Надежда Попова - Ведущий в погибель. Страница 44

— Сурово, — заметил Курт все так же негромко. — Наглядная demonstratio? Мороз по коже, честно… А кельнский обер-инквизитор тебе, часом, не родственник? Знаешь, на миг даже возникло чувство, что я у него в рабочей комнате; или это у всех с возрастом вырабатывается привычка орать на сослуживцев? Неужели и я так же буду? представить страшно.

— Дурень малолетний, — вздохнул стриг обессиленно. — Ведь тебе на мои слова плевать; завтра или послезавтра ночью снова возьмешься за свое… Я прав?

— Даже и не знаю, — отозвался он почти всерьез. — Учитывая столь пламенную речь, я полагаю, над этими самыми словами следует хотя бы подумать.

— Ты подумаешь, — отмахнулся тот. — Подумаешь — и сделаешь по-своему.

— Переубеди, — предложил Курт, поднимая взгляд от россыпи черных крошек камня. — Разумеется, тот факт, что в прямом противостоянии меня разделают — сомнению не поддается; так ведь я и не намеревался лезть в лоб. Если, к примеру, расстрелять его издали…

— Ты просто не представляешь себе, о чем говоришь, Гессе. Что такое «издали» для тебя? А что — для меня?

— Но ведь, как я понял, наш подозреваемый — младше и необученней, а кроме того…

— А кроме того, вполне вероятно, что он здесь не один. Что ты стал бы делать, если бы наткнулся на его мастера? Или — если таких необученных двое? Трое? Да пускай и один. Как я и говорил, стриг месяца от роду — даже это страшно; Гессе, ты… Ты не знаешь, что это.

— Зато знаешь ты, верно? — уточнил он, пытаясь перехватить взгляд прозрачных глаз. — На собственном опыте. Так? Ты сам спустя месяц после обращения что-то наворотил. Я прав?

Фон Вегерхоф установил на доску последнюю фигуру, не поднимая к собеседнику взгляда, и снова предложил, все так же глядя в стол:

— Партию?

— Набор неполный, — возразил Курт. — Ты не ответил.

Стриг молча поднялся, пройдя мимо него куда-то за спину, и возвратился к столу, шлепнув на место убиенного им скорохода серебряную монетку.

— Партию? — повторил он, усевшись. — Играешь белыми и два хода форы.

— Ну, как знаешь, — вздохнул Курт, придвинув стул ближе и сдвинув крестьянина на клетку вперед. — Не отвечай. Расскажи о фон Рихтхофен. Кто она и какова ее роль в нашем деле?

Тот сидел молча еще мгновение и, встряхнув головой, кивнул на доску:

— Еще ход твой… Адельхайда фон Рихтхофен. Графиня. Приятная дама во многих отношениях; мне уже доводилось с нею работать. Роль ее всегда одна — она слушает, говорит…

— Это я заметил, — покривился он. — Поговорить она любит.

— Полезное умение, особенно в ее случае. Sphère d'activité[63] Адельхайды — сборища знати; она вдова, и потому ей позволено многое. À titre d'exemple[64], она может иметь приятелей, а не только приятельниц, посещать, кого вздумается, не изобретая для этого даже видимых поводов, говорить, с кем вздумается… И слушать.

— Имперская разведка? Так это правда?

— Что именно? Что она — оттуда, или что такое ведомство действительно существует?

— О том, что в Германии уже давно есть то, чего не существует, я знаю и без тебя, — покривился Курт. — И личная разведка Императора не существует тоже. Итак, она на самом деле оттуда? Стало быть, и они в курсе происходящего?

— В перехваченном письме упоминается Император, — напомнил стриг, походя снимая его башню. — Как полагаешь, должны они знать об этом?

— Я? Полагаю — нет. Но начальству виднее… И с какой такой радости имперский агент имеет больший допуск, чем я?

— Потому что этот имперский агент — служитель Конгрегации.

Курт замер, занеся руку над доской и позабыв, за какую фигуру намеревался взяться; стриг с усмешкой кивнул:

— Твой ход.

— Я пытаюсь не удивляться ничему, — проговорил он, наконец, — однако это уж что-то слишком. С каких пор мы начали набирать в Конгрегацию имперских шпионов?

