Василий Звягинцев - Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло Страница 42

– Да-да, именно, – тут же отреагировал Удолин. – Вот мсье Дю Руа, – указал он на француза, – гильотинирован, было дело, в разгар якобинского террора. Год почти скитался как неприкаянный, по причине незаконченности образования, пока не нашел того, кто помог ему заново воплотиться. И с тех пор живет вполне благополучно. С ребом Товом случилось нечто более неприятное. Его однажды сожгли. А при сожжении заживо, должен отметить, тонкое тело повреждается гораздо сильнее, чем при гильотинировании, расстреле, даже повешении. Кстати, повешение, обставленное рядом дополнительных процедур, – тоже очень, скажу я вам, вредно…

– Хватит, а?! – не выдержал Новиков, едва не швырнув на стол вилку. – Это вы там у себя на семинарах обсуждайте. Живой – ну и будет с тебя! Дай поесть-попить спокойно. Потом поговорим. Давай, Саш, про баб, что ли…

…Когда Удолину стало известно о наличии на новозеландской базе добровольно прибывшего для переговоров Шатт-Урха и оказавшегося в результате своеобразным «политическим беженцем», он оживился до чрезвычайности.

– Я должен с ним увидеться. Немедленно. Он наверняка не из самых высших, но судя по всему – полноценный «мыслящий». Если мы за него возьмемся вшестером…

– Да беритесь, – ответил Шульгин. – Мне куда интереснее – осталось что-нибудь там, где мы с тобой вчера побывали, или действительно – в пыль?

– Об этом вашего парламентера и поспрашиваем. Мы ведь до сих пор не выяснили – в каком году мы с тобой побывали. Если в восемьсот девяносто девятом – одно. А если, с учетом базовой ориентации вашего форта, – в девятьсот восемьдесят четвертом? Тут крайне интересный пасьянс получается. Линии из любого года любой реальности так или иначе сходятся на одном и том же месте плюс-минус несколько месяцев…

– Только плюс, – возразил Новиков. – До момента постройки терема никто сюда не попадал. И самый главный показатель – наши собаки. Они по-прежнему молодые. С голоду не подохли. Нас помнят. Значит, крутимся в пределах одного года. Из этого и исходи, мыслитель…

– Вот-вот, – посетовал Константин. – Я, к вашему сведению, об этом давно задумываюсь. Вчера, когда летел, хотел посмотреть, осталась ли на скале Ларисина пометка. И в каком она состоянии, в смысле воздействия времени и природных факторов…

– Да, если наскоро – какой-никакой, а ориентир. Ну, значит, теперь другими способами атрибуции попробуем воспользоваться. А в Новую Зеландию как – своим ходом доберетесь или Олега просить, чтобы дверцу приоткрыл?

– Если можно – лучше бы с его помощью. Нам силы тратить и рисковать потеряться по дороге – не лучший вариант. Зачем продираться сквозь джунгли, если можно их перелететь на самолете?

В словах Удолина Андрею послышалось некоторое противоречие. Раньше он говорил нечто совсем противоположное, насчет способов межпространственных и межвременных перемещений.

– Тогда вам придется чуток подождать. Мы сначала к Дайяне вернемся, с Левашовым свяжемся, а уж тогда… Но чтобы еще мусорить в форте – ни-ни! Вчерашней вздрючкой не отделаетесь. Развоплощу всех, к чертовой матери.

Глава 11

Возвратившись в лагерь Дайяны, они первым делом вышли на связь с Левашовым. Подробно рассказали, что узнали от Удолина по поводу его экспериментов с дуггуром, о том, что в очередной раз случилось при попытке вернуться в Южную Африку. Чтобы Олег сам был в курсе и правильно ориентировал Скуратова, когда дойдет до непосредственного общения с профессором и его бандой. А то Константин такой лапши, по своей неистребимой привычке, сможет наивным людям навешать, что последствия окажутся непредсказуемыми. Как водится.

Подсказали, как с этой публикой следует обращаться (прибегая в вопросах соблюдения внутреннего распорядка к помощи Воронцова). Уж Дмитрий сумеет их держать не хуже, чем у Сашки получалось. Если что – ржавых якорных цепей, чтобы наждачком подраить, несколько саженей всегда найдется.

Два часа спустя Олег сообщил, что эвакуация форта произведена. И не только магистров-некромантов оттуда извлекли, но и всех собак забрали. Оказалось, Левашов, открыв портал на Валгаллу, пропустил туда Наталью с Анной. Первая очень захотела вспомнить молодость, а вторая там никогда не была, хотя и слышала очень многое. Так вот, девушки не смогли бросить на произвол судьбы верных друзей человека. Уж сколько, по их мнению, бедные натерпелись. И неизвестно, вернутся ли к ним снова бесчувственные хозяева.

