Дмитрий Рыков - Урусут Страница 47

– Я не убивал их из лука. Я зарубил их саблей.

Прошел легкий смешок и возникла какая-то пауза. Эмир морщил лоб, явно пытаясь что-то вспомнить.

– И сколько человек ты поразил?

– Восемь, в доспехах. А на мне висела холщовая рубашка.

– Я слышал эту байку! – заорал Миран-Шах. – Это обычная сказка для детей!

Гурген посмотрел на него, и тот замолчал.

– Я тоже слышал эту сказку. Что мальчик победил восьмерых врагов в честном бою, а когда подрос, в пятнадцать лет убил одним ударом слоноподобного Ахмед-баатура на ристалище в Сарае.

– Не одним, хазрат, – заметил плотницкий сын, – сначала я сломал ему коленную чашечку.

– Коленную чашечку! – презрительно прокричал Миран-Шах.

– Между прочим, это правда, а не байка, – сказал Кулунчак. – Мой двоюродный брат-торговец был тогда в Сарае и все видел своими глазами.

Тимур хлопнул в ладоши, его глаза загорелись.

– Это – правда? Мальчик, который победил восьмерых монголов, затем сидел в зиндане, как я, и ходил с колодкой на шее, как Темучин, одним ударом голого кулака убивший Ахмед-баатура – существует? И он стоит сейчас передо мной на коленях? Развяжите ему руки!

Пока Олегу развязывали руки, он встретился взглядом с парнем лет шестнадцати в доспехах фазаньих расцветок – глаза того буквально горели от счастья.

– Дай, что ли, пару подушек, – попросил древоделя Защитника Ислама, потирая затекшие руки. – Я прилягу – уж больно устал сегодня твоих бойцов рубить.

Шейх Давуд улыбнулся, а Умар-Шейх что-то яростно зашептал на ухо Шах-Малику.

Подушки принесли.

– А зачем ты таскал книги из огня в Зенджир-Сарае?

– Книги – дороже жизни. Так считал мой дед. Он учился в Царьграде – ну, в Константинополе – и единственное, что он принес с собой на Русь – это книги. Человек, давший их ему, сказал беречь рукописи перво-наперво. И когда в Москве случился большой пожар и загорелся наш дом, дед успел вытащить книги, пусть и все другие ценности сгорели.

– А чем так привлекательны книги?

– В них заключена мудрость. А жизнь без мудрости – пуста.

– Жизнь пуста без славы! – крикнул Мухаммед Султан.

– Но слава ведь может быть и плохой, не так ли? Монгольская поговорка гласит: «От дурной славы несет зловонием десять тысяч лет». Книги