August Fliege - ЕСЛИ СУДЬБА ВЫБИРАЕТ НАС… Страница 45

Расспрашивала меня в основном мать, так как отец был в курсе моих приключений и только время от времени задавал невинные на вид вопросы, призванные в основном отвлечь внимание от тягот воинской жизни.

Под конец батюшка огорошил меня новостью - за беспримерную стойкость в обороне при Розенберге и недопущение прорыва фронта, офицеры 8-го Московского гренадерского полка представлены Кавалерской Думой при штабе фронта к награждению Георгиевскими крестами!

Ух, ты! Не было ни гроша, и вдруг алтын!

Месяц провоевал - и уже второй орден падает…

Хотя и ранения тоже - два, если контузию считать… так что, получается, что из статистики я не выбился: во время Первой Мировой войны, прапорщик проводил на фронте до смерти или ранения - четырнадцать дней.

- Александр Михайлович сообщил? - поинтересовался я у отца.

- Именно так.

Мама осторожно меня обняла:

- Поздравляю, мой мальчик!

Федя благовоспитанно молчавший, все это время, убедившись, что разговор взрослых окончен, радостно возвестил:

- Сашка, да ты настоящий герой! Да я… Да мне теперь все в гимназии завидовать будут!!!

А твою аннинскую шашку можно посмотреть? А револьвер? А когда тебе Георгия дадут?

Это сразу же разрядило обстановку - мама перестала всхлипывать и строго посмотрела на своего младшего, а отец с облегчением рассмеялся…

Побочным результатом от посещения моей скромной особы стала целая корзина всяческой снеди.

Мы с Генрихом не замедлили воспользоваться свалившимся на нас изобилием. Нет, вы не подумайте - госпитальный рацион отнюдь не был скуден по военному времени.

Но вот качество приготовления оставляло желать лучшего.

А тут и фрукты, и пироги, и колбасы, и, вошедшая после нелепой песенки группы 'Белый орел', в интернетовский фольклор начала ХХI века, хрустящая французская булка…

Еще одним приятным сюрпризом была бутылка красного французского вина.

Медсестру Мэри, обнаружившую 'нарушение режима', мягко отшили, сказав, что мы мол 'выздоравливающие'.

Призванный ей на помощь фельдшер, ловко поймал пущенную в него палку колбасы и, укоризненно посмотрев на возмутительницу спокойствия, изрек:

- Шо ж вы, Мария Ивановна суетите? Их благородия кушать изволят… Не пьянствуют, в потолок из револьвертов не палят, девок непотребных не тискают. Звиняйте… Пойду я…

Мы с Литусом притихли, вслушиваясь, как уже за дверью 'опытный' медработник вразумлял 'малахольную':

- Сидят, хрухты кушают. С чего мне их к порядку-то призывать? Мне с ними кунфликтовать без нужды. А ежели вы чего еще хотите, дык это пущай лучше дохтур с ними разговоры разговаривает.

- Хам! - фыркнула Мэри и за дверью послышались удаляющиеся торопливые шаги.

Мы с Генрихом переглянулись и заржали…

Черт! А смеяться-то, пока еще - больно!

Вечером того же дня нашу скромную обитель посетил отец Генриха.

Профессор Отто Бертольдович Литус - высокий представительный мужчина лет около пятидесяти с пышными седыми бакенбардами вошел в палату с той непередаваемой рассеянной стремительностью, свойственной только ученым и преподавателям.

Обозрев обстановку сквозь стекла маленьких круглых очков, он одернул темно-синий вицмундир министерства просвещения и поставленным голосом лектора поздоровался:

- Здравствуй, сын! Здравствуйте, молодой человек!

После такого приветствия, я поспешил исчезнуть, оправдавшись необходимостью немедленной и важной медицинской процедуры.

Совершив вечерний моцион в больничном скверике от церкви Илии Пророка до церкви Грузинской иконы Божьей Матери и обратно, я вернулся в госпиталь.

Уже на третьем этаже мы едва не столкнулись с профессором на лестничной площадке. Отец Генриха шел нетвердой походкой, усталого больного человека, держа очки в опущенной руке…

По его лицу текли слезы, и он то и дело бормотал по-немецки:

- Meine bedauernswert sohn… Jesus Maria und Joseph… Was dieser verfluchte Krieg geschaffen hat? /нем. Мой бедный сын… Ииисус, Пресвятая Дева Мария и Иосиф… Что сотворила эта проклятая война?/.

