Анатолий Матвиенко - Танки генерала Брусилова Страница 41

Раскаленные докрасна на огне два гвоздя Романов кинул в плошки, пламя поднялось над обоими.

– Даю кусок тряпки, попробуйте погасить огонь.

Хлопок по бензину тотчас унял горение. При попытке затушить соляр ветошь подхватила капли масла и загорелась сама.

– Убедились? Строго говоря, горюч не бензин, а его пары. Но мотор забирает воздух из боевого отделения вместе с парами. Покамест он работает, их удельное содержание вряд ли достигнет точки, при которой они возгорают. Соляр же горюч всегда. Наконец мы пробовали стрелять в емкости, у которых на дне соляр или бензин. Не уверен в чистоте опыта и научности моих разглагольствований, но взрыв паров соляра мне показался сильнее.

Конструктор велел рабочему убрать следы поджогов и вышел с гостями на улицу.

– Так что, господа, ближайшее будущее за карбюраторными моторами, а там видно будет, что лучше сработает в боевых условиях. Кстати, наши британские соперники объявили о первом своем танке. Там бензиновый двигатель.[9]

– Спасибо, Ипполит Владимирович, – генерал пожал руку инженеру. – Мы с бароном непременно навестим часть с опытовыми Б-3 и сообщим о впечатлениях.

– Несомненно, новый танк лучше предыдущего. Вот только с вооружением не уверен. Короткая пушка даст высокую траекторию и низкую начальную скорость снаряда. Если когда-то придется встретиться с англичанами, нужна скорострельная артиллерия, пусть небольшого калибра, но с длинным стволом. Пару дюймов, не более.

– Если только убедить в этом ГАУ, – развел руками Романов.

После Корейской войны офицеры Главного артиллерийского управления и других военных служб, ведавшие развитием армии, вместо полезной работы львиную долю времени уделяли безумным изобретателям штурмующим инстанции со своими придумками царь-оружия. Показанный при великом князе прожект сухопутного дредноута явился лишь вершиной айсберга, точнее, мелкой льдинкой в океане безбрежной изобретательской фантазии.

Вершиной полета мысли стоило признать «Машину для уничтожения крепостей». Уроженец Лемберга (Львова) и подданный Австро-Венгерской империи Иван Семичишин предложил соорудить стальное яйцо поперечником метров триста с метровой бронированной стенкой. Внутри циклопического сооружения на продольной оси должен поместиться мотор, раскручивающий маховик массой в тысячи тонн, от вращения которого яйцо бы катилось и беспощадно давило врага. Для поворота и подъема на возвышенности на концах яйца размещались ракетные движители, а внутри сооружения предусматривались помещения для беспроволочного телеграфа, элеваторы, баня для экипажа и даже магазины.

Самородок, явно потративший на создание прожекта целый вечер, а то, глядишь, и полтора, обозвал детище непонятным и броским словом «Обой». Он отправил письмо с прилагающимся рисунком на высочайшее имя. Ко всему привыкший столоначальник императорской канцелярии давился смехом, воображая, как принимает баню экипаж яйца, катящегося со скоростью в триста верст в час.

Неожиданно история получила продолжение. Нет пророка в своем отечестве, но здесь-то поработал импортный ум, хоть с до неприличия русской фамилией. Лестно нашей державе, что иностранные подданные об ее преуспеянии заботятся. Детские рисунки Семичишина попали в Главное бронетракторное управление с кучей резолюций и завитушек – разобраться и доложить, когда «Обой» возможно принять на вооружение РИА. Как всегда всплыл Нобель, считавший себя обиженным из-за предпочтения тринклеров его дизелям; он заявил о готовности реализовать проект, рассчитывая на миллионы. Три месяца напряженной переписки меж различными частями Военного министерства и прочими заинтересованными ведомствами потребовалось, чтобы похоронить яйцо. Однако не реже, чем раз в полгода, Государь пенял генералом: стоял бы «Обой» на западной границе, роняя тень на разные там европы, никакая армия нам не нужна. Супостат бы яйца опасался.

Вхожий в коридоры Военного министерства Николай Лебеденко учел промах Семичишина и не ограничился письмом. Он добился высочайшей аудиенции, во время которой приволок Государю на обозрение диковинную конструкцию, напоминавшую орудийный лафет времен Кутузова и Наполеона.

– Осмелюсь предложить Вашему Императорскому Величеству новый и совершенный проект оружия, опережающий заграничную военную мысль на целый век.

