Сергей Шкенёв - Заградотряд Его Величества. «Развалинами Лондона удовлетворен!» Страница 47

– Отречение, сохраняющее честь? Не смешите, месье майор!

– Именно. Еще ни один из европейских монархов не был повешен, и место первопроходца пока свободно. Желаете занять вакантное место?

– Вы не посмеете!

– Да? – Мишка махнул рукой, и вынырнувший из-за его спины сержант Замойский сбил императора с ног ударом приклада. – Александр Степанович, окажите Его Величеству любезность, сопроводив до виселицы. А вас, Иван Михайлович, я попрошу передать в газеты подробности переписки господина Бонапарта с премьер-министром Соединенного Королевства. Убийство капитана Пибоди можно не упоминать, но вот смерть бедняги Жака Лепажа без внимания не оставьте.

– Вставайте, сир, вас ждет эшафот. – Замойский протянул руку. – Вы не против, если я потом возьму на память веревку? Говорят, будто она приносит удачу.

– Будьте вы все прокляты! – Император отверг предложенную помощь и поднялся сам. – Перо, бумагу и чернила!

– Непостоянство вас не красит, – огорчился сержант. – Тогда придется взять гильзы.

– В каком смысле?

– После подписания отречения монархов не принято оставлять в живых. Традиция, сир. Умрете, как подобает мужчине – от пули.

Наполеон вздрогнул и перевел взгляд на Нечихаева:

– И вы решитесь расстрелять императора Франции без суда и следствия?

– Предателя. Кто-то пару минут назад говорил, что зло должно быть наказано. Но в этом случае даю слово офицера, никто и никогда не узнает подробностей.

– Перо, бумагу и чернила! – повторил просьбу Наполеон. – И еще раз будьте прокляты.

– Будем, – согласился Нечихаев. – Или не будем. Кысмет!

На следующий день все происходило просто и обыденно, без присущей печальным церемониям торжественности. Не было ни зловеще рокочущих барабанов, ни свежесколоченного эшафота, ни волнующейся толпы. Была кирпичная стена казармы 13-го Ярмутского полка, император, стоящий спиной к ней, и невозмутимый граф Замойский, меняющий иголку в ударном механизме верной винтовки.

Наполеон в своем привычном мундире – негоже бывшему повелителю Франции и почти всей Европы умирать в обносках с чужого плеча, и полковые портные всю ночь трудились не покладая рук, чтобы успеть к сроку. Низко надвинутая треуголка не могла скрыть сбегающие из-под нее капельки пота, но император держался мужественно и попросил не завязывать ему глаза.

– Я многое видел в своей жизни, месье Нечихаев, и сейчас хотел бы взглянуть на собственную смерть. Вы ведь не откажете в такой малости?

Мишка молча кивнул. Все шло так, как выглядело в часто повторяющихся уже не первый год снах. Наполеон, красная кирпичная стена, поднятый на уровень груди винтовочный ствол…

– Александр Степанович, вы готовы?

– Да, – коротко ответил Замойский. – Начинать?

– Заканчивайте, пожалуй.

Сержант выстрелил не прицеливаясь и сразу же пошел прочь, повесив кулибинку на плечо. Второй пули не потребовалось.

– Извините, сэр, но обстоятельства требуют, чтобы вы спустились в подвалы. Здесь оставаться слишком опасно!

Премьер-министр Соединенного Королевства смотрел на секретаря и не видел его. Разум лорда Персиваля Спенсера был полностью захвачен разыгравшимся воображением, рисующим перед внутренним взором картины ужасного будущего. Видения, одно страшнее другого, сменялись мгновенно, но навечно отпечатывались в памяти. Предсказания судьбы или продукт воспаленного мозга?

– Сэр, нам нужно уходить вниз! Русские подтянули артиллерию!

Настойчивость секретаря наконец-то принесла свои плоды, и взгляд премьер-министра приобрел осмысленность:

– Это ты, Льюис?

– Да, сэр! Но если мы не поторопимся…

– Зачем спешить тому, кто все равно везде опоздал?

– Ваша жизнь, сэр…

– Оставь в покое мою жизнь, Льюис! – неожиданно вскипел премьер-министр. – Доложи обстановку в Лондоне.

– Города с таким названием больше не существует, сэр. Если, по непроверенным слухам, даже от Букингемского дворца остались лишь развалины, то что говорить об остальном? Русские открывают артиллерийский и ракетный огонь в ответ на любой сделанный в их сторону выстрел, а немногочисленные очаги сопротивления минируют и взрывают вместе с защитниками. Они берегут своих людей.

– Даже французов?

