена,

правый берег Дуная

31 июля 1945 года, 8:37 – 9:23

– Ну и высокий же он, – бригаденфюрер Беккер вынужден был придержать фуражку. Иначе головной убор с «мертвой головой»[55] непременно бы свалился, когда бригаденфюрер пытался рассмотреть верхушку Восточной башни собора Святого Стефана, что терялась в сером утреннем небе.

– Сто тридцать шесть метров, – подобострастно подсказал штандартенфюрер Циклер.

– Да, – покачал головой бригаденфюрер. – Знаю. С крыши собора Святого Стефана видна вся Европа.[56] Когда он упадет, шуму будет очень много.

– Всё же, наверное, стоило расстрелять его из танков, – задумчиво сказал Циклер. – Ведь взрывчатки уйдет очень много.

– Из танков мы бы стреляли по нему неделю, – ответил Беккер твердо. – Столько времени у нас нет. Еврейская зараза должна быть стерта с лица земли как можно быстрее!

– А точно ли это строили евреи? – штандертенфюрер тоже задрал голову. – Вроде как земли германские, да и фюрер любил рисовать этот собор, насколько я знаю.

– Фюрер во многом ошибался, – голос бригаденфюрера был мрачен. – И поэтому потерпел поражение. Не будем повторять ошибок этого великого, но всего лишь – человека. Вы видели, Циклер, какие рисунки на лестнице внутри этого собора? Ну, на той, что ведет к кафедре?

– Никак нет, герр бригаденфюрер.

– А я видел, – Беккер сморщился и с отвращением сплюнул. – Лягушки и ящерицы – мерзость!

– И что? – Штандартенфюрер явно не понимал.

– А то, что это символы недочеловеческих рас! Чья участь – ползать по земле, словно ящерицы, и ютиться в сырости и грязи, как лягушки! Подобные изображения они использовали всегда, чтобы досадить германцам, исказить величие их духа!

– А, тогда понятно, – Циклер кивнул, но без особой убежденности.

– Всё закончено, герр бригаденфюрер, – доложил подбежавший сапер.

– Хорошо, ждите моего сигнала, – Беккер величаво кивнул, и сапер исчез, словно растворился в воздухе.

Он почему-то медлил отдать приказ и никак не мог понять, почему обычная решительность оставила его. В бою Хельмут Беккер не боялся ничего, благодаря чему и прошел путь от рядового рейхсвера до генерал-майора войск СС, получил Золотой и Рыцарский кресты. Но громада собора давила на рассудок, заставляя колебаться и сомневаться в правильности выбранного решения.

– И всё же он красив, – проговорил штандартенфюрер. – Даже немного жаль.

Беккер хотел одернуть подчиненного, но смолк, пораженный догадкой – ему тоже было жаль собор Святого Стефана, и именно поэтому он никак не мог отдать приказ. Подобное настроение было недопустимо для офицера СС, и бригаденфюрер ощутил растерянность и тревогу.

– А это что? – спросил Циклер, показывая на круги и разной длины полосы, выбитые прямо на наружной стене, невысоко над землей.

– Когда-то здесь был рынок, – услышал Беккер свой голос, доносящийся откуда-то издалека. – А на стене – меры для ткани и хлебов. Ткани отмерялись по длине, и любой покупатель мог потом подойти и проверить, не обсчитал ли его торговец. И хлеб нельзя было печь меньше положенного диаметра…

На мгновение бригаденфюрер замолчал. Только преодолев внутренний протест, смог заговорить вновь:

– Быстрее прочь отсюда, Циклер, – прохрипел он. – Еврейская магия начинает действовать и на нас. Скорее!

Они поспешно отошли от стен обреченного здания, пересекли улицу и, свернув в небольшой проулок, спустя десять минут заняли места на наблюдательном пункте, размещенном на безопасном расстоянии от собора.

– Начинайте, – сказал Беккер и поднес к глазам бинокль. Странное наваждение прошло не полностью, и вид стройной башни, возносящейся к небесам, вызвал почти физическую боль.

Земля вздрогнула, и до ушей долетел гул, глухой и низкий. Восточная башня собора Святого Стефана дернулась, начала крениться, а затем завалилась набок, со всё возрастающей скоростью устремляясь вниз. Навстречу ей рванулось огромное облако пыли.

Земля вздрогнула еще раз, словно бьющийся в агонии человек. Удар потряс, казалось, весь город. Бригаденфюрер был вынужден опустить бинокль и опереться за стену, чтобы удержаться на ногах.

Облако пыли поднялось выше и принялось увеличиваться. Оно напоминало странный гриб-дождевик, растущий чудовищно быстро и постоянно меняющий форму.

После первого звукового удара треск и грохот гибнущего здания воспринимались только в качестве фона.

Когда Беккер в сопровождении Циклера прибыл к месту падения здания, вид горы обломков, возвышающейся выше третьего этажа, заставил его на мгновение онеметь.