Татьяна Сорокина - Мыколка Страница 43

Вечером, за аулом у костра сидели несколько человек в охранении, они выставлялись туда чисто формально, потому, что все знали, что пока верховья ущелья непроходимы и оттуда собственно некому появиться. Уже начинало темнеть, когда сверху послышался цокот копыт, покатились камешки по тропе. Встревоженные гусары повскакивали, держа наготове оружие, но с тропы послышался знакомый голос,

— Свои, князь Шеховской!

И на открытое место начал выезжать караван из десятка лошадей, на которых были вьючные тюки, впереди на огромном вороном жеребце ехал Николай Андреевич, вид у него был лихой, в белой бурке и папахе, с огромной саблей он выглядел настоящим разбойником.

— Ваше Благородие! — удивленно воскликнул унтер-офицер, — откуда вы взялись, мы же там все излазили, по кустам мундиры изорвали!

— Оттуда, оттуда Кондратьев, — сверкая белыми зубами, резко контрастирующими с грязным до черноты лицом, улыбнулся Шеховской. И показал рукой в сторону, откуда только что появился.

Он ловко соскочил с коня и передал повод одному из караульных.

— Послушай Иван Трофимыч, — вновь обратился он к унтер-офицеру, — надо бы известить ротмистра, чтобы тихо подняли эскадрон в ружье.

— А что ваше Благородие случилось? — не понял Кондратьев.

— А то и случилось, что повоевал я немного, видишь с дуваном еду. Вот только все абреки то родом с этого аула будет. Мальчишки, как обычно здесь еще не шлялись?

— Никак нет, никого еще не было ваше Благородие.

— Ну, тогда, возможно, ночь еще спокойная будет, но все равно в поселок с этим грузом не заехать, там любой узнает, откуда у нас эта добыча.

— Все равно не понимаю, — сказал озадаченный унтер, — откуда вы приехали, там же дороги нет.

— Завтра, завтра все увидишь сам, сегодня уже все, туда без света идти все ноги переломаете, — успокаивающе сообщил Шеховской, — давай сам поезжай к ротмистру объясни ему ситуацию.

— Чего ваше Благородие объяснить? — не понял Кондратьев.

— Ну, скажи, что я передал, чтобы эскадрон подняли по тревоге и главное тихо, потому, что возможно внезапное нападение, когда я этим караваном буду проезжать в ауле.

Кондратьев сел на коня и исчез в сумраке вечера. Вскоре в ауле залаяли собаки, они в отличие от жителей, сразу услышали тревожные сборы гусар.

А еще через час уже почти в полной темноте к ним подскакал на коне сам Невструев, сопровождаемый несколькими гусарами.

— Николай Андреевич! — крикнул он, откуда вы взялись и куда пропали, и что вообще все это значит?

— Сергей Николаевич, это значит, что через два дня нас должны были так называемые замиренные горцы всех зарезать, ну, может, не всех, офицеров оставить для выкупа, а нижних чинов в Турцию продать, или просто в аулы, которые еще не заняты нашими войсками.

В это время в ауле послышались крики, зажглись огни, с возвышенности было хорошо видно, как несколько десятков факелов двинулись в сторону, где собрался по тревоге эскадрон.

Оттуда послышался ружейный залп, потом крики раненых стоны, затем второй залп, топот убегающих, и все стихло. Факела погасли, только продолжали лаять собаки и стали слышны женские крики и плач.

Ротмистр с тревогой вглядывался в темноту, но ничего больше не происходило. Неожиданно Шеховской выхватил пистолет и выстрелил в сторону аула. Раздался протяжный стон и звук рухнувшего тела.

Окружающие в удивлении смотрели на князя.

— Как неосторожно, с вашей стороны стрелять на слух, — с упреком сказал ротмистр, может быть это наш человек.

— Не думаю, — сказал Шеховской, гусарские сапоги издают совсем другой звук, чем горские ичиги. Я пока никого больше не слышу, видимо черкесы, которые еще остались в живых предпочли разойтись по домам.

— И все же князь, — расскажите толком, что происходит. Это вы все взбаламутили здесь? — требовательно сказал Невструев.

— Хорошо Сергей Николаевич, давайте присядем, за этим камешком, на всякий случай, — и я вам расскажу все по порядку.

Подвыпившие офицеры еще шумели в сакле, когда Николка вышел из прокуренного помещения и жадно вдохнул свежий горный воздух. Он медленно шел вдоль высокого каменного забора, наслаждаясь тихим вечером. От бурлившей внизу реки доносился еще слышный рев потока, но по сравнению с вчерашним днем он звучал уже намного тише.

