В. Бирюк - Парикмахерия Страница 45

Я и ещё по одному поводу несколько… нет, не лгу — мне это невозможно, а, скажем так, — «толкую расширительно». В православии к самоубийцам относят людей, пошедших на «скок» с оружием в руках, и нарвавшихся. Убитых или смертельно раненных злодеев в ходе вооружённого конфликта при исполнении ими противоправного деяния. Я же добавляю и убиенных в последующих, от злодеяния произошедших, разборках. Да ещё добавляю к татям — воров. Которыми, по здешним понятиям, являются мятежники, бунтовщики, «борцы за….» или «борцы против…». «Политических», а не только «социально близкий советскому трудовому народу уголовный элемент». Терминологически нечётко, зато исторически достоверно: бунтовщиков и мятежников, например, пугачёвцев, часто казнили без отпевания.

А мне очень не хочется тащить сюда, за двадцать вёрст от ближайшей церкви, попа. И не в расходах дело. «42 у.е. пер душу» я найду. Даже с НДС. Но пускать сюда грамотного, соображающего, независимого от меня мужика… при моих-то делах типа «источник мёртвой воды»… «Умножающий познания — умножает печали» — мудрость царя Соломона. Только ведь царь нигде не утверждает, что оба «умножения» относятся к одному субъекту. Какой-нибудь попик «умножит свои познания», а у меня потом мои собственные «печали умножатся»? Или мне потом этого попика «умножить»? На ноль…

Во всякое время стремился я к научению. Изо всякого деяния, мною ли совершённого, возле меня ли произошедшего, норовил извлечь суть да и запомнить её. Дабы в последующие времена к пользе применить. Немалое количество слов, и навыков, и умений моих, коии после к вятшей славе Руси применены были, из сих, из Угрянских мест и времен.

Так и с отпеванием. Установленный мною впоследствии запрет на отпевание «худых людей», не токмо татей, в бою убиенных, но и воров, и иных крамольников, многие хулы и злобы на меня воздвиг. Однако же и множество душ христианских от глупой да ранней смерти спас. Страх божий небесный да закон мой земной немалое число человеков от злодейств отвратили.

На этом мы разошлись. Я со своими отправился на заимку, хорошенько нагрузившись взятыми из хозяйства покойного владетеля вещичками и припасами. Чеснок у Перуна с прошлого года остался. Добрый продукт, злой, аж слезу вышибает.

А местные мужички потопали к своим «смешливым» семействам. Жаль, не могу послушать, как недавние насмешки вернуться к главам домов. «Бумеранг — это штука, которая всегда возвращается. Если послали правильно». Не уверен насчёт количества смеха, но слёзы в селище будут. Или я не знаю наш народ. Судя по ночным экзерсисам Ивашки с Кудряшковой бабой — в Пердуновке ожидается «ночь любви». Мужички просто так своё унижение «парикмахерией» не проглотят. Обязательно «спустят по вертикали власти». Поскольку на самом нижнем уровне местной социальной иерархии находятся младшие дети и собаки, то реву и лаю будет много.

У меня нет иллюзий: чистоту в жилищах они не наведут. «Собака лает — ветер носит» — это нормальное отношение россиян к очередному начальственному выверту. Сам такой. Правда, у местных обоснование другое: тиф, чума, холера, дизентерия…, кровавый понос — наказание божие. За грехи. Нужно молиться, поститься и в церкви жертвовать. Причём здесь вошки-блошки? Поддержание чистоты требует ежедневного постоянного труда. А мор… то ли будет, то ли нет. Мабуть, колысь, авось… Так нафига каждый день самому корячится? На всё ж воля божья.

Новые обычаи, изменения образа жизни с одного начальственного окрика не устанавливаются. От моего визга ни зубы чистить, ни задницы подмывать они не начнут. Это всё придётся вбивать годами ежедневных проверок с обязательным и неотвратимым наказанием. «Ежевечерне кричащими ягодицами». По-хорошему, надо было бы уже сегодня устроить полномасштабную поверку. И прогнать всё население через поголовную стрижку и тотальное проваривание барахла. Но чуть прижму — пойдёт «всенародное возмущение». Грязнуль и нерях. И кого-то придётся убивать. Чтобы выжившие начали блох давить. Чего-то мне не хочется.

Может, обойдётся? Живут же они. Хозяйства у них — устоявшиеся, народу прохожего толпами — нет. «Родные» блошки «пришлых» блох не пустят. Может как-то потихоньку-полегоньку? Тихой сапой, маленькими шажками? Как-нибудь… милосердно? Нет, ну правда: снова ломать, напрягать людей, снова захлёбываться в этом во всём… в потоке негативных эмоций, в злобе и ненависти окружающих… Напрягать душу свою… Да что я, зверь лютый?! Лучше как-то по-доброму, как-то благостно… Иван-милостивец… Звучит…

И вновь повторю я: и милость моя — смерть ваша, аки и ярость моя. Не ищите у меня милости. Ибо и она — мука ваша. Даже лишь увидевший меня, лишь на одной со мной земле воздух вдохнувший — обречен. Ибо пришёл я, здесь я уже. И оттого видно стало, что снисхождение, о коем молите, есть гибель ваша. Вас и детей ваших. Гибель глупая, мучительная, бестолковая. Не ищите пощады — не будет её!