— О, нет, pas du tout[65]… История эта долгая и занимательная, Гессе. Началась она несколько лет назад, когда Адельхайда вышла замуж. «Вышла», а не «была выдана»; ей посчастливилось с отцом. И с мужем. Вышла par amour[66] и жила с ним, как в песне, счастливо, вот только недолго — спустя примерно год после свадьбы ее муж был найден мертвым в собственной постели. Комната его была, что интересно, заперта, причем изнутри; окно оставалось открытым, однако стена замка… Сам знаешь, что это такое. Второй этаж. Город, неподалеку от которого располагался замок, не сказать, чтобы имел в себе отделение Конгрегации — просто инквизитор там наличествовал. Слухи о странной смерти хозяина поползли довольно скоро и, когда доползли до города, дошли и до слуха инквизитора, каковой был, что называется, старой закалки, c'est-à-dire[67] — не обременял себя долгими изысканиями и размышлениями. Инквизитор, разумеется, решил, что не все так гладко, как кажется — человек умер во цвете лет, никаких болезней прежде за ним не отмечалось, стало быть — малефиция. Как показало время, в этом он был почти прав, однако же, поисками обвиняемого тот долго не занимался, руководствуясь старым и привычным принципом «cui prodest?»[68]. А выгодна его смерть была единственно лишь его жене, ибо по нарочитому завещанию все отходило ей, минуя прочих родственников.

— Ее арестовали?

— Попытались, — улыбнулся фон Вегерхоф. — Она бежала во время ареста. Инквизитор со сломанной рукой остался буйствовать, страж с сотрясением мозга — лежать évanoui[69].

— Довольно глупо, — заметил Курт, пожав плечами. — С ее-то положением, в наше-то время — надо было действовать иначе; вполне законными методами можно испортить жизнь арестовавшему тебя следователю так, что тому мало не покажется. По себе знаю. Как я понимаю, ее таки оправдали, раз уж она с нами; однако при ее действиях — это лишь везение.

— Отнюдь, — возразил стриг, сдвигая вперед башню. — Шах… Именно ее действия и принесли ей оправдание.

— Каким образом?

— Ты, вероятно, решил, что, бежав, она кинулась к родственникам или в ближайший монастырь, дабы спрятаться и там répandre des larmes[70]? Нет, Гессе, она руководилась истиной «l'affliction ne guérit pas le mal[71]». Адельхайда начала расследование.

— Одна? Сама, вот так, на пустом месте?

— Одна, — кивнул тот, — сама. Шах… Но отчего же — на пустом месте; ведь она знала мужа, и в отличие от прочих наших дам — знала хорошо. Знала, где и когда бывал, с кем общался, какие вел дела; она сама в этих делах и была ему первейшим помощником. Она была в курсе всех расходов и доходов, а также их источников, разбиралась во всем, чем занимался покойный супруг. Словом, вдаваться в детали не стану, это — история еще более долгая и значения сейчас не имеющая. Шах.

— Зараза… — проронил Курт, уже видя неминуемое пленение своего короля; сдаться не позволяли только лишь остатки гордости и азарта.

— В бегах она была несколько месяцев, в течение коих узнала о том, что последняя финансовая операция ее мужа втянула его в историю с некими темными личностями. Шах. Сдавайся.

— Подавишься.

— Это грубо, mon ami, весьма грубо. И что за бессмысленное упрямство.

— Не отвлекайся.

— Comme tu veux[72]… Адельхайда, завершая свое расследование, вышла на небольшой и довольно молодой клан стригов (всего четверо желторотых дурней), который в те дни как раз разрабатывал и я.

— А, — проронил Курт, обреченно следя за тем, как его король жалко жмется к краю доски. — Так вот почему имперская разведка знает о твоем существовании.

— Имперская разведка и даже Император лично — не знают. К чему правителю отягощать свой и без того полный забот ум столь приземленными вопросами. О моем существовании узнала Адельхайда, и узнала, как я сказал, случайно, посему во избежание утечки этой информации ее взяли на службу в Конгрегацию. Разумеется, ее можно было бы и убрать, однако вышестоящие разумно рассудили, что подобными агентами не разбрасываются, и, когда дело было раскрыто и закончено, прислали к ней человека, который должен был соблазнить ее службой на благо веры и государства. Шах. Сдавайся, Гессе.

— Продолжай.

— Упрямец… Но посланного ждало в некотором роде разочарование. Он приготовился уговаривать и даже, быть может, запугивать, составил задушевную речь, однако Адельхайда согласилась с первых же слов. Je suis d'avis[73], что ей попросту было скучно жить. Не так уж много развлечений в жизни женщины.

— А кроме того, наверняка хотелось отомстить за смерть мужа — уже не только тем, кто сделал это непосредственно, но и прочим, таким же.

— Полагаю, и это имеет место, — согласился фон Вегерхоф, помедлив. — Об этом она особенно пространно говорить не любит. Но когда видишь Адельхайду за работой, понимаешь, что она — человек на своем месте, занимается своим делом, занимается им с душой и полной отдачей. Шах.