Бедный Павел (СИ) - Голубев Владимир Евгеньевич Страница 44

Богдан часто по делам ездил в Варну. Вот и сейчас он съездил туда и когда вернулся, сразу начал собираться уходить с русскими. В Варне, в корчме, он пил вино с моряком-греком с корабля, привозившего в Варну турецкого сановника на переговоры, и тот открыл ему, что в Стамбуле ни для кого не секрет, что за помощь и хорошее отношение к русским, Султан отдаст Болгарию на разграбление.

И Богдан решил поверить русским, которые звали болгар на новые земли, что Россия получала после победы над Турцией. Там было тепло, земля очень жирная, и нужны были рабочие руки. Русский священник, который приходил в их село, говорил, что поборы там будут сильно меньше, чем в их Зорнице — русская царица обещает много лет не брать налогов с новосёлов. А так — земля там православная, русские солдаты не дадут мусульманам грабить их и законы справедливее местных.

Он велел собираться и Ивайло с Райной, и они с ним согласились. Если уж хитрый Богдан решил уезжать, то и им надо. Глядя на Ивайло, ещё двое соседей собирались уезжать в Россию, веря обещаниям русским. Остальные же надеялись пережить грабежи и обрабатывать свою землю и дальше.

Наконец, Ивайло закончил грузить телегу. Тут подошёл со своей повозкой и Богдан. Весело окликнул Ивайло, тот степенно кивнул другу, посадил на телегу детей и жену, перекрестился на родимый дом и мрачно повёл лошадку в поводу по дороге из деревни. Остающиеся односельчане смотрели на уезжающих. Кто со слезами, а кто и радостно — свои наделы с собой они не заберут — землицы им больше достанется. Поповы и Гешов уходили, не оглядываясь. Дорога вела их в Россию.

Весна закончилась и дороги подсохли. Армия уходила из Болгарии. Я до последнего направлял агитаторов, собирать местных к переселению в теперь уже русское Причерноморье и Заволжье, куда тоже требовалось направить людской поток. Люди были нужны, а здесь они работящие, православные и язык очень близкий — лучшего материала просто не найти. В княжествах мои агитаторы тоже старались. Вероятность, что местные, которые продавали нам хлеб и показывали дорогу, будут прощены турками — отсутствовала. Кто-то же должен будет ответить за поражение османов — не греки же из Фанара…

Защитить население Болгарии и Валахии от турок я не мог — мир с турками мне был сильно более важен, чем жизнь даже тысяч единоверцев. Что делать, приходится выбирать… К тому же эти люди были мне очень нужны там, в Таврических и Заволжских степях. Умелые земледельцы, скотоводы, виноградари, рыбаки — там они научат крестьян из центральной России хитростям южной природы. Так что я провоцировал исход, и он происходил.

Да, большинство местных сейчас не готовы были бежать в поисках журавля в небе — они привыкли жить под турками и надеялись пережить их гнев, как делали десятилетиями до этого. Но всё-таки поток переселенцев был значителен — дороги были заполнены телегами, едущими на север, к границам княжеств и дальше в Россию. Моя служба снабжения сообщала более чем о пятидесяти тысяч человек, выдвигающихся из пока занятой нашими войсками Болгарии, и ещё примерно о семидесяти тысяч, переселяющихся из княжеств. Всю эту толпу нам надлежало принять на снабжение до прибытия на места проживания — в Причерноморье, Крым, малозаселённую часть Кабарды и Заволжье, где уже готовились склады продовольствия и казармы для вре́менного размещения.

Пока есть возможность, надо их перетягивать, а там — разберёмся.

Основные части армии во главе с Румянцевым отходили в Подолию и Малороссию. Я же собирался отходить вместе с Вейсманом, возглавляющим арьергард. Дела в Польше окончательно наладились — с окончанием нашей войны с Турцией у Барской конфедерации шансы на победу растаяли полностью, и Станислав окончательно их разогнал. У Румянцева там проблем уже не должно́ было возникнуть.

За день до отхода Румянцева мы встретились с ним на прощальном ужине. После официальной части мы сели с ним вместе в моём кабинете за бокалом вина́ — мне надо было поговорить с фельдмаршалом. От него зависело не очень многое, но всё-таки — любое его противодействие или активное содействие моим действиям могло нашим с мамой планам сильно повредить.