Нет, ну что за жизнь! Ну ни на минуту отойти нельзя! Какой идиот сказал, что в средневековье жизнь была спокойной? Проблемы создаются не количеством людей, а степенью их близости. В третьем тысячелетии всё просто: появилось дурное настроение, съездил в другой город, прямо на перроне набил первому попавшемуся морду — и быстренько назад. Эмоциональная разрядка, никакого стресса. И никто не найдёт. А здесь и искать не надо — все на одном пяточке крутятся. Ты ему в морду плюнул — он в драку лезет. Бумеранг-с, однако. Причём не тупая австралийская палка, а со всеми вывертами высшего пилотажа, свойственными человеческой психике в замкнутом пространстве.

В воротах заимки нас встретил Кудряшок. «Коленопреклонённый». На ногах стоять он не может, но может, как оказалось, шустро ползать на коленках. Что он и исполнил. Дабы упредить, предупредить и донести. Об измене, воровстве, разбое и гражданских беспорядках. Имевших место быть на вверенной ему территории, которые он, с риском для жизни и исключительно уповая на милость благородного господина, то есть меня конкретно, пресёк на корню и задавил в самом зародыше. Не щадя живота своего. И других частей тела. «Гражданские беспорядки» стояли раком в сарае. В виде привязанной за шею к поперечной лаге отсутствующего пола и с выкрученными за спину руками Кудряшковой жёнки. Как сообщил нам «коленоходный страж правопорядка», воспользовавшись отсутствием всех остальных жителей заимки, Кудряшкова жёнка решила убежать. Наличие двух коней в усадьбе делало этот план вполне реальным. Однако преисполненный ревностного долга и горящий неизбывным желанием сыскать милость мою…

– Кудряшок! Хватит! Ты мне попрошайку папертную не изображай. Давай по делу.

Ага. Заставить вора говорить по делу… Только пыткой с калёным железом. Но смысл понятен: баба допустила одну ошибку — предложила присоединиться к побегу своему венчанному мужу.

– Ну, дура, сказывай — как дело было.

Зарёванное, мокрое от слёз, опухшее от рыданий и от душащего ремня на шее, лицо несовершеннолетней «дуры». Бритая голова с подсохшими порезами от бритья и свежими ссадинами от «оказания сопротивления при задержании». Порванная в нескольких местах и задранная на спину рубаха. Которая не сколько «прикрывает наготу нежного девичьего тела», сколько интригует: что, и там, под оставшимися лоскутами ряднины такие же по всему этому телу коллекции синяков разной степени давности и цветности?

Ремень я ослабил, но ничего кроме бесконечного «у-у-у» не услышал. И вряд ли услышу в обозримом будущем. Поскольку — «Преступление и наказание». Попытка побега — преступление. И плевать, что она формально — свободная женщина. Здесь женщина свободной не бывает никогда. Есть муж, отец, свёкор. Хозяин. Или просто хозяин — владетель. Эта «дама» — замужем. И уйти со двора не спросившись у мужа — не может. Не имеет права. А он, по его словам — возражал. И как отягчающее обстоятельство идёт то, что она, вполне следуя супружескому долгу и клятвам венчального обряда, попыталась не только сама от неволи спастись, но и своего, по «браку, совершаемому на небесах» супруга вытащить. Преступление, поскольку, опять же с его слов — против его воли. Юная, ослабевшая от бурной групповой любви нескольких последних дней и ночей, девушка чуть ли не силком тащила к свободе здорового и обезноженого парня. За что и поплатилась. И ещё… поплачется.

Есть куча этических систем, в которых действия этой женщины можно описать как выполнение высшего долга, или проявление героизма, или как неотъемлемое право личности на свободу выбора, совести и перемещений. Но для меня, здесь и сейчас, это попытка конокрадства, это попытка своеволия моей холопки, «орудия говорящего». А поскольку решать мне, то и закон здесь — мой. И если это моя личная мания величия, то воспринята она как непреложная истина уже несколькими.

И ещё одна мелочь. От которой у меня снова уши горят. Очередной прокол имени третьего тысячелетия. Нельзя оставлять не усмирённого невольника рядом с конями. Чисто моя ошибка. Были бы мобильники — я бы сообразил и аккумуляторы вынуть. Как делает охрана американских посольств в европейских странах. И автомобильные ключи в замке зажигания не оставил бы. Но кони… Не подумал. А слуги мои верные, советники премудрые… даже и не заикнулись. Хоть бы кто подсказал.