Чингисхан. Сотрясая вселенную - RedDetonator Страница 44

Мальчик стоял в стороне, у дома покойного старейшины и с неопределённым взглядом наблюдал за принуждённо веселящимися людьми.

— Эйрих, если каждый раз тебе придётся драться с каждым здоровяком, которого против тебя выставят, — заговорил Татий, стоящий рядом, — ещё пару деревень и тебе конец.

— Я сам подставил себя под удар, — ответил Эйрих.

Сказав это, он вдруг осознал, что своими действиями спас отца. Гундимир нашёл бы повод обидеться и вызвать Зевту на поединок. И тогда Альвомир выступил бы против Зевты. И убил бы его, потому что в подвижности Зевта уступает Эйриху и многим воинам. Бой вождь ведёт, основываясь на парировании и отражении ударов, а не уклонении от них. И что бы он сделал с бойцом, удары которого вообще никогда нельзя принимать на щит?

Скорее всего, Зевта бы погиб.

— Но иначе быть не могло, — вздохнул Эйрих. — Бог меня сохранил. Значит, у него есть на меня планы.

— Господин, я позаботился о спальном месте, — сообщил подошедший к ним Виссарион.

— Хорошо, — кивнул Эйрих.

Чтобы исцелиться от травмы, он должен много есть и хорошо спать. Придётся задержаться в этой деревне.

— Виссарион, ужин готов? — спросил Эйрих.

После того случая с дружинниками, он решил, что всегда будет питаться только проверенной едой из проверенных рук. Его пытались травить ещё в прошлой жизни. Помня об этом, он обещал себе, при первой же возможности, завести себе целый штат дегустаторов. Римляне любят яды, всегда любили, если помнить «Деяния» Марцеллина. Надо иметь в виду, что когда нельзя победить врага мечом, они побеждают его ядом.

— Да, господин, ужин готов, — кивнул раб.

— Пойдём к костру, — решил Эйрих.

Они прошли к южной части деревни, где воинство Зевты устроило свой лагерь. У костров копошились воины, которых не допустили до участия в тризне.

Осторожно сев у костра, Эйрих протянул здоровую руку и получил от оперативного Виссариона обструганную ветку с куском жареного мяса на ней. Раб посолил мясо и даже посыпал его некими травами.

— Ты хороший раб, Виссарион, — произнёс Эйрих, прожевав кусочек мяса. — Но думал ли ты о большем?

Виссарион задумался, даже перестав крутить вертел с невинно убиенным кабанчиком. Вероятно, взвешивает всё и ищет подвох.

— Думал, господин, — наконец-то ответил он. — Но мой удел — раб до конца дней.

— Ты даже не пробовал бежать и жить иначе, а говоришь так, будто всё уже кончено, — усмехнулся Татий.

— Уж ты бы молчал! — выговорил ему Виссарион, мельком посмотрев ему на ноги.

— Я боролся, — процедил Татий. — А ты родился рабом, рабом и умрёшь. Вижу, что ты даже согласен с этим.

— Хуже хозяина не придумать, чем бывший раб, — произнёс Виссарион.

— Следи за языком... — предупредил его Татий.

— Прекратить, — приказал Эйрих. — Я начал разговор не для этого.

Свободный и раб замолкли.

— Я помню, ты говорил, Виссарион, что у тебя осталась женщина, — произнёс Эйрих. — Что ты готов дать за то, что мы вернём её тебе?

— У меня нет ничего, кроме жизни, — развёл руками раб.

— Вот жизнь твоя мне и нужна, — ответил Эйрих. — Вам двоим, Татий, Виссарион, нужно доказать мне, что вы, воистину, полезны и незаменимы. Татий, ты покажешь себя в Италии, я о тебе не забываю. А вот, Виссарион... Ты должен выложиться на все свои силы, на всё, что ты можешь...

— Я делаю всё, что могу, господин, — ответил раб.

— Ты делаешь много, но говоришь далеко не всё, что знаешь, — вздохнул Эйрих. — Что я должен сделать, чтобы ты стал мне полностью предан и открыт в помыслах и чаяниях? Вернуть тебе женщину? Если знаешь, где она, я её верну...

Виссарион вновь задумался.

— Не только женщину, господин, — заговорил он.

/14 октября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония/

Виссарион совсем не так представлял себе свою дальнейшую жизнь, когда его только продали в общественные рабы. Но всё, что с ним случилось — это закономерный итог его единственной ошибки. Но ошибки ли?

Если посмотреть назад, в прошлое, у него была рабская, но неплохая жизнь. Родителей он уже давно не видел, где-то с трёх лет от роду. Он не помнит их лиц, но помнит, что у матери всегда были связанные в пучок волосы, а от отца пахло пряным хлебом — возможно, он работал в пекарне. Они оба были рабами, поэтому Виссарион, сразу как родился, стал чьим-то имуществом.

Хозяин его родителей не захотел возиться с ребёнком, поэтому продал его, так уж получилось, что в Грецию. Тут-то он и обзавёлся именем. Почему-то его новый хозяин, Фотис Самарос, решил, что внешний вид мальчика ассоциируется у него с лесом, поэтому более подходящим является имя Виссарион, что означает «лесной». Настоящего своего имени, дарованного родителями, Виссарион, увы, не знал — Самарос посчитал, что ему не нужно этого знать.

Виссариона хорошо обучали, с прицелом на то, что раб, когда придёт время, заменит старого семейного счетовода, Аристотеля. Аристотель был строгим учителем, требовательным и не прощающим ошибок. Бит мальчик был часто, деревянной клюкой, за малейшую оплошность в цитировании трудов античных философов...

«Математика, геометрия, философия — три столпа образованного человека», — вспомнил Виссарион любимую фразу своего учителя.

Аристотель тоже был рабом, сколько себя помнил, не знал родителей и всю жизнь прожил на вилле Самаросов, торговцев македонской овечьей шерстью. Это то немногое, что Виссарион смог узнать о своём учителе. Старик был великолепным счетоводом, потому что он один держал в голове весь архив поставок с незапамятных времён до сего дня. И его Виссарион должен был, в конце концов, заменить.

А потом выяснилось, что Фотис Самарос педераст, (1) которому пришёлся по душе Виссарион.

Это был самый паршивый период его жизни, ведь Виссарион точно знал, что ему нравятся женщины и только женщины, но у раба, как правило, нет никакого выбора.

Фотис же проникся к нему чувствами, построил некую большую любовь и окружил Виссариона заботой. Это не компенсировало вообще ничего, но, по