Вечером в самой большой палате на нашем этаже, по обыкновению собираются все способные передвигаться раненые: поиграть на разнообразных музыкальных инструментах - от гармошки до скрипки, попеть песен - от романсов до похабных частушек, порассказывать анекдоты - большей частью несмешные…

Кстати, азартные игры, в отличие от варшавского госпиталя, здесь запрещены - госпиталь хоть и военный, но церковный. Так что карты употребляются исключительно для раскладывания пасьянсов.

Отсюда такая творческая специфика нехитрых лазаретных развлечений.

По окончании литературно-музыкальной части начинаются нескончаемые военно-полевые рассказы. Тут все наперебой берут немецкие окопы, режут проволоку, обходят фланги, идут в рукопашную, палят из пушек, рубят на скаку…

И так, до тех пор не придет медсестра, не выключит свет и энергично не прикажет расходиться по палатам, пока она не позвала доктора.

Офицерский состав чрезвычайно пестрый - от кадровых к 1917 году практически никого не осталось. Почти две трети нынешнего офицерского корпуса - из рабочих и крестьян, еще четверть - мещане и купцы, дворяне - едва ли не один из двадцати.

Евангелический полевой госпиталь, в своем роде одно из лучших лечебных заведений в Москве, да и в стране тоже, а посему процент 'голубой крови' у нас несколько больше, чем в целом по армии.

Хотя с другой стороны, очень многие из 'простых' выслужили себе как личное, так и потомственное дворянство через получение воинских званий и наград.

Сидя в уголке (потому как свою гитару я пока на людях не светил) разглядываю своих товарищей по несчастью и мучительно пытаюсь привести в порядок мысли по поводу 'какие офицеры и за кого воевали в гражданскую?'.

Пока безуспешно…

Хотя, в данной реальности никакой революции пока не было, нет, и не предвидится.

То есть, сейчас август 1917 года.

'Буржуазной' или точнее февральской революции, отречения царя и прочее, прочее, прочее - пока не было.

Так же как и 'Первой' революции 1905 года - Русско-японской войны ведь тоже не было.

Октябрьской 'Социалистической' революции, на горизонте тоже не просматривается, по причине довольно стабильной ситуации внутри Российской Империи.

Эта самая стабильность с моего 'шестка' видится вполне отчетливо.

Если обращаться к классикам, то Ленин в 1915 году, три объективных признака революционной ситуации описал ясней ясного, по крайней мере, в 'нашей' истории:

Первый - невозможность господствующего класса сохранять в неизменном виде своё господство, ситуация, когда верхи не могут править по-старому.

Тут трудно судить, ибо это самое 'господство правящего класса', тоже немного отличается от читанного мной в старых советских учебниках. В общем и целом, система управления государством тут несколько иная, и мне банально не хватает информации для более углубленного анализа.

Второй признак - резкое обострение выше обычного нужды и бедствий угнетённых классов, когда низы не хотят жить по-старому.

Резкое обострение нужды и бедствий, по идее должно быть - ибо война идет. А вот как оно было обычно - не знаю. По той же самой причине, что и по первому вопросу.

И, наконец, третий признак - значительное повышение активности масс, их готовность к самостоятельному революционному творчеству.

Самый провокационный, на мой взгляд - ибо лукавил Владимир Ильич. Потому как активность можно или нужно стимулировать, а готовности к творчеству - обучать.

Активности я невооруженным глазом не вижу - ни в живой, ни газетной. С готовностью - несколько сложнее, это надо спрашивать у тех, кто 'готовить' умеет…

А за такими 'кулинарами', тут Четвертый Департамент Министерства Государственной Безопасности присматривает. С много говорящим понимающему человеку названьицем: 'Государственная Тайная Полиция' или просто 'Гостапо'.

Мило, правда?

Кстати, сам автор вышеописанных признаков 'революционности' в информационном пространстве не просматривался.

То есть абсолютно…

Нет, конечно, контекстный поиск в Интернете для меня в данное время в данном мире недоступен, но ранее изученные мною источники ни разу, ни по каким причинам сакраментальное сочетание фамилий 'Ульянов-Ленин' не упоминали.

Нашлись несколько хвалебных статей про Михаила Францевича Ленина - актера Малого театра, о его неподражаемой игре в 'Свадьбе Кречинского' и 'Женитьбе Фигаро'.

А вот официальная фамилия вождя мирового пролетариата мне встретилась только однажды - в подшивке журнала 'Вокруг света' за 1903 год.

Целый цикл интереснейших статей профессора кафедры Зоологии факультета Естественных наук Петербургского университета Александра Ильича Ульянова: 'Русский натуралист в Африке'. Написано великолепно и с естественнонаучной и с литературной точки зрения.