Алые воды "Карибского супа" - Анастасия Стеклова Страница 46

Что было дальше, никто не мог знать, поскольку все боялись русалок, особенно после договора Мориса и подводной королевы. Наиболее чувствительные говорили, что ощущали сильный порыв ветра, который "шириной был в целую милю" и плотно обволакивал всё тело, и резкие перепады давления, отчего сильно ломило голову. Но почти все ощутили, что внутри них происходило что-то странное: кровь как будто кипела. Некоторым из-за этого было так тревожно, точно где-то совсем рядом бродил огромный дикий зверь, который мог вот-вот их обнаружить, но пока не находил, и страх и бездействие становились невыносимо мучительными. Кто-то обмочился, а кое-кто и того похуже.

Ламарк, который лежал глухой и слепой, хотя ему и без того было плохо, так сильно сжал руку Йорека, что у того затрещали кости. Жюльена трясло так сильно, что Кристине, чувствовавшей вибрации от него, пришлось на него сесть, чтобы тот ненароком не свалился. Бесник внезапно показалось, что она снова там, в монастыре их ордена, и настоятельница смотрит на неё с гневом и жалостью, и вокруг много-много сердитых лиц, а ей так страшно, точно она на Страшном Суде, и татуировку нестерпимо жжёт. У Гектора ноги дёргались так, словно он опять бежал от инквизиторов вместе с табором. Хэм и Марта прижимались друг к другу так плотно, точно хотели слиться в одну женщину. Кхецо так испугался, что, как был — с открытым ртом и закрытыми глазами, — полез под скамью.

Лишь Морис и Чайник были спокойны. Они сидели так, точно скачки давления и пузыри ужаса в крови были для них обычным делом. Но глазные яблоки всё равно хотели вырваться наружу.

Странная пытка длилась всего минут двадцать, но всем показалось, что их мучили целую вечность, как в аду. Иберийцы, русалки, собственные невзгоды — всё потеряло значение.

Реальный мир вернулся к ним солоноватым запахом, отблесками за бортом, тихим плеском и миганием звёзд, когда Чайник вынул воск. Бесник убрала руки с глаз — те две русалки снова были здесь и наблюдали, как люди вновь впускали в себя звуки, запахи и свет.

Вдруг кто-то издал громкий нечеловеческий крик.

— Тупая эта Марта, вот зачем вылезать, чтоб её выебали? — вздохнула Бесник, но, повернувшись в сторону крика, поняла, что это не Марта. И не Кристина, и не Хэм. Это кричал незнакомый ей мужчина, причём очень даже не нежный, с бородищей и густыми бровями. Перед ним был труп, у которого взорвалась голова.

Ну как взорвалась: из ушей, ноздрей и рта хлынула кровь, а глазные яблоки выдавились наружу и теперь выглядели, как частично разбитые куриные яйца.

— Это же Джонни Крабик! — зашептал кто-то. — Он сказал, что вынет воск!

Гектор Шестёрка был бледен как мел.

— Кар-рамба… Выходит, если это была не наёбка и нам типа помогли, то что было бы…

— Господи, посмотрите на галеоны!

На огромных кораблях начался пожар, но никто его не тушил. Видимо, масляные фонари остались без присмотра, но как такое возможно? Там же очень строгая дисциплина.

Бесник сделала за подзорной трубой, забежала на мостик и присмотрелась. Гектор побежал за ней, чтобы выхватить трубу и посмотреть самому. В результате чуть не выронил её, из-за чего Бесник дала ему затрещину, а он в ответ даже не попытался её придушить, настолько ужаснула его открывшая причина тишины.

Иберийцы на галеонах были мертвы так же, как Джонни Крабик. Кто-то пытался спастись на шлюпке, но и у него хлынула кровь из ушей. Два корабля были окружены пожаром и мертвецами. Огонь позволил увидеть, что, похоже, и в городе произошло то же самое.

Зарево тихо полыхало до тех пор, пока не взошло солнце и не окрасило воды возле Санто-Доминго в алый. За всё это время никто из "неудачников" и членов Братства не спал и почти не сводил глаз с пахнущей кровью мглы.

Алые воды с мертвецами и горелыми остовами когда-то роскошных кораблей — вот как начался их новый день. День, что навсегда врезался в память, калёным железом выжег мозг, задушил остатки светлого, незапятнанного синего. Теперь, куда они не посмотрят, куда ни поплывут, море всегда будет казаться им немного алым.

— Точно адская похлёбка… — прошептал тот, кто заметил смерть Джонни Крабика. Его все звали Педро Один, потому что на корабле был ещё Педро.

— Борщ! — гаркнул кто-то.

Все обернулись: это сказал тот бородач, который завизжал.

— Это Борис, он из Бернийских Княжеств, — пояснил Гектор Бесник. — Всегда говорит странные вещи. Ненавижу, блядь, славян.

Вот так первое массовое убийство сушеходов с помощью Голоса Анасисов и начало новой войны было названо периодом борща или просто Борщом. Борщом с человечиной, который приготовили русалки.

Артемида устало улыбнулась: наконец-то все эмоции, что переполняли её, выплеснулись в прекрасной и смертельно опасной песне. Наконец-то ей удалось убить столько живых существ разом и окрасить воду кровью! Падающие с переливающейся алым синевы трупы, похожие на оглушённых рыб — как это прекрасно, как возвышенно, как показывает пустоту бытия этих милых и глупых существ! Какой масштаб! Вот истинное искусство, поражающее точно в голову!

Под водой такой номер смертельно опасен: могут погибнуть все атлатетис, в том числе союзники. А на суше… Конечно, удар спину из воды мог бы положить конец всем её старанием быть лучшей Региной для Анакреона. Но этого не случилось, потому что она — Анасис! И скоро Карибы будут очищены от сушеходов и выродков, здесь вырастут новые города и будут плавать табуны рыбы. И лишь избранные сушеходы останутся здесь с одной целью — служить ей.

— Куда теперь, Крис? — спросила Бесник бледную девушку, под глазами которой залегли тени.

— Не знаю… — тихо ответила та. — Но назад теперь дороги нет. Мы плывём в Порт-о-Пренс.

1. Центурия — воинское подразделение в Древнем Риме, в который входило от 60 до 100 легионеров.

2. Спокойной ночи (фр.)

3. Килевание (протаскивание под килем) — один из видов наказания на корабле. Провинившегося моряка протаскивали при помощи подкильных концов с борта на борт под днищем корабля. Могло проводиться с задержкой под килем и без задержки. Килевание часто приводило к смерти наказуемого из-за ран или из-за того, что он попросту захлёбывался под водой.

4. Полишинель — образ глупого слуги из комедии дель арте — итальянского народного театра, зародившегося в середине 16 века.

Глава 10. Страх, любовь, карты

Путь до мирной