Василий Звягинцев - Ловите конский топот. Том 2. Кладоискатели Страница 40

– Хорошо, – сказал Шульгин, прикладываясь к пулемету, – как мне отец рассказывал, кавалерия галопом может проскакать не больше двух километров. И все, жми по тормозам. Как раз на отметке три они запалятся, перейдут на шаг. Следы колес увидят, посовещаются и начнут втягиваться в лощину. Тут и врежем…

Так и вышло. Удачно проскочив зону, которую считали опасной, уланы, благоразумно не приближаясь к гребню плато, казавшемуся подходящим местом для очередной засады, волей-неволей начали смещаться вправо, где и увидели подготовленную для них «демонстрационную» дорогу.

Теперь подполковнику было ясно все. Полевые стрелки всеми силами пытались отвлечь его внимание от этого места, увести полк в сторону. И это вполне могло им удаться. Пропустив съезд в лощину, он скорее всего повел бы полк на северо-восток, к лесному массиву у подножья хребта Макарикари, а эти мерзавцы спокойно продолжили бы свой путь на запад, в дикие, безжизненные и безводные места на окраине великой пустыни Калахари. Где и должны находиться таинственные копи. Что еще делать отчаянным авантюристам в этих гиблых местах?

Но теперь не уйдут, колеса фургонов продавили отчетливые колеи во влажной земле. Переправиться на ту сторону ручья, дать людям и лошадям короткий отдых в тени акаций, и вперед!

– Жалко мне вас, ребята, – пробормотал Новиков, подводя марку прицела к колену подполковника. – Куда лезете, зачем?..

Убивать он по-прежнему не хотел. Да к тому же, оставшись в живых, этот усатый колониальный служака будет в полной уверенности, что кладоискатели ушли в Калахари. Только нужно, чтобы дальше этого рубежа не продвинулся никто.

Конь, пораженный той же пулей, что и хозяин, завалился набок, и коновод с ординарцем пытались извлечь из-под него Бабингтона, стоически переносящего мучительную боль и злобу, смешанную с отчаяньем. Задание не выполнено, а он отныне – инвалид! Что такое пуля в сустав – подполковник знал хорошо. Если и не отрежут ногу по самое некуда – до конца дней суждено опираться на костыль или трость. В самом лучшем случае.

Два «ПКМ» ударили перекрестным кинжальным огнем по основной массе улан, с которой находился и раненый подполковник. Хотя Шульгин и второй пулеметчик старались не завышать прицел, но при стрельбе длинными очередями ствол все равно уводит, и тут уж белизну перчаток не сохранишь.

Как потом писал один из очевидцев и участников этого боя, большинство солдат впервые в жизни столкнулись с огнем скорострельных винтовок и дьявольского изобретения под именем «пулемет». В учебных классах им показывали «максимы» на артиллерийских лафетах, картечницы «гатлинг» и «норденфельд», однако вся эта новомодная техника воспринималась отстраненно. Больше с радостью: новое, мощное оружие британской армии, обещающее очередные победы. Как нарезные винтовки под Альмой и Черной речкой, позволившие расстрелять основные силы русской армии задолго до того, как ее уцелевшие солдаты смогли сблизиться на дистанцию штыкового удара. Но даже и нескольких перемешанных, окровавленных батальонов хватило, чтобы запомниться британцам на полтораста лет. Как и атака их легкой кавалерии на русскую полевую батарею. До сих пор леденящие кровь фильмы об этом, по русским меркам абсолютно рядовом, бое снимают.

Уланы залегли, с содроганием слушая жуткое чмоканье пуль, попадающих в живое тело товарищей, лежащих рядом, отчаянные вскрики или тихие последние вздохи. Слушали, ожидая, когда сам получишь «смертельный поцелуй».

Команды подавать было некому, и солдаты, кто отстреливаясь, а кто и бросив винтовки, начали отползать. По отступавшим не стреляли.

Последний отчаянный бросок кавалерии случился на правом фланге. Эскадрон, видя, как расстреливают их товарищей, пошел в атаку, надеясь зайти противнику в тыл и расплатиться за все. На этот случай и ждал их третий пулемет. Лента в двести пятьдесят патронов улетела за три очереди. Не доскакав сотни метров до незримой черты, где можно было опустить пики и обнажить сабли, считаные десятки всадников помчались обратно в вельд, бросая и пики, и винтовки.

– Кончаем, ребята, – сказал, вытирая лоб, Новиков. – Сматываемся. Навоевались. Теперь ловить нас долго никому в голову не придет…

С вершины холма поле битвы выглядело очень неприятно. И радости количество поверженных врагов не вызывало. Совсем не то чувство, что у советских людей при просмотре кинохроники о разгроме фашистских войск под Москвой и Сталинградом.

