Владимир Контровский - Авианосцы Евразия против Америки Страница 41

– Как интересно! А что вы можете сказать о России?

– Россия? Россия тянет человечество ещё дальше в прошлое, к первобытному строю – общая пещера, общий огонь, общая еда, общие женщины. Старый Свет, оправдывая своё название, регрессирует: прогресс и будущее человечества – здесь, в Америке. Здесь лучшие люди, пользуясь не силой и жестокостью, а умом и талантом, способны добиться многого. Им должна принадлежать львиная доля всего созданного человечеством за тысячелетия упорного труда, выраженная в концентрированной форме – в деньгах, – потому что только эти люди смогут распорядиться ею разумно и для всеобщего блага. И поэтому я здесь, чтобы помочь свободному миру отразить натиск тьмы, наступающей и с востока, и с запада. Меня ничто более не связывает с Европой, я даже фамилию свою изменил на английский манер. И я не одинок в своём выборе: многие представители европейской интеллектуальной элиты тоже пересекли океан и обосновались в Соединённых Штатах, где умеют ценить человека по его заслугам, а не по архаичной «знатности рода» древних завоевателей. Война никому не приносит пользы: даже победители оплакивают павших, а побеждённым остаётся только дым и пепел. А торговля выгодна всем: продавец получает прибыль, покупатель – нужную вещь. Просто удивительно, что человечество, столь многого достигшее в науке и культуре, до сих пор этого не поняло…

– Благодарю вас за содержательную беседу. Уважаемые наши слушатели, перед вами выступал профессор Элберет Уанстоун, известнейший учёный с мировым именем, живущий и работающий ныне в Америке.

лето 1941 года

Реакция Соединённых Штатов Америки на случившееся была бурной. Её суть чётко и ясно выразил мистер Эйбрахам Долл, глава элитного клуба АВС[60], сказавший: «Если бы эти варвары-тевтоны заживо сдирали кожу с девственниц и жарили на кострах младенцев, чтобы закусывать их мясом баварское пиво, я бы, конечно, возмутился, поскольку подобные деяния отвратительны. Однако то, что они сделали, запустив свои грязные лапы в мировой кошелёк и покусившись на святая святых, на основу мироустройства, лежит за пределами добра и зла – этому преступлению нет ни покаяния, ни оправдания. Теперь война будет длиться до тех пор, пока германский народ, породивший свирепого монстра под названием «кайзеррейх», не будет истреблён – весь, до последнего человека!».[61]

Народная Россия молчала: по поводу происходящего она имела своё особое мнение.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. СТАЛЬНЫЕ АКУЛЫ

Берег был уже хорошо виден – не только горы, но и аккуратные домики Рейкьявика, и пирсы, возле которых швартовались русские субмарины. За год, прошедший со времени боя в заливе Факсафлоуи и высадки в Исландии, многое изменилось: северный город, живший размеренной жизнью, где самыми значимыми событиями были сельдевой лов и спортивные состязания, превратился в крупную военно-морскую базу. Над островом гудели патрульные гидросамолёты, а место пропахших рыбой траулеров заняли авианосцы и крейсера Германии и Народной России. Были здесь и корабли мёртвые – нос «Глориеса» так и торчал из воды, а у самого берега полузатонул «Наварин». Линейный крейсер залатал торпедную пробоину, полученную при захвате Рейкьявика, и готовился к переходу на ремонт в Кронштадт, но в сентябре 1940 года английская подводная лодка «Тетрарх», воспользовавшись прорехами в противолодочной обороне базы (оборону эту создавали с нуля) проникла в залив и атаковала «Наварин», попав в него двумя торпедами. От опрокидывания крейсер спасла малая глубина – «Наварин» сел на грунт, накренившись на продырявленный борт. Полное восстановление старого корабля было признано нецелесообразным, и после спрямления крена и осушения части отсеков он был превращён в стационарную крупнокалиберную береговую батарею – в искусственный стальной остров, плотно сидящий на грунте и защищенный не только бронёй, но и бетоном и камнем. Противоминные орудия с «Наварина» сняли и установили на берегу для защиты от нежелательных визитов – в конце сорокового года была высока вероятность американского контрудара по Исландии, а русские устраивались в Рейкьявике всерьёз и надолго. И уже в конце августа 1940 года подводные лодки Народной России, прибывшие с Балтики и с Севера, вышли отсюда к берегам Америки.

…Сергей Прокофьевич Лисин, командир «С-7», был опытным моряком-подводником – он начал свою боевую карьеру ещё в Испании, где кайзеррейх и Народная Россия были противниками. Однако острой ненависти к немцам Лисин не испытывал (в конце концов, он ведь не выпустил по ним ни одной торпеды), и теперь, когда они стали союзниками, капитан 3-го ранга относился к ним спокойно. Хорошие моряки, умелые бойцы, у которых есть чему поучиться, а кто враг – это решать не ему, офицеру-подводнику. В настоящее время врагом Народной России были Соединённые Штаты Америки, и командир «С-7» добросовестно ловил в перископ корабли под звёздно-полосатым флагом.

«С-7», в очередной раз покинувшая Рейкьявик в августе сорок первого, крейсировала у Малых Антильских островов. В этом районе водились жирные танкеры, возившие в США латиноамериканскую нефть – достойная цель для торпед, – но в этом походе лодке Лисина явно не везло. «С-7» трижды обнаруживала суда противника, однако два раза выйти в атаку не удалось, а на третий раз Лисин, раздосадованный неудачами, поторопился, сделал ошибку и в результате промахнулся. Конечно, можно было бы всплыть и расстрелять «полосатого» из стомиллиметрового палубного орудия, но тут в воздухе появился вражий гидросамолёт, и командир «С-7» смирил свой охотничий пыл: при таком раскладе легко самому стать дичью.

Кончалось топливо; истекал срок автономности, и капитан 3-го ранга мрачнел, думая о том, что он, опытный подводник, открывший свой боевой счёт потоплением английского эсминца ещё год назад, услышит на базе от командования, вернувшись из похода без единой победы и с десятью торпедами из двенадцати (и откуда – из самого «охотничьего» района, где пузатые транспорты сами лезут под выстрел!). Но всё-таки удача улыбнулась Лисину, и ещё как – до самых ушей!

Капитан 3-го ранга Сергей Лисин

Приблизившись к острову Мартиника, «С-7» направилась к заливу Фор-де-Франс, где были удобные гавани: топить корабли можно не только в открытом море. Однако врываться в порт и палить из орудия на манер старинных флибустьеров лодке не понадобилось: в устье залива был обнаружен авианосец, следовавший в охранении двух эсминцев. Порывшись в справочнике, штурман доложил, что это скорее всего французский «Беарн», то есть корабль державы, уже вышедшей из войны. Давя в себе разочарование, Лисин всё-таки начал атаку, и чутьё его не обмануло: в очередной раз взглянув в перископ, капитан 3-го ранга увидел на мачте авианосца американский флаг. Теперь всё встало на свои места, и русский подводник с лёгким сердцем дал по «Беарну» четрёхторпедный залп из носовых аппаратов.

Зрелище было фееричным. Три торпеды попали в цель, взметнув у борта авианосца огромные столбы вспененной воды, а когда они рассыпались, на смену белой пене пришёл чёрный дым и багровый огонь: торпедированный авианосец имеет обыкновение вспыхивать не хуже танкера, гружённого авиационным бензином.

Фейерверк продолжался недолго – «Беарн» затонул через двадцать минут после атаки, – но это не расстроило командира «С-7» (скорее наоборот, особенно если учесть, что эскорт не обнаружил советскую субмарину и занялся спасением экипажа французского корабля под американским флагом). А вечером того же дня Лисин двумя торпедами отправил на дно ещё и транспортное судно в грузу, шедшее без охранения, и со спокойной совестью повернул к дому, уже не опасаясь язвительных упрёков начальства.

…Теперь всё было позади: и поиск целей, и радость побед, и томительное ожидание взрывов глубинных бомб, и духота тесных отсеков, и опасные воды Северной Атлантики, где подводников кайзеррейха и Народной России караулили их американские коллеги. «Эски» походили силуэтом на немецкие лодки (они и строились по германскому проекту), и янки не боялись ошибиться и не особо разбирались, кто перед ними: в любом случае будет уничтожен противник.

Лисин покосился на штурмана, стоявшего рядом с ним на мостике. Хрусталёв жадно глядел на приближавшийся берег, и ноздри его раздувались как у гончей, взявшей след. И командир «С-7» знал, о чём думает его подчинённый.

Рейкьявик стал уже полурусским городом, и хотя политруки не уставали напоминать советским морякам о «враждебном окружении», эти предупреждения частенько оказывались «холостым выстрелом в пустыне», как говорил начальник минно-торпедного склада, хитрый, но добродушный хохол с усами как у Тараса Бульбы. Да и то сказать – если «враждебное окружение» оборачивается кольцом ласковых женских рук, да ещё после боевого похода, где любая минута может стать последней, какие тут могут быть колебания-сомнения? Домой мы пришли, и баста, – в Рейкьявике любой местный пацан свободно изъясняется на русском матерном! А местные дамы охотно падают в объятья русских подводников, и как выяснил командир «С-7» по опыту… э-э-э… «неформального общения» с пышнотелой Ингрид, владелицей маленького, но уютного бара на окраине, все рассказы об их холодности есть чистой воды дезинформация. По темпераменту (при правильном обращении) светловолосые скандинавки ничуть не уступают жгучим брюнеткам, с чьей пылкостью Сергей Прокофьевич имел возможность (и удовольствие) ознакомиться четыре года назад, под жарким солнцем и безоблачным небом Испании.