August Flieger - Чужой 1917 год Страница 46

После такого приветствия, я поспешил исчезнуть, оправдавшись необходимостью немедленной и важной медицинской процедуры.

Совершив вечерний моцион в больничном скверике от церкви Илии Пророка до церкви Грузинской иконы Божьей Матери и обратно, я вернулся в госпиталь.

Уже на третьем этаже мы едва не столкнулись с профессором на лестничной площадке. Отец Генриха шел нетвердой походкой, усталого больного человека, держа очки в опущенной руке…

По его лицу текли слезы, и он то и дело бормотал по-немецки:

— Meine bedauernswert sohn… Jesus Maria und Joseph… Was dieser verfluchte Krieg geschaffen hat? /нем. Мой бедный сын… Ииисус, Пресвятая Дева Мария и Иосиф… Что сотворила эта проклятая война?/.

* * *

Вечером в самой большой палате на нашем этаже, по обыкновению собираются все способные передвигаться раненые: поиграть на разнообразных музыкальных инструментах — от гармошки до скрипки, попеть песен — от романсов до похабных частушек, порассказывать анекдоты — большей частью несмешные…

Кстати, азартные игры, в отличие от варшавского госпиталя, здесь запрещены — госпиталь хоть и военный, но церковный. Так что карты употребляются исключительно для раскладывания пасьянсов.

Отсюда такая творческая специфика нехитрых лазаретных развлечений.

По окончании литературно-музыкальной части начинаются нескончаемые военно-полевые рассказы. Тут все наперебой берут немецкие окопы, режут проволоку, обходят фланги, идут в рукопашную, палят из пушек, рубят на скаку…

И так, до тех пор не придет медсестра, не выключит свет и энергично не прикажет расходиться по палатам, пока она не позвала доктора.

Офицерский состав чрезвычайно пестрый — от кадровых к 1917 году практически никого не осталось. Почти две трети нынешнего офицерского корпуса — из рабочих и крестьян, еще четверть — мещане и купцы, дворяне — едва ли не один из двадцати.

Евангелический полевой госпиталь, в своем роде одно из лучших лечебных заведений в Москве, да и в стране тоже, а посему процент 'голубой крови' у нас несколько больше, чем в целом по армии.

Хотя с другой стороны, очень многие из 'простых' выслужили себе как личное, так и потомственное дворянство через получение воинских званий и наград.

Сидя в уголке (потому как свою гитару я пока на людях не светил) разглядываю своих товарищей по несчастью и мучительно пытаюсь привести в порядок мысли по поводу 'какие офицеры и за кого воевали в гражданскую?'.

Пока безуспешно…

Хотя, в данной реальности никакой революции пока не было, нет, и не предвидится.

То есть, сейчас август 1917 года.

'Буржуазной' или точнее февральской революции, отречения царя и прочее, прочее, прочее — пока не было.

Так же как и 'Первой' революции 1905 года — Русско-японской войны ведь тоже не было.

Октябрьской 'Социалистической' революции, на горизонте тоже не просматривается, по причине довольно стабильной ситуации внутри Российской Империи.

Эта самая стабильность с моего 'шестка' видится вполне отчетливо.

Если обращаться к классикам, то Ленин в 1915 году, три объективных признака революционной ситуации описал ясней ясного, по крайней мере, в 'нашей' истории:

Первый — невозможность господствующего класса сохранять в неизменном виде своё господство, ситуация, когда верхи не могут править по-старому.

Тут трудно судить, ибо это самое 'господство правящего класса', тоже немного отличается от читанного мной в старых советских учебниках. В общем и целом, система управления государством тут несколько иная, и мне банально не хватает информации для более углубленного анализа.

Второй признак — резкое обострение выше обычного нужды и бедствий угнетённых классов, когда низы не хотят жить по-старому.

Резкое обострение нужды и бедствий, по идее должно быть — ибо война идет. А вот как оно было обычно — не знаю. По той же самой причине, что и по первому вопросу.

И, наконец, третий признак — значительное повышение активности масс, их готовность к самостоятельному революционному творчеству.

Самый провокационный, на мой взгляд — ибо лукавил Владимир Ильич. Потому как активность можно или нужно стимулировать, а готовности к творчеству — обучать.

Активности я невооруженным глазом не вижу — ни в живой, ни газетной. С готовностью — несколько сложнее, это надо спрашивать у тех, кто 'готовить' умеет…

А за такими 'кулинарами', тут Четвертый Департамент Министерства Государственной Безопасности присматривает. С много говорящим понимающему человеку названьицем: 'Государственная Тайная Полиция' или просто 'Гостапо'.