А в Новой Зеландии, в третьем форт Россе, они не пропадут ни в каком варианте. Всегда найдется, кому накормить, поиграть, потренировать сообразно природой определенным привычкам.

Андрей против этого не возразил. Правильно, вообще-то. Только вдруг очень печально стало. Брошен Первый форт, совсем брошен. Окончательно опустевший терем, двор, замерзающий во льдах «Ермак Тимофеевич».

Оно конечно, всяко может повернуться, и учебный центр Дайяны станет их новым форпостом, но сейчас…

Потом Андрей подошел к хозяйке и спросил у нее координаты места, где погибли и были похоронены Лихарев с девушками.

Она посмотрела на него удивленно-непонимающе:

– Тебе – зачем?

– Да знаешь, мадам, захотелось мне букетик на могилу положить. Такая вот дурацкая натура… Девочкам – букетик, у вас им точно их никто не дарил, а Валентину, по-солдатски, – стопарик с черной корочкой. Всю жизнь форму носил и в бою погиб…

Андрей говорил, что думал, не имея в виду достать до души главную аггрианку, а тут вдруг увидел, что ее большие персидские глаза явно повлажнели. Что-то у нее тоже шевельнулось. Опять же в процессе «обрусения». Эмигранты разного рода, типа, вида и идеологических убеждений, укореняясь в очень благополучных странах, первым делом теряют эмоциональную составляющую своей личности, а в России почему-то обретают. Даже сверх того, что им было на родине предназначено.

– Спасибо. Тебе сопровождение нужно?

– Нам? Зачем. Флигер – и все. Часика через два вернемся.

Ну да, нам. Они собрались слетать туда с Шульгиным.

Ирина ни взглядом, ни словом не выразила протеста, узнав, куда и зачем собрались неразлучные друзья.

– За меня тоже помяните, – только и сказала.

Могила была устроена плохо, очень наскоро. Так, накидали, будто малыми саперными лопатками, невзрачный холмик, и больше ничего, ни креста, ни другого памятного знака.

– Басурманы, ети их в качель, – только и сказал Сашка, присаживаясь на теплый камень у изголовья (если правильно хоронили).

Зато место было очень хорошее. Справа – долина, на плоскости которой высилась гигантская, косо поставленная на землю шестеренка аггрианской базы, по которой им довелось полазить. Сначала снаружи, потом и внутри.

Слева – волнами поднимающиеся одна за другой заснеженные гряды гор. Зима тут продолжалась, не то что в долине. Солнце хотя и светило, но мороз был градусов десять, и с ветерком. Но это не волновало, одежда соответствовала, только голые пальцы слегка мерзли.

– Слушай, Саш, – сказал вдруг Новиков, завершая обряд поминовения. Оставалось только троекратно выстрелить в воздух. – А что, например, стоит сказать Олегу и сдвинуть это дело на пару часов до того, как… Нас здесь в это время не было, а прочие хроноклазмы, на фоне всего…

И ведь действительно, в сравнении с уже бывшим, что может означать такое незначительное вмешательство? Никак на судьбах мира не отразившаяся гибель (не на Земле вдобавок) нескольких человек, отыгранная назад?

– Сдвинуть, сдвинуть… А ведь может и получиться. Если точно рассчитать время, настроить СПВ на их флигер и выхватить его на подлете, открыть перед ним окно. Проскочат к Олегу в двадцатый пятый, и все… Никому не помешает… – принялся рассуждать вслух Шульгин. – Только как с вот этим быть? – указал он на могилу.

– Ну и что такого? – удивился Андрей. – Первый раз, что ли? Совсем незначительное «удвоение». Совершенно так же, как у Берестина с Ириной, или у тебя… Да и сам Лихарев, он ведь тоже из Ворошиловска тридцать восьмого как-то в Ставрополь две тысячи пятого прошмыгнул…

– Ну да, ну да! И вправду, ничего особенного не случилось, если не считать того, что потом приключилось. Твоя музейная история, и так далее. Если бы Лихарев тогда не сбежал, фактически и ничего последующего не было бы. То есть целый год мы прожили бы совершенно иначе. Без Испании, без новой/старой Москвы, и князя бы не спасли и…

– И чем это хуже всего остального? Помнишь нашу старую дискуссию, о том, как поступать в условиях полной неопределенности?

– Как не помнить. Выбирая вариант поведения, при прочих равных следует остановиться на самом этически безупречном.

– И я о том же. Мы не знаем, что сулит будущее, но сейчас можем вернуть жизнь небезразличным всем нам людям… Да чего далеко ходить, вчера, спасая Удолина, ты разве задумывался, не повредит ли это гипотетическому будущему. Кто бы спорил – тот мужик, что спас тонущего восьмилетнего Володю Ульянова, в итоге жутко деформировал мировую историю. Но сам ведь поступил единственным для порядочного человека образом…