Александр Мазин - Танец волка Страница 43

Но как раз ко времени появления Харека Гудрун почти дошла до нужной кондиции: подустала, растеряла азарт (всё равно не достать!) и сосредоточилась на «дорожке». То бишь на правильном движении.

И начало получаться. Красиво. Быстрый, легкий, танцующий выпад и такой же уход. Без ненужного азарта. Чистая техника.

И тут ввалились «зрители». И Гудрун сразу растеряла изящество и переключилась на результат.

– Ты что творишь! – рявкнул я. – Что за уродство! Двигайся как я учу! Красиво!

Скажете, нехорошо так – с женщиной, да еще и беременной? Но тут не до гуманизма.

Как говаривал мой беглый братец: женщина с оружием уже не женщина, а враг.

А могучие вестфольдинги наслаждались бесплатным шоу. Комментировали. Сначала – громко, потом – потише. Собственно, женщина с оружием здесь, в Норвегии, – не редкость. Бывают даже женские хольмганги или типа того. Но тут хирдманы въехали, что женщина, причем красивая, не просто машет железкой, а умеет ею орудовать. Они не знали, что умение Гудрун – строго в обусловленных пределах. Зато в них моя любимая действовала так же быстро и четко, как среднестатистический дренг. И так же опасно.

Сам Харек заинтересовался. Настолько, что когда кто-то из его бойцов гоготнул и отпустил скабрезный комментарий в адрес моей жены, то схлопотал от начальника по шее.

Ладно, пора заканчивать. Напоследок я решил порадовать мою девочку, чуть промедлил с уклоном… И тупое жало меча весьма чувствительно долбануло меня в бок. Был бы меч острым, пожалуй, пробил бы панцирь…

Наградой мне был чудесный смех и сияющие счастьем глаза.

– Молодец, отдыхай! – крикнул я и покосился на незваных гостей. Те – заценили. Даже Харек, который точно должен был видеть, что я поддался.

Вот так, господа нореги! Знайте наших! У нас на Сёлунде даже девушки – воины.

– Рад тебе, Харек-ярл!

– Не могу сказать того же, Ульф-хёвдинг! – отрезал ульфхеднар. – Конунг хочет тебя видеть!

– Он меня увидит.

– Прямо сейчас!

– Не получится, – покачал я головой. – Мне надо привести себя в порядок. Не могу же я предстать перед конунгом Вестфольда, Агдира, Раумарики, Согна и множества других земель в таком виде? – Я похлопал по пластинам тренировочного доспеха. – Это было бы неуважением.

– Ты не девка, чтоб конунг тебя разглядывал, – проворчал Харек.

Но настаивать не стал. Позволил мне уйти в дом… Где я первым делом приказал Дриве бегом бежать к Красному Лису и сообщить, что меня требует к себе конунг.

Сам же – не торопился. Надел на поддоспешник блестящую от жира кольчужку, поверх – чехол-балахон, а уж на балахон пеструю, как фазаний хвост, верхнюю рубаху, синий, как горное озеро, плащ с золотым шитьем ко канту, шерстяную шапочку с шелковой изнанкой, поверх нее – открытый шлем. Само собой – пояс, оружие и побрякушки из драгметаллов.

На все про все ушло около получаса. И всё это время Харек с группой поддержки терпеливо ждали. Правда, не на сухую. Я попросил Харальда Щита поднести им пива. За мой счет.

Но, когда я наконец закончил туалет и вышел во двор, там меня дожидались не только Харек с братвой, но и Красный Лис с дюжиной ирландцев.

Вот теперь можно и на стрелку ехать.

– Ваш берсерк умрет! – рявкнул конунг. – Я так решил!

Я, забыв о нашей с Красным Лисом договоренности, собрался возразить, но ирландец успел меня опередить:

– Я раньше не говорил тебе этого, конунг, но сейчас скажу: никогда не любил вас, норегов, особенно вестфольдингов. А знаешь почему?

Хальфдан опешил от такой дерзости. Даже дар речи потерял. Открыл рот, закрыл, снова открыл, запыхтел… Его красная физиономия стала и вовсе багровой.

– А потому, – беззаботно продолжал ирландец, – что вы, вестфольдинги, хотите поступать с другими как вам заблагорассудится, а когда так поступают с вами, орете: «Убью!»

Я думаю, именно это и хотел заорать Хальфдан Черный, но он не стал бы конунгом, если бы не умел держать себя в руках… Когда чувствовал, что в этих руках собраны не все козыри. Как сейчас.

– Надеешься на Ивара Рагнарсона? – прищурился Хальфдан. – Думаешь, Ивар станет ссориться со мной из-за такого, как ты? Или такого, как этот ваш Медвежонок? Я запретил ему приближаться к Фрейдис, а он ее украл!

– А ты? Как бы поступил ты?