— Пётр Александрович, вы мне верите?

— Павел Петрович, Ваше Императорское Высочество! К чему такие вопросы? Мы воевали вместе с Вами! Вы показали себя прекрасным организатором…

— Но непослушным подчинённым! — закончил я за него, — Поэтому и спрашиваю Вас, Вы верите мне? Или я своими действиями вызвал Ваше недоверие?

— Я верен престолу! — начал закрываться он.

— Бросьте, Пётр Александрович! Я прекрасно помню Ваше поведение, когда гвардейцы свергали моего отца!

— Я был верен престолу!

— Это прекрасно и меня это нисколько не огорчает, более того — меня такое поведение своего генерала — восхищает! Вы были верны даже глупому поведению Петра Фёдоровича, ибо он Ваш император. Так вот я спрашиваю Ваше мнение о самом себе! По-моему, я никогда не давал Вам понять, что я двуличен в Вашем отношении, и сейчас я хотел бы услышать доверяете ли Вы мне как начальнику и будущему императору? Готовы ли Вы выполнять мои указания не за страх, а за совесть? Даже если они покажутся Вам нелепыми?

— Без обиняков?

— Без, Пётр Александрович! Обещаю, что всё, Вами сказанное, останется между нами и ничего плохого в Ваш адрес ни предпринято, ни даже задумано не будет!

— Что же, Ваше Императорское Высочество, хорошо. Вы огорчили меня своим неповиновением. Но, я думал об этом. Вы предвидели победу?

— Я был уверен в нашей армии и Отто, Пётр Александрович! Мне казалось, что только два человека в нашей армии могут такое сделать — Вы и он. Да, риск был — в бою могли погибнуть я или он, и всё бы сильно усложнилось, но я знал, что поражения в войне уже Вы не допустите. Вы избрали консервативную тактику, и нужно было активизировать Вас. Турки были деморализованы, а мир в этом году нам был очень нужен. Вот как-то так, Ваше Высокопревосходительство!

— То есть, Вы всё это устроили для меня?

— Для Вас. Я рассчитывал вытащить Вас в бой до зимы и максимально развязать Вам руки, придержав основную армию турок. Но Отто увидел больше возможностей. При этом основную задачу мы выполнили — Вас к решительным действиям подтолкнули и руки Вам развязали, а Вы этим вполне воспользовались.

— М-да… — фельдмаршал встал из кресла и с бокалом в руке и в задумчивости начал прохаживаться по комнате, — Павел Петрович! Вы мне напоминаете Вашего предка — Петра Великого, но только напоминаете…

— Чем это, Петра Александрович?

— Вы смотрите далеко вперёд, туда, куда, кроме Вас, никто не может заглянуть, и идёте к цели, несмотря на трудности и мнение окружающих. Но вот только, в отличие от Вашего предка, вы идёте этой доро́гой, сберегая людей и считаясь с потерями и не сваливая проблемы на других. И ещё Вы достаточно откровенны…

— Пётр Александрович, по моему мнению, всяк солдат должен знать свой манёвр. И Вы уже в достаточном звании, чтобы знать и манёвры других, но честно говоря, многие знания — многие печали, и всех манёвров Вам знать не следует. Только то, что касается Вас, но полностью. Вы понимаете меня?

— Хм. Всяк солдат, говорите… Очень интересно — я это запомню.

— Только это?

— Да, нет… Я Вас понял Ваше Императорское Высочество.

— Тогда я ещё попрошу Вас об одной вещи, Пётр Александрович.

— Конечно, Ваше Императорское Высочество.

— Ваше Высокопревосходительство! — улыбнулся я, — Я бы именно просил Вас, чтобы не происходило вокруг Вас, а точнее, чтобы Вам обо всём происходящем не говорили, не предпринимать каких-либо действий, не посоветовавшись лично со мной, именно лично. То есть Вы должны быть уверены, что советуетесь именно со мной. — здесь он перестал ходить по комнате и пристально посмотрел на меня.

— Истинно предок Ваш в Вас воплотился Ваше Императорское Высочество! — голос Румянцева был настолько спокойным и уверенным, что я поверил в его искренность. Он будет следовать моим рекомендациям, во что бы то ни стало.