Колхозный помещик образца XIX века - Михаил Леккор Страница 41

Посмотрев, как он умело и быстро собирает весьма сложный сепаратор, Андрей Георгиевич отправился к крестьянам — объяснять и, если надо, пороть. Процесс был довольно прост — мужика — домохозяина (или его бабу в отсутствии) сначала допрашивали о количестве и качестве местного хозяйства, возможности для дополнительного заработка. Потом приказывалось, что надо еще делать.

Ненароком приглядел место под трактир. Хороший пригорок — виден издалека и из дороги, и из села Березовое, приличные подъездные дороги, есть просторная площадка для автомашин, пардон, карет и телег — он поехал непосредственно к крестьянским избам.

Как Макурин и догадывался, ни у кого интереса его предложение не интересовали. Кто-то из лени, кто-то из-за рук, которые не из того места растут. И у всех от примитивного консерватизма. Дескать, пусть бедно живем, зато как все. И ничего тут!

Хорошо все же быть полновластным помещиком! Он сразу находил лекарство — пять палок, для самых тупых и ленивых десять и крестьяне нехотя начинали шевелиться. Пока организационно, а потом будут и хозяйственно. А куда деваться? Если не будешь делать, как барин велел, он пообещал через день давать вдвойне палок, через два дня втройне и так далее, пока не помрешь.

Лишь один из примерно ста оживался при слове торговля или еще продавать. Робко спрашивали, а им что-то будет? Этих Макурин запоминал, подробно объявлял уже сказанное, что вся продукция, ими произведенная, делится на три части — одна пойдет ему, барину, в счет оброка, вторая будет обязательно продаваться по здешней цене, а деньги перейдут самим же крестьянам, третья доля твоя. Хочешь, продавай, хочешь, жри в три глотки, твое дело. Поэтому, это в твоей же выгоде получать больше.

Устал, охрип, но к позднему вечеру оказался доволен. Что-то, кажется, сдвинулось. Пусть добровольно, пусть принудительно, но крестьяне молочные продукты будут производить уже сегодня — завтра. А там, глядишь, и другие промысла пойдут. Андрей Георгиевич твердо сообщал свои крестьянам, что он будет брать и продавать не только овощи, но и ягоды (домашние и дикие), грибы, лекарственные травы. Схема такая же — одна часть бесплатно, как оброк, вторая часть обязательно будет продаваться с возвратом денег. А половину держи у себя — хочешь, жри, хочешь, продавай, барину все равно. Но каждое хозяйство, как минимум, должно выработать определенный объем.

Собеседники (мужики, реже бабы) недоверчиво хекали, но делали. А что им оставалось? Не хочешь — заставим, не можешь — научим. А потом обязательно выпорем. Это XIX век, детка. Бабы здесь в обязательном порядке должны рожать и работать, а мужики работать или воевать. И никакой бестолковой демократии!

Попаданец Андрей Георгиевич сам мысленно хекал и все удивлялся. Ведь все слушаются, никто не бунтует или хотя бы не прекословят. Молча делают и ложатся под палки. Во как!

Правда, что-то хорошее было сделано и самим конкретным крестьянам. Тем из них, кто исподволь работал в приработках и, что существенно, умел это делать и мог в будущем получать натурой и деньгами барину, тот, не раздумывая, урезал и земельный надел и оброк от этого. Ведь общая сумма даже увеличилась за счет ремесла. А кое-кому, наоборот, увеличивал земельный надел. Здоровье есть, сила есть, лошади тоже.

В таком хозяйстве земли не хватало даже с дорезкой доли от бывшей барщиной земли. Дам! Пусть работает, и получает себе больше хлеба и ему, бедному пока помещику.

Так, а что он получил в общем итоге? Есть послушные, но очень пассивные работники. Это хорошо. А вот дальше уже плохо. Лишь проговорены механизмы получения продуктов и изделий крестьянской промышленности от них к барину и дальше. Обозначены каналы выручки с туманным результатом.

Вот это слабое место в его эффективной, в принципе, структуре. Завтра же будем дорабатывать и искать.

Это было последняя мысль уже в постели темной ночью. Честно говоря, Андрей Георгиевич наконец-то пришел к мнению, что секс с незамужними служанками — это даже хорошо. Без всяких последствий в виде беременности, семьи и романтической любви. А то ведь так иной раз так иная глянет, что мужская плоть просто затрепещет.

Но вот сегодня так устал, что ничего не надо, только спать!

Утром мышцы тела трещали и больно жаловались, даже те, о которых он не знал. Словно вчера он не напропалую трещал, буквально уговаривая крестьян, хе-хе, а мужественно физически трудился. Вот ведь закавыка! На счет уговаривать он, разумеется, погорячился, но и руками же не работал!

Кое-как сел в одном дезабилье в постели, опустил на приятно холодный пол. Этаж был второй, то есть его пол был для кого-то потолком. Как-то грело, в общем, но после кровати было все же холодновато.

Потянулся, закряхтев от удовольствия, и вдруг сграбастал шмыгающую кругом служанку Анюту, бросающую лукавые взгляды.

Та негромко ахнула. Не от страха, больше от неожиданности. Потом радостно замолчала.

Он тоже, между прочим, не набросился на нее, как зверь. Посадил ее на колени, четко обозначил свою позицию:

— Женюсь скоро, но не намедни. Где-то в течении полгода моя постель будет пустая. Пойдешь ко мне?

Анюта молчала, доверчиво прижавшись к нему, но попаданец чувствовал, как напряглась ее грудь. Понял, это она внешне спокойна, а внутри напряженно думает, как и что.

Поцеловал ее крепко в качестве дополнительного стимула, погладил по голове, как маленькую девочку. Она сдалась, смущенно негромко сказала:

— Да, барин, неженатая я, свободная. Суженый мой, с которым мы жили, почти как жена с мужем, в прошлом году помер. Вот и стала не нужна ни его семье, ни своей.

Вот же ж жизнь в эту эпоху, родишься и сразу помирай. А все считают, что это почти правильно. Бог дал, бог взял. Крестьянские семьи потому большие, что умирают много. А служаночку эту надо отдать замуж. Лицом пригожа, фигурка хороша, что грудь, что ноги, характер добрый. Чем не жена одному из холостых парней? Много их при помещике служат и как-то и не собираются жениться. А мне, помещику, от этого убыток. Дети ведь, как это не цинично звучит, тоже имущество от крепостных.

Осторожно положил Анюту на постель, опять поцеловал, ласково погладил ее по телу. А она и не против была, ответила, как могла, ахнула тихо и счастливо на его ласку. И когда стал снимать простой, но сложный наряд служанки (у женщин и так бывает) сама стала помогать.

В результате он опять встал к обеду. Крепостные его от последней служанки