Мило, правда?

* * *

Кстати, сам автор вышеописанных признаков 'революционности' в информационном пространстве не просматривался.

То есть абсолютно…

Нет, конечно, контекстный поиск в Интернете для меня в данное время в данном мире недоступен, но ранее изученные мною источники ни разу, ни по каким причинам сакраментальное сочетание фамилий 'Ульянов-Ленин' не упоминали.

Нашлись несколько хвалебных статей про Михаила Францевича Ленина — актера Малого театра, о его неподражаемой игре в 'Свадьбе Кречинского' и 'Женитьбе Фигаро'.

А вот официальная фамилия вождя мирового пролетариата мне встретилась только однажды — в подшивке журнала 'Вокруг света' за 1903 год.

Целый цикл интереснейших статей профессора кафедры Зоологии факультета Естественных наук Петербургского университета Александра Ильича Ульянова: 'Русский натуралист в Африке'. Написано великолепно и с естественнонаучной и с литературной точки зрения.

Где-то на задворках сознания, мне даже слышался голос незабвенного Николая Николаевича Дроздова из 'В мире животных' — настолько красочно и увлекательно читалось, что в моей бедной голове срабатывал некий 'эффект телетрансляции'…

Стоп…

Это что же выходит?

Ежели братец Саша жив-здоров, по миру шляется и про зверушек пишет, то и братец Володя мог не пойти 'иным путем'?

С этой жизнеутверждающей мыслью я отошел ко сну.

На следующий день после утреннего обхода к нам в палату пришел лечащий врач-ортопед Генриха — доктор Финк.

Молодой, чуть полноватый мужчина, с большими залысинами на высоком лбу, Финк был всегда приветлив, внимателен и умел удивительно улыбаться — одними только глазами.

— Здравствуйте, господа!

— Доброе утро, Якоб Иосифович!

— Генрих, вы готовы? Сейчас мы с вами отправимся на рентген! Доктор Калиновский уже раскочегарил свою адскую машину!

— Ну, ради доктора Калиновского, я, пожалуй, попробую обойтись без помощи санитаров. Тем более, вы сами рекомендовали мне чаще двигаться.

— Именно так, иначе и до пролежней недалеко!

— Раз так, подайте-ка, Якоб Иосифович, мои костыли!

В такой манере — с шутками да прибаутками эта парочка меня покинула, оставив один на один с моими мыслями.

* * *

Я извлек из футляра свою чудесную гитару и, расположившись на койке, стал наигрывать эдакое попурри из мелодий и ритмов конца ХХ начала ХХI века…

Просто мне так лучше думается…

Начал почему-то с Агутина: 'Оле-Оле…'

А думалось мне вот о чем: как и кто тут поработал, чтобы настолько изменить историю.

То, что вмешательство было — неоспоримо, ибо нынешнее положение дел не может быть следствием какого-то одного случая, нарушившего привычный мне ход событий.

Давайте рассуждать!

Первым по времени и заметным расхождением является ныне правящий Император Александр IV. В нашем мире он умер от менингита в апреле 1870-го, не прожив и года.

В цепочке наследников он был вторым после Николая, который здесь так и не стал 'вторым' и святым.

Это уже вторая развилка.

Причем самая значительная, потому как, если чудесное спасение младенца Александра формальной логике не поддается, то события 1881 года в свете моего послезнания, кажутся неслучайными.

Итак. Император Александр II был убит бомбой народовольца Игнатия Гриневицкого. Причем, это была — вторая бомба. Первая, которую бросил другой террорист — Николай Рысаков, своей цели не достигла. Император вышел из кареты посмотреть на последствие первого взрыва и стал жертвой второго.

Всего же 'бомбометателей' было четверо, но у первого 'не хватило духу', а до последнего — не дошла очередь.

Каждое воскресение Император присутствовал на торжественном разводе караула в Михайловском манеже. После этого он заезжал на короткое время в Михайловский дворец к великой княгине Екатерине Михайловне, а затем отправлялся обедать в Аничков дворец к старшему сыну великому князю Александру Александровичу (Будущему Александру III). И только после этого возвращался в Зимний дворец. Его маршрут проходил по набережной Екатерининского канала или по Малой Садовой.

По воспоминаниям Софьи Перовской, набережная Екатерининского канала была резервным вариантом, а покушение предполагалось именно на обоих концах Малой Садовой улицы.