– Я – конунг! И сын конунга! Если боги будут благосклонны, я стану конунгом всего Северного Пути[31]! А кто он такой, этот Свартхёвди Сваресон?

Тут уж я обиделся. Вот не терплю этих начальственных понтов. Вот просто не могу себе представить, чтобы Ивар или паче того Рагнар сказали: я – конунг, а ты – никто. Если ты настоящий конунг, то и говорить ничего не надо. Ивар глянет – собеседник укакается.

– Свартхёвди – мой брат! – Я уставился на Хальфдана со всей доступной мне суровостью.

А чего? Он – Черный. Я – Черноголовый. Мы одной масти. Хотя он, конечно, зверек покрупнее.

Хальфдан задрал бородищу. Хотел, видно, сказать: «А сам ты кто такой?»

Не сказал. Лично я ему ничего плохого не сделал. И при этом я был этакой персоной инкогнито. С Красным Лисом всё понятно. Крутой хёвдинг Ивара Бескостного. С примерно такой же ролью, какую у самого Хальфдана выполняет Харек Волк. Однако ему наверняка донесли: это не я – при Лисе, а Лис – при мне. И о том, что мы с Медвежонком набезобразили в Согне-фюльке, ему тоже наверняка донесли. Опять же – сага о Волке и Медведе… Когда такой человек, как Хальфдан (не будем забывать, что он добром и силой подмял под себя кучу соседей, значит, в башке каша есть) видит такого мелкого хлопца, как я, вокруг которого стоят лучшие головорезы (тут еще и Гримара Короткую Шею самое время вспомнить, который меня летом сопровождал) Ивара Бескостного, то он невольно задается вопросом: а какого хрена рулю я, а не они? Может, я тоже – сынок чей-нибудь или типа того? Возник ниоткуда, без всякой протекции пробился в высшие слои общества… Ну так не бывает! Даже там, где решает сила и храбрость. Потому что сила и храбрость – это тоже наследственное. Социальные лифты здесь работают максимум на три-четыре этажа. Безродному подняться выше хускарла практически невозможно. Разве что ему лично благоволят боги. Но тот, кому они благоволят по-настоящему, рождается в семье конунга, а не в семье бонда-арендатора.

Все эти мысли я не мог бы прочесть на красной физиономии Хальфдана. Конунг же. Но угадал, надо полагать, точно. Бычить он прекратил. И сказал уже спокойно:

– Дочь свою за брата твоего не отдам!

И это, к сожалению, было Решение. Оно звучало лучше, чем «убью», но, зная Медвежонка, я мог уверенно предположить: он не отступится. Хальфдан – тоже. Но можно же поискать компромисс, ведь, если викинг не может получить свое бесплатно, он превращается в торговца.

– Скажи мне, Хальфдан-конунг, а за кого ты намерен отдать свою дочь? – очень вежливо поинтересовался я.

– За достойного человека! – не раздумывая, ответил Хальфдан.

«Достойного», читай «верного и авторитетного». Насколько я слышал, таким был один из Хальфдановых ярлов. Геройски погибший, когда оборзевшие сыновья Гандальфа-конунга застали Черного врасплох и едва не прикончили.

Что ж, идея у Хальфдана правильная. Отдать дочь за кого-то из здешних конунгов – отказаться от перспективы захапать его территорию. Не все ж такие бездетные, как покойный хозяин Согне-фьорда. Да и приданое надо отстегнуть, если отдаешь за равного. А если за собственного ярла, а еще лучше – за соседского, совсем другое дело. Глядишь, с его помощью не уменьшишь владения, а расширишь. Для вождя, нацелившегося подгрести под себя всю Норвегию, династические браки заключаются только в ситуации, когда после смерти свекра наследников мужского пола не числится. А уж отдавать дочь за какого-нибудь свейского или датского конунга – вообще неправильно. А вдруг он вознамерится сам отхапать… то есть унаследовать тестево имущество?

Свартхёвди – не конунг. В политическом плане он – ничто. И личных заслуг перед конунгом никаких, это точно. И толку с него в качестве зятя – как от козла в огороде. Один разор то есть.

Впрочем, если Медвежонку удастся увезти Фрейдис на Сёлунд, то выцепить ее оттуда будет весьма затруднительно. Есть два варианта: потребовать отступного или прислать мстителя для божьего суда, потому что любая силовая акция на земле Рагнара чревата очень болезненной отдачей.

Это я так думал, позабыв о собственном печальном опыте. И за эту неправильную мысль мне еще предстояло расплатиться. Но – позже. Сейчас я напряженно искал выход из тупика. И, кажется, нашел его. Боги! Почему бы мне не воспользоваться уже привычным способом психологического давления на незрелый средневековый ум?

– Ты решил, конунг, – торжественно подтвердил я. – Ты решил. Но что решат боги?

– Боги?

Будь Хальфдан представителем другой эпохи, он бы с ходу возразил: «А боги тут при чем? Это наши дела, людские».