— Еще несколько дней и все наше заточение закончится. Интересно, нам прикажут оставаться здесь, или отправят куда-то в другое место. — думал Шеховской. И тут за забором зазвучали гортанные голоса. Говорили очень тихо, но для него все было очень хорошо слышно.

Хотя Целищев, слышавший его беседу с аксакалом, и решил, что Шеховской говорит по черкески, сами черкесы так не считали. Князь искусно притворялся перед ними и те искренне считали, что он, собственно, ничему не научился. И действительно, кому может, придти в голову, что за две недели можно выучить чужой язык?

Зато сейчас он ясно слышал и понимал, что говорят за стеной. Судя по голосам, разговаривали двое, один из них был старый Джумал глава аула, а вот второго Николка узнать не мог. Молодой голос говорил:

— Простите Джумал, я не располагаю мудростью ваших снов, но если бы вы согласились я сказал бы одно слово. Считаю, что пришло время рассчитаться с проклятыми гяурами. Мои воины, горят благородной яростью и с именем Аллаха на устах, мы зарежем их всех. Только после этого мой отряд сможет спокойно уйти из этой ловушки, куда мы попали по воле небес. Нам повезло, что за полгода отряд не обнаружили.

Но время наступило, и гяуров, загнавших мой отряд сюда, настигнет заслуженная кара.

Молодой голос замолчал, некоторое время царило молчание. Затем раздался надтреснутый голос Джумала:

— Камбот, послушай, ты же знаешь, что если вы убьете всех русских, то нашему аулу придет конец. Нам придется покинуть эти места и уходить дальше в горы, потому, что русские придут и отомстят нам, а ты с твоими абреками будешь уже далеко.

— Это война дядя, — вновь раздался голос Камбота, — но, я могу помочь вам обмануть гяуров. Вы для вида спасете несколько человек, а мы через день сможем уйти, вода спадает на глазах. Русские подумают, что мы пришли с низовьев реки и не тронут вас. Тем более что спасенные вами люди подтвердят ваши слова.

— Ты хитер, как Иблис, — послышался опять голос Джумала, — твой отец гордился бы тобой. Давай теперь обговорим подробней, когда и как мы это сделаем.

Шеховской стоял недвижимо, в голове лихорадочно прокручивались десятки, сотни вариантов действий. Но к окончательному решению он пришел задолго до того, как черкесы закончили обсуждать план нападения на гусарский эскадрон.

Он подождал, пока те разойдутся, бесшумно вскочив на двухметровый забор, осторожно спустился на землю и тихо пошел вслед за молодым черкесом. Тот в наступающей темноте шел осторожно, иногда оступившись, шептал проклятья. Для Николки темноты не было, все вокруг светилось синевато-зеленым светом, а ярче всего идущий впереди черкес. Тот незаметной тропкой ловко обогнул выставленный на выходе из аула кордон и начал пробираться по тропе вокруг которой возвышались колючие кусты, еще без листвы.

— Странно, куда он идет, — спросил сам себя Шеховской, — еще метров триста вверх и тропа закончится. Но неожиданно, Камбот, взял левее к нависающему над ущельем утесу, и пошел по узкому карнизу, по которому казалось нельзя пройти даже горному туру. Но карниз метров через десять начал уходить вверх и расширяться.

— Ого, да здесь и вьючная лошадь пройдет, — подумал князь. Но тут идущий впереди черкес неожиданно исчез из вида. Шеховской ускорился и вскоре оказался у выступающей скалы, обойдя ее, он увидел, что карниз закончился, а за скалой темнеет узкая расщелина шириной с сажень, в которой и исчез абрек. Он подумал с минуту и двинулся дальше.

— Конечно, думал он, — разве можно было догадаться, что здесь есть проход, снизу от реки ничего не видно, а местные нам головы дурили сколько времени. Невструев до сих вспоминает, как они этих отряд абреков потеряли в начале зимы.

Он продолжал идти по расщелине, края которой начали постепенно расходиться. Снова вокруг начались колючие заросли. И тут он услышал впереди разговор, было совсем темно и двое черкесов, видимо, ожидая своего командира, зажгли небольшой костер. Сейчас они, встретив его, уселись у костерка, и негромко переговаривались. Придя к выводу, что идти в башню, где они сейчас расположились слишком темно, они разобрали мешок, что принес с собой Камбот и громко чавкали, поедая вонючую брынзу. Её острый запах доносился до Шеховского, хотя тот оставался метрах в пятидесяти от них.

Прошло еще часа два и джигиты решили улечься спать. Они завернулись в бурки и вскоре захрапели.

— Идиоты, — подумал Шеховской, — Надо же так беспечно себя вести. Ну что же тем лучше.