– Поехали…

Они спустились с холма, робот подогнал коней из недалекой рощицы.

Около часа ехали молча, каждый переживая и обдумывая свое.

Наконец нашли место, хорошее место для отдыха. Три склоненных к центру просторной лужайки клена, сбоку бурлящий в песчаной чаше родничок.

– Наши тут не проезжали, – сказал Левашов.

– Они сразу правее взяли. А мы все в сторону Калахари едем, – ответил Шульгин, принявшийся собирать сучья и хворост для костра.

– Нет, не понимаю, – Новиков начал резать колбасу, сыр, сало, хлеб, открыл банку с баклажанной икрой, – какого хрена этим гордым альбионцам нужно? И так полмира захватили, а все лезут, лезут…

После полученного от дуггуров шока он стал излишне эмоциональным.

– Да успокойся ты, – сказал Шульгин, закончив разжигать костер. – Знаешь ведь, чем все для них кончилось. И с Империей, и со всем прочим. Сегодня мы тоже ни в чем не виноваты. Вообрази, каково сейчас было бы, если по-ихнему – в кандалах по дороге в Кейптаун. А там королевский суд, скорый и справедливый…

– Да все я понимаю, – досадливо отмахнулся Андрей. – Но все равно противно. Человек сто мы сегодня положили?

– Наповал – вряд ли. Да хоть и двести. По отношению к нам они давно не люди. Картинки с компьютерной игры. Каждый из них убит или на бурской войне, или умер своей смертью еще до эпохи исторического материализма…

– Зато пули у них для нас были настоящие, – как бы в пространство сказал Левашов. Попала бы одна в лоб – и привет. Так что все по-честному.

Тот редкий случай, когда Олег разошелся с Новиковым в нравственных оценках, причем в противоположную от абстрактного гуманизма сторону.

Глава десятая

Как давно было замечено – сразу после хорошего боя и даже во время него погода отчего-то портилась. То же явление отмечалось в годы первых космических запусков.

Пока друзья сидели в уютном месте, со сдерживаемой жадностью ели, поскольку до этого голодали почти сутки, да еще и боевой адреналин выжег из организма почти все резервные запасы, с севера надвинулась громадная, страшная своей черной синевой туча.

– Ох, и даст нам сейчас, – задумчиво сказал Шульгин, только что начавший говорить тост фронтового содержания. – Вы там, пацаны, – это он к роботам обратился, – сообразите навесик, чтоб хозяева не промокли.

Соображать особенно было не из чего, если учитывать, что имелось в запасе только три офицерских плащ-накидки, притороченных к седлам. Ну, войлочные конские потники. И все. Но четыре «Джонсона», получив приказ, доступный их пониманию, могли творить чудеса. Работая, как дружина пионеров, наизусть выучившая «Книгу вожатого»,[64] лучше людей оценив грядущий тропический катаклизм, они штык-ножами, используя их как мачете, нарубили ветвей толщиной в руку, устроили из них между стволами акаций каркас шалаша типа вигвам. Вторым и третьим слоем веток с широкими, будто навощенными листьями незнакомого кустарника рода фикусовых перекрыли его внахлест, в нужных местах туго связывая перекрестия лентами коры. Уже потом натянули поверх прорезиненные плащ-накидки, тоже прочно их закрепив. Сообразили насчет растяжек и даже отрыли вокруг шалаша глубокую водоотводную канавку.

– Да, ребята, – смеялся подвыпивший Левашов, когда они уже сидели внутри законченного строения, – я чувствую себя натуральным древним римлянином. Или греком. Как там писал Платон – в условиях демократии каждый свободный гражданин должен иметь не меньше четырех рабов. Так, философ, знаток древних текстов? – обратился он к Новикову.

– Не совсем, но в этом духе, – ответил Андрей. Первый раз в жизни после выигранного с блеском боя ему было не по себе. Наверное, все же давит на него бремя снятой, но не исключенной[65] депрессии.

И разговаривать с друзьями не хотелось. Мелькали перед глазами бьющиеся раненые лошади, разбросанные по вельду тела улан, отдельные группки молодых парней, вздумавших геройски умереть, отстреливаясь от врага, которого им так и не удалось увидеть в лицо.

Был такой момент – человек пятнадцать улан сгрудилось в одном месте, все – рядовые, а один из них, лет двадцати, с коротко подстриженной головой, без шлема и даже винтовки, махал «смит-вессоном» в сторону пулеметных позиций и что-то кричал. Звал в атаку или просто отводил душу?

Новиков отвел ствол пулемета в сторону. Живи, герой.