– Точно неизвестно, но, скорее всего, нет. Как только объявили о вашем приказе расстрелять императора Наполеона Бонапарта и сделать из него чучело для Британского музея…

– Что за чушь?

– Это слухи, сэр. Упорно циркулирующие слухи. Но чертовы лягушатники верят им и буквально сорвались с цепи. Увы, но они ожесточились до такой степени, что перед их деяниями развлечения морских пехотинцев Его Величества кажутся невинными шалостями. Пленных не берут вообще.

– Даже мирное население?

– Извините, сэр, но согласно вашему приказу о тотальной войне во всем Соединенном Королевстве нет мирного населения.

– Черт бы их побрал!

– Кого, сэр?

– Всех, Льюис, абсолютно всех. И тебя в том числе! – Раздраженный премьер-министр подошел к застекленной только позавчера бойнице и выглянул наружу. – Сколько человек в гарнизоне Тауэра?

– Уже чуть больше трехсот солдат и восемь офицеров.

– Немало. Ожидаются еще подкрепления?

– Нет, сэр! Просто я хотел сказать, что до обстрела из этих страшных минометов было около тысячи.

– И..?

– И когда русские начнут обстреливать Тауэр зажигательными ракетами, английские солдаты повесят вас на стене, чтобы таким образом заслужить снисхождение и право на жизнь. Или хотя бы на беспристрастный суд.

– Они посмеют это сделать?

– Да, сэр Персиваль, они посмеют. Собственно, я именно по этому вопросу и пришел. Не соблаговолите пройти в подвал? Там уже все готово…

Секретарь ошибался – обстрел Тауэра не прекратился после того, как тело премьер-министра повисло на крепкой веревке в тридцати футах от земли. Приказ, отданный штурмующим войскам, двойных толкований не допускал: «Символы британского позорного прошлого не имеют права на существование».

А вместе с древним замком умирал и весь город. В нем горело все, что только могло загореться, и ревущее пламя бежало впереди обозленных французских стрелков, вскрывая оборону противника лучше пушек и ракет. В Лондоне царил хаос.

Так, во всяком случае, казалось со стороны. На самом же деле пожарами управляла опытная рука, и огонь исполнял торжественную и страшную симфонию, подчиняясь невидимому дирижеру. Нескольким десяткам дирижеров, одетых в мундиры со щитом и мечом на петлицах. Чудесным образом в стороне от разгула стихии оказались банки, крупнейшие торговые дома, богатейшие особняки и дворцы…

– А это куда тащить, ваше благородие? – Пожилой казачий урядник с седой бородой поставил перед капитаном Воробьицким мраморную статую и предупредил: – Руки у нее не я отшиб! Так и было, ей-богу!

– Да прямо здесь пока и поставь. Как думаешь, грекам захочется вернуть свидетельства своей славной истории?

– Так они же сейчас под турком.

– Это пока, – усмехнулся Воробьицкий. – Или ты думаешь, что Лондоном все и закончится? Нет, Василь Прокопьич, Россия только входит во вкус побед, и все только еще начинается!

– Вот оно как… опять война?

– Историческая необходимость.

– Тогда ладно, тогда повоюем, – кивнул старый казак. – Чего уж там… если оно надо.

«Вестник Священного синода» 12 ноября 1808 г.

«Победа!

Великая война русского народа против англо-саксонских захватчиков победоносно завершена! Настал для нас долгожданный Праздник Победы. Всеобщее ликование бурлит на улицах наших городов и деревень.

Победа! Как сладостно и волнующе звучит великое слово – Победа!

Еще вчера государь император призвал своих воинов бить вероломных и коварных британцев, пока они не прекратят сопротивления. Шел последний штурм разбойничьего логова. В завершающих боях русские войска при незначительной поддержке союзников доконали островного бульдога. Уже негде было британцам держаться: пал Лондон, пал Йорк, пал Дувр. Никакие жульнические трюки не помогли авантюристам. Как и предвидел Его Императорское Величество Павел Петрович, последние фокусы разбойничьей шайки, вроде заигрывания с союзниками, провалились. Главари разбойничьей британской банды частью повешены, частью убиты в боях, и совсем малое количество разбежалось, как крысы, закончив свое кровавое господство над половиной мира шутовским фарсом с переодеванием. Английскому военному командованию не оставалось ничего другого, как полностью и безоговорочно капитулировать.

Вчера еще гремели над Санкт-Петербургом победные салюты. Вчера еще Красная Гвардия в боях добывала победу. Сегодня замолкли пушки. Впервые после долгих лет молчат орудия. Победа добыта. Враг повержен, сложил оружие и отдал себя на милость победителей.