Испросив позволения, Лебеденко извлек из царского шкафа пяток томов Свода законов Российской Империи, раскидал их по полу и накрутил ключиком патефонную пружину внутри лафета. Моделька, помесь орудийного станка и азиатской арбы, резво перепрыгнула через книжки.

– Смею предположить, что сие устройство в действительном масштабе, а именно с колесами высотой в тридцать футов, имеет превосходство над гусеничными движителями в надежности и проходимости, так как не содержит часто рвущихся траков. Трехдюймовое орудие в бронированном остроге оказывается выше деревьев. Царь-танк, грозный видом и неуязвимый в броне, сверху расстреляет засевшую в окопах вражескую пехоту.

Дальше в императорском кабинете случилось забавное действо, как свидетельствовали придворные, дерзнувшие побеспокоить монарха за работой. Государь и проходимец вдвоем ползали по полу на коленках, громоздили новые тома Свода, крутили пружину и, как дети, радовались, увидав, что самоходка переехала через очередную книгу.

Наигравшись вдоволь, самодержец принял очередное судьбоносное для державы решение. Он повелел немедленно начать работы над бронированной арбой и изыскать на сие средства, минуя Военное министерство. Модельку Император присвоил, забрав и заводной ключик.

Бюджет на третье поколение танков не сократился. Однако на выделку лебеденковского ублюдка денег утекло не менее, чем на вооружение танковой роты. А казна отнюдь не безразмерная. Вдобавок у Фрезе принудительно выкупили два аэропланных мотора, назначенных на авионы Сикорского. Воистину чудны дела, если Государь вмешивается в них лично.

Глава вторая

Изрядная мощность двигателя – непозволительная роскошь, неизвестная первопроходцам авиации. Оттого первые аэропланы, или, как их именовали в России, самолеты, сплошь походили на коробчатых змеев-переростков, к которым по недоразумению приделан пропеллер. Каждый вылет походил на спорт. Скорее даже на русскую рулетку – вероятность благополучного спуска сравнима с шансом не снести себе голову из нагана с одним патроном в барабане. Летающие этажерки были чрезвычайно непрочными из-за всяческого облегчения.

Самым современным летательным аппаратом на сегодняшний день Игорь Сикорский считал французский Nieuport II, сразу же побивший множество авиационных рекордов. С двухцилиндровым мотором мощностью каких-то двадцать восемь лошадиных сил на «Ньюпоре» получена скорость в сто девятнадцать километров в час!

Читая о французских аэропланах, Сикорский с радостью понимал, что идет по тому же пути. Больше никаких этажерок. Только крепкий каркас фюзеляжа, обтянутого тканью по всей длине. Прочный силовой набор крыла, держащийся за счет ажурной конструкции из лонжеронов и нервюр. Только тянущий винт впереди крыла, на концах которого поворотные элероны, никакого гоширования. Мощное шасси с противокапотной лыжей впереди убережет от опрокидывания и не сломается при грубой посадке или попадании колеса в неровность.

Николай Егорович Жуковский, горько переживавший конфуз от упоминания его имени в связи с проектом Царь-танка, переключил свои силы исключительно на математическую теорию полета. Профессор привлек Сикорского в созданный им Воздухоплавательный кружок, где проводил массу времени, помогая энтузиастам рассчитывать их аэропланы. Потому новый аппарат молодого киевлянина обещал быть даже лучше французских и американских, только раньше времени не хотелось газетной помпы и внимания. А поднимется в воздух, вот тогда…

Радужные мечты прервал приезд хорошего питерского знакомого, известного по морским делам. Сикорский получил телеграмму и встретил кавторанга на вокзале. Затем они сидели в открытом кафе близ Крещатика, закусывали, попивали легкое вино, потому как в накатывающей июньской жаре ничего более крепкого не хотелось.

– Наслышан о ваших успехах, Игорь Иванович.

– Да какое там, Александр Васильевич. Планер дней десять, считай, как готов. Мотора нет. Давеча билет купил – ехать ругаться с Фрезе и Брилингом. Деньги-то в феврале плачены. Обещали даже двухсотсильные двигатели, а только и малого от них не дождусь.

Колчак улыбнулся и пригубил белое крымское, памятное ему по Ливадии.

– И не получите.

– Как это? – вскинулся инженер. – Что вы такое говорить изволите?

– Охолоните и выслушайте. Надвигается война. Не на Дальнем Востоке, а в Европе. Много проблем там, и слишком накоплено сил, чтобы долго хранился мир.