Новичок в XIX веке. Снова в полиции! - Михаил Леккор Страница 45

Поручик Нейгард вряд ли менее умней и более дурней, чем князь. Поэтому в данном положении надеется можно только исключительно на себя. Даже на Марию никак нельзя. Во-первых, женщина. Во-вторых, радуйся, князь, ты ее влюбил. А шалая и влюбленная женщина не увидит и слона на дорогах Петербургской губернии, а не то что обычного поручика. К тому же, чует его сердце, наверняка переодетого в чухонца или в кого другого и с бородой на лице. Хотя, наверное, преступник уже далеко…

Гостинично-ресторанный комплекс на этой дороге XIX века в очередной раз всех (и попаданца и даже аборигенов) удивил, на этот раз приятно. Зайдешь, даже если не будешь голоден. Просто из голого интереса.

На перекрестке дорог, всего лишь в верстах двадцати от Санкт-Петербурга стоял вместо обычного придорожного трактира шикарный фешенебельный ресторан. Такой роскошный и комфортабельный, что не остановится здесь было дурным знаком.

Позавтракали (по времени) — пообедали (по количеству блюд и объему шампанского). Такой толпы гвардейцев не выдержал бы любой ресторанный зал. Под этим предлогом, князь Долгорукий с жандармами (благородные офицеры гвардии ни за что не хотели с пить с ними), и с Марией Николаевной (теперь уже великая княжна не собиралась сидеть с пьяными офицерами) обосновались в зале для подлого сословия.

Князю Долгорукому, надо сказать, также весьма претило оказаться с представителями простонародья, но его важнейшая часть сознания (душа другими словами), происходящая из попаданца XXI века, не видела ничего зазорного. Те же люди, те же православные. А уж говорить, что дворяне — это голубые, фу! В XXI веке это уже позорное оскорбление!

За завтраком Мария Николаевна, в отличие от офицеров гвардии, аппетитно поедая скудные вегетарианские блюда совсем без хлеба (талия, милый, больше ничего страшного), непрерывно тараторила. Красивая девушка и великая княжна, она никак не понимала, почему она не может быть во главе их компании. Особенно, когда князь непременно атакует своими настойчивыми и влюбленными глазами. Правда, говорит он (изредка) совсем другое. Но ведь его можно и не слушать?

А он и не подумал ограничивать ее. Лишь извинился и попросил на некоторое время, на очень недолгий промежуток, помолчать, когда он будет отдавать приказы.

— Извините, Мария Николаевна, — вежливо остановил он великую княгиню (на людях только так, вежливо-изысканно, они еще в Санкт-Петербурге договорились). Мария подробно рассказывала версию князя один из вариантов бегства в Англию через Карелию, а потом Финляндию. Ее совершенно не смущало, что рассказывает она самому же автору.

И, кстати, он слушал ее, но не содержание, а тембр, отдельные слова, смотрел на такую родную милую Машу. Им не было скучно. Но вот служебные дела…

Великая княгиня готовно остановилась, готовая продолжить в любой момент. Собственно, Константин Николаевич никак не понимал, почему девушка должна касаться именно версий бегства поручика из столицы. Ведь есть же другие темы — парижские моды, например, или любовь, или, на крайний случай, особенности здешнего завтрака. Но нет, Мария Николаевна громко и бесстрашно, на весь зал, вещает сверхсекретные сведения, которые он на свое горе, произнес однажды на обеде у императорской семьи.

Типичный интеллигентный еврей, из той прослойки, которые в XIX веке почти на сто процентов служили базой для радикальных революционеров, сидел за соседним столиком, вкушал… и радостно скалил крепкие зубы.

Странно, великая княгиня не веселые же истории рассказывает. Что-то он так радуется, аж сидя подпрыгивает. Наркотики или простонародной водки напился?

Ну-ка, мин херц, подумаем:

— Примерный маршрут Нейгарда. Самый оптимальный для спешного бегства за границу. Немного уже запаздывает, но это причины самого преступника;

— Комплекция еврея — худощавый, роста среднего, визуально правое плечо выше левого — идентична на 100 % поручика;

— голова продолговатая, нос с горбинкой, глаза серые.

Все сходится. Правда, это еврей, волосы черные, громадные пейсы. Но это все сущая ерунда. Мало ли кем он объявится, малохольный преступник. А парики и красители все могут использовать даже в это время. Женщины вон каждая первая применяет. Хорошо, еще XIX век, нет пластической хирургии, пластиплоти и прочие радости XXI века. Берем? Если что, можно в качестве извинения дать целковый. Для простого народа в XIX веке это огромные деньги, а для сиятельного князя так обычная мелочь. Впрочем, все обошлось.

Государственная измена — это очень серьезно. И очень сильно и для простых жандармов, и для арестованных. Чем отличались люди XIX века от последующих веков, так это решительностью и безусловным выполнением. Никакого размышления и философствования по поводу распоряжения его высокоблагородия. А тем более его сиятельством. На то есть дело господское. А им надо, безусловно, выполнять!

Скаливший зубы еврей, по виду не только преступник, но и потенциальный революционер, был в срочном порядке скручен, закован прямо в ресторанном зале в кандалы и представлен к их сиятельству князю Долгорукому.

Князь этому ничуть не удивился. Он, скорее, поразился бы, если бы смутьян не был арестован, а жандармы начали буйствовать и брататься с арестованным евреем.

Взял его за подбородок, заставил поднять бородатое лицо.

— Это произвол, — захрипел от натуги злой до нельзя поручик, загримированный под еврея, — я лично буду жаловаться его императорскому величеству!

— Эк вас потянуло-то, — удивился, а потом засмеялся Константин Николаевич, — дворянское право захотел реализовать. Ваше право. Только излишнюю волосатость еврея надо с лица убрать. Потому как этим лицам, как вы понимаете, в Зимний дворец точно не попасть. Не пустят-с!

И начал сдирать роскошные пейсы, щегольские усы, цивильный чуб и прочую ненужную обильность волос за дворянским прибором.

Нейгард кряхтел, морщился, но надо сказать, терпел и почти не стонал. Зато взамен неостриженного и небритого еврея по моде XIX века быстро появлялся коротко остриженный и хорошо побритый поручик Нейгард.

— Ах, князь! — не выдержала еще ничего не понимающая Мария Николаевна, — это же так негуманно, хоть он и из простого народа и не православный! И все-таки, как вы можете так бесчеловечно поступать! Уж от вас-то я никак не ожидала!

— Да ладно вам! — констатировал князь Долгорукий, — это же всего лишь бутафорский парик, посаженый на излишне крепкий клей. А вы, господин поручик, однако, неплохой актер! Из мухи делаете слона. я вам скажу. Или я дворянское благородство нечаянно прищемил?

И, воспользовавшись случаем, ловко выхватил из кармана Нейгарда сравнительно небольшой, но очень нужный сверток. Он давно уже приценивался к нему и, наконец, взял. Как все, оказывается, в этот период просто!

Вот этого тот перенести уже не мог. Арестовали жандармы — держался, не выходил из роли. Может, еще образуется и задерживают именно еврея, благо тот много чего нарушал,