2034: Роман о следующей мировой войне (ЛП) - Аккерман Эллиот Страница 40

Линь Бао подозревал, что он идеально подходит на роль этого человека.

Он продолжал смотреть на поле для гольфа. Какое невероятное место для того, чтобы все это закончилось.

Прошло несколько часов, пока в его дверь осторожно не постучали. Это была та же самая приятная молодая женщина, сотрудник отдела гостеприимства. — Вам удалось немного отдохнуть, адмирал Линь Бао? — Прежде чем он смог ответить, она добавила: — Одежда хорошо сидит? — Линь Бао взглянул на свои брюки и рубашку цвета хаки. Он кивнул, позволяя себе улыбнуться женщине и сдерживая себя от мыслей о своих собственных жене и дочери, которых он не ожидал увидеть после сегодняшнего дня. Затем молодая женщина сказала: — Ваши коллеги уже готовы принять вас.

Дома было одиноко, и Чоудхури старался проводить там как можно меньше времени. Его мать и дочь покинули "Даллес Интернэшнл" два дня назад, направляясь в Нью-Дели. Несмотря на свой юный возраст, Ашни задала бы мало вопросов, но Чоудхури чувствовал себя обязанным дать маленькой девочке объяснение относительно того, куда она идет и зачем — объяснение, которое было бы приближено к истине. — Ты отправляешься в путешествие, чтобы увидеть, откуда родом наша семья, — вот на чем остановился Чоудхури, хотя его мать все еще боролась с мыслью, что ее собственного брата можно считать членом семьи, не говоря уже о том, чтобы доверять.

Идея доверия была очень важна для Чоудхури, когда он обдумывал, что ему делать дальше, а именно сообщить своей бывшей жене Саманте, что без ее разрешения или предварительного ведома он переправил их дочь через весь мир в Нью-Дели с неопределенной датой возвращения. Подсчитывая, что ждет его впереди, Чоудхури пришел к выводу, что вероятность обмена стратегическими ядерными ударами с Китаем составляет два к трем. Идея о том, что обмен тактическими ядерными ударами не перерастет в стратегический, в лучшем случае казалась выдачей желаемого за действительное. И поэтому ему нужно было увезти свою дочь подальше от Вашингтона. Что Чоудхури понимал — или, по крайней мере, смирился с этим, — так это то, что независимо от того, что говорила его бывшая жена, независимо от того, в какой суд по опеке она его втягивала, независимо от того, на какую международную конвенцию она ссылалась, чтобы вернуть их дочь, он будет бороться, тянуть время, извиваться и запутываться, пока не будет уверен, что для Ашни было безопасно вернуться домой. И если этот день никогда не наступит, то она никогда не вернется; он просто изменит свою жизнь соответствующим образом.

Но сейчас ему не нужно было разбираться со всей остальной своей жизнью; ему нужно было только сообщить Саманте о том, что он сделал, и приготовиться к ее реакции. Он отправил ей текстовое сообщение, спрашивая, не могли бы они встретиться за ужином. Конечно, это была странная просьба; они оба едва могли подойти к телефону, чтобы один не повесил трубку на другого. Однако Саманта немедленно ответила на приглашение — то есть Чоудхури мог видеть плавающие многоточия в потоке сообщений, что означало, что Саманта печатала или печатала, а затем удаляла, что, вероятно, так и было, потому что ее ответ почти через минуту гласил только: Ok.

На что он ответил: Назовите место.

Еще многоточие, прежде чем она ответила: Городские огни.

Он чуть не швырнул свой телефон через всю пустую квартиру. Этот выбор был так типичен для нее. Типичная для нее пассивная агрессия. Типичное для нее морализаторство. Типичная для нее потребность — после его единственной, мимолетной измены, приведшей к их разводу, — принижать его всякий раз, когда представлялась такая возможность. City Lights был китайским рестораном.

На следующий вечер он пришел к ужину ровно в семь часов. Саманта скромно села сзади, хотя заведение было пустым. Хозяйка подвела Чоудхури к угловой кабинке и выдвинула столик, как будто он мог сесть рядом с Самантой. Саманта не встала, чтобы поприветствовать его, а Чоудхури не сел в кабинку; он выдвинул стул напротив своей бывшей жены. Официантка вручила Чоудхури меню и оставила их одних. Чоудхури уже знал, чего он хочет. Они с Самантой еженедельно приходили в "Огни большого города", когда только поженились и жили всего в нескольких кварталах отсюда, недалеко от Дюпон-Серкл, в кондоминиуме, который она сохранила после развода.

Обстановка не изменилась за прошедшие годы: пухлые золотые рыбки в булькающем аквариуме, репродукции старинных гравюр на дереве на стенах. — Хороший выбор, Сэмми, — решительно сказал Чоудхури.

 — Тебе раньше нравилось это место, — ответила она, а затем добавила: — Пожалуйста, не называй меня так.

Когда они вместе учились в аспирантуре, друзья звали ее Сэмми, а профессора — Самантой, но чем дальше уходили те годы, тем больше она настаивала на официальном имени.

Чоудхури извинился — Саманта — и объяснил, что, учитывая нынешний геополитический кризис и его роль в нем, ее выбор китайского ресторана казался, — Как бы это сказать, — сказал он, — пассивно-агрессивным шагом.

 — Ты тот, кто попросил меня встретиться с тобой, Сандип, — ответила она, почти выплевывая его имя. — Сейчас, более чем когда-либо, поддержка таких предприятий, как этот, является правильным решением. — Боже, она невыносима, подумал Чоудхури, всегда так быстро говорит тебе, что правильно, а что нетthe right thing . — В Чжаньцзяне погибло десять миллионов человек. Почему бы тебе не заказать утку по-пекински, придурок? Это меньшее, что ты мог бы сделать.

Она подозвала официанта.

Чоудхури прикрыл рот ладонью, чтобы скрыть улыбку. Отношение Саманты и ее чувство юмора — часто это было одно и то же. То, что он ценил в ней, и то, что отталкивало его в ней, всегда сосуществовали, так что, возможно, их отношения были обречены с самого начала. Однако это не помешало ему восхищаться Самантой в течение тех секунд, которые потребовались ей, чтобы привлечь внимание официанта и заказать целую утку по-пекински. — Чего ты хочешь? — спросила она его.

 — Просто суп вонтон, — ответил Чоудхури, протягивая официанту меню.

Официант удалился в сторону кухни.

 — Ты что, издеваешься надо мной? — спросила Саманта. — Это все, что ты собираешься—

Чоудхури прервал ее: — Просто прекрати. — Он чувствовал, как у него поднимается кровь. — Какая организация у вас есть, которая платит вам минимальную заработную плату, в то время как я субсидирую ваши благотворительные выплаты алиментами? Что сегодня происходит? Хьюман Райтс Вотч? Международная амнистия? ПЕТА? — Она отодвинула стол, чтобы подняться из кабинки и уйти. Она прокатилась по полу и ткнула Чоудхури в ребра, чего было достаточно, чтобы привести его в чувство. — Подожди, — резко сказал он сквозь зубы. — Пожалуйста, — и он сделал движение руками. — Садись.

Она бросила на него быстрый взгляд.

 — Пожалуйста, — повторил он, зная, что то, что он собирался ей сказать, скорее всего, заставит ее снова встать. Она села, перевела дыхание и скрестила руки на груди. — Спасибо, — сказал он.

 — Зачем тебе нужно было меня видеть? — спросила она. Впервые Чоудхури задумался о причинах, которые она придумала для их встречи: что он потерял работу; что его мать больна; что он болен. Что бы это ни было, она несла ожидание в своей напряженной позе и слегка нахмуренном лице.

Он выпалил, что он сделал с их дочерью в одном длинном предложении: — Я не буду привозить вам Ашни в четверг, потому что она с моей матерью в Нью-Дели, гостит у моего дяди, вице-адмирала, поскольку здесь небезопасно после того, что мы сделали в Чжаньцзяне, и если вы или кто-то еще считает, что Пекин не будет мстить, тогда вы ошибаетесь, но мы не знаем, куда придет это возмездие, но поскольку мы нанесли удар по их родине, имеет смысл только то, что они нанесут удар по нашей родине, и я не собираюсь играть в русскую рулетку с тем, какой город Пекин решит атаковать, вы можете судить меня сколько угодно и мне все равно, потому что, несмотря на то, что я американец и даже несмотря на то, что я работаю в этой администрации, я в первую очередь отец, и я должен делать то, что лучше для моей — извините — для нашей дочери .