Владимир Свержин - Сын погибели Страница 40

— Помню, — сверкнув глазами, коротко ответила Мафраз. — Эти снадобья помогут успокоить боль, которая мучает юношу. — Девушка поднесла кубок к губам Фулька, и тот начал пить жадно, как будто не пробовал в жизни ничего приятнее.

Мафраз поставила кубок и занялась новым лекарством.

— А это что? — снова встрял святой отец.

— Я уже говорила вам: это растение, именуемое у ромеев буглосса, а у вас — бычий язык.

«А у нас — порождением кошки», — подумала Мафраз, но не стала произносить вслух.

— Смешав смолотую траву с медом и хлебом, мы выпустили гной из его ран, а теперь отвар бычьего языка уймет лихорадку.

Дверь комнаты отворилась. В дворцовые покои, отведенные под импровизированный госпиталь, вошла королева в сопровождении придворных дам.

— Как он? — игнорируя присутствие священника, поинтересовалась Матильда у врачевательницы.

— Самое опасное позади, — склонилась в поклоне черноокая Мафраз. — Сознание вернулось к нему. Если будет на то воля… — она чуть замялась, — Господа, через несколько дней граф сможет встать. Сильный организм быстро идет на поправку.

— Когда это случится, ты получишь свободу.

— Я непрестанно молю о том Отца небесного, — заверила персиянка.

— Если желаешь, останься при мне. Никто не посмеет обидеть тебя.

— Мне лестны ваши слова, и я с радостью приму ваше предложение, но мое самое заветное желание — увидеть госпожу.

Глава 15

Остерегайся во тьме черного козла и худую свинью, да приятелей их неразлучных: волкопса и петуха задиристого. То ли к удаче они путь укажут, то ли в беду заведут.

Пламя с трубным ревом ползло вверх по холму.

— Интересно мне понять, отчего оно гудит, — поморщился Камдил.

— Бытовая алхимия. — Лис поглядел на высоченные огненные языки, приближающиеся к стенам. — С чего бы оно гореть вздумало? Экая хренотень получается…

Рыцарь утер пот со лба.

— Становится жарко. Послушай, но ведь они твою землю вокруг замка рассыпали — я сундук узнал.

— Я тоже узнал, — с нескрываемой досадой подтвердил его напарник. — И шо с того? Земля — обычней не бывает, не чета нашим черноземам. Откуда бы такой пламень страсти и дым отечества? — Он прикрыл лицо мокрой тряпкой. — Капитан, будут какие-нибудь деловые предложения по пожарно-аграрному вопросу?

— Есть одна мыслишка, — ответил Камдил, разглядывая склоны холма, — не то чтобы сильный ход, но по крайней мере хоть какой-то способ выбраться отсюда.

— Ну давай, блесни гением.

— Там, во дворе замка, множество бочек. Если набрать воды из колодца…

— Ты шо, хочешь залить пламя?

Камдил отрицательно покачал головой:

— Вряд ли это получится. Но если полить водой бочку, посадить внутрь мокрого человека, да скатить ее вниз по склону, то сквозь пламя можно проскочить довольно безболезненно.

Лис с сомнением поглядел на друга:

— Может, проскочим, а может, и нет. Шо-то я от такой игры в князя Гвидона не в восторге. Тем более даже если мы и прорвемся сквозь огонь, как пить дать, нам даже вылезти не удастся. В этих же бочках нас засмолят и отправят по морю по океану в царство славного Салтана. Так шо, дальше кипи мозгами. — Он вновь засмотрелся сквозь узкую щель в башне донжона на ползущую стену огня. — Слушай, мы с тобой — два унылых материалиста!

— Ты это к чему?

— Мы верим курсу физики, а не своим глазам.

— То есть?

— Скажи, куда летела стрела в тот момент, когда мы с Федюней здоровкались?

Камдил на мгновение задумался:

— В меня.

— А воткнулась в того убогого, который вдруг перекрыл линию выстрела. И потом, когда мы к воротам улепетывали, в нас тоже все никак попасть не могли. И это — валлийские-то лучники, никогда косорукостью не страдавшие.

— Хочешь сказать — все это обещанная нашим лесным знакомцем неуязвимость?

— Да к гадалке не ходить! Давай просто возьмем Федюню, он же ж тоже по Андаю — шо танк, откроем ворота и пойдем сквозь пламя, как по бульвару. Ты ж понимаешь, что огня из той земли не может быть — это навь, — он закашлялся и попытался рукою отогнать вползающий через бойницы дым, — хотя и очень убедительная.

— Наш лесной знакомец еще очень настоятельно просил его не обманывать. И не забывать о нитях судеб. Как бы эта навь не оказалась чересчур явной. А если…

Камдил улыбнулся собственной мысли.

— Федюня! — окликнул он мальчишку, не сводившего глаз с пламени. — Скажи, ты думаешь отсюда спасаться?

— К чему? Я говорю о жизни в согласии, об искоренении страха в себе, а они моим именем грабят и убивают. С того дня, как вышел я из вод озера, чувствую силу небывалую, а уж то, что знаю и умею, и высказать не могу. Но только все не к добру. К чему так жить?

— Федь, ты че, дымом обдышался? Так вроде конопля по склону не растет. Если ты тут сейчас поляжешь, народ такое насочиняет, шо ты будешь в гробу крутиться, как каплун на вертеле. Напортачил и все? Обидели мышку — написали в норку? Разруливать надо!

— Федюня, — перебил друга рыцарь, — когда твои люди брали этот замок, ты каким-то образом поднял воду из колодца и погасил горящий дом.

— Да, — кротко ответил мальчик, — там могли погибнуть люди…

— Здесь они тоже могут погибнуть, — заверил Лис.

— Погоди, — оборвал его Камдил, — ты можешь повторить это?

— Могу, — безучастно отозвался Кочедыжник. — А еще я чую вблизи подземный ход.

— Не, ну это нормально? — возмутился Лис.

— Сергей, не мешай… Ты уверен, что в замке есть подзем— ный ход?

— Конечно.

— Ты сможешь найти его и открыть?

— Да.

— Тогда мы поступим вот как…

Бернар Клервосский шел через монастырский двор. Шел, пожалуй, чересчур быстро. Вовсе не так, как подобало шествовать божьему пастырю, надежде христианского мира. Брат Россаль едва поспевал за ним. Попытка сохранять благочинность при ходьбе, напоминавшей бег, немало смущала его, но выбора не было.

— Эти люди стоят на коленях перед воротами обители и говорят, что не уйдут до той поры, покуда ваше преподобие не примет их.

— Но кто они? Откуда прибыли?

— Судя по гербам на коттах — это нормандские рыцари.

— Они сказали, что им нужно?

— Нет. Они требуют…

— Требуют? — переспросил Бернар.

— Во что бы то ни стало они желают видеть вас, — поправился брат Россаль.

— Что ж, кто бы ни были эти нормандцы, чего бы ни желали они, Господь моя защита. Только он, отвративший от меня злобу и стрелы врагов, истинно велик, и ему я поручаю жизнь свою. И пребудет воля его, яко на небеси, и на земле.

Аббат подошел к монастырским воротам, ударил посохом оземь, требуя открыть их.

— И да спасет меня Всевышний от гнева нормандцев, — прошептал он чуть слышно полузабытые слова древней молитвы.

Несколько десятков рыцарей, склонив головы, коленопреклоненно стояли перед монастырем в полном молчании. Чуть дальше виднелись оруженосцы, державшие под уздцы боевых коней. Завидев Бернара, они также начали опускаться на колени.

— Мир вам! — возгласил Бернар. — Кто вы? Зачем проехали столько лье от Нормандии до Клервосской обители?

Один из рыцарей — немолодой, убеленный сединами, с лицом суровым и обветренным — поднял на Бернара по-детски ясные голубые глаза:

— Милости твоей просим, отче.

— Встань с колен, сын мой, — глядя на воинственного старца, произнес Бернар. — Говори ясно: кто ты и какой милости взыскуешь?

— Мое имя Жером де Вальмон. Мой род восходит к герцогам Нормандским, и сам я — как и мой отец, как и его отец — коннетабль Нормандии. Все эти люди — цвет нормандского рыцарства, каждый из них собирает под свои знамена вассалов и арьервассалов,[47] каждый ведет свой род еще со времен Карла Простоватого.

— Все мы пред Богом дети Адамовы, все родимся без порфиры и, уходя, обращаемся в прах. Ни к чему славословие твое.

— Прости, мудрый отче, — потупился краснолицый рыцарь. — Проделали мы дальний путь, пришли сюда, чтобы приникнуть к источнику святости твоей.

— И это пустое. Один лишь Бог свят.

— Пришли мы, преподобный отец Бернар, дабы отрешил ты нас от клятвы верности, данной лживому и коварному правителю, бесчиннику и клятвопреступнику, именуемому королем Людовиком Французским. Справедливого просим суда над тем, кто посылает убийц и растлителей на детей наших. Пред тобою на коленях стоим, как не стояли ни пред кем, ибо закон Божий превыше закона людского. Молим тебя — отреши нас от клятвы и прими под длань свою. — Он вытащил из ножен меч и, положив его поверх тяжелого плаща, дабы не касаться пальцами освященного булата, протянул Бернару рукоятью вперед.

Со всех сторон послышался шорох клинков, оставляющих ножны, и спустя мгновение на Бернара было наставлено великое множество рукоятей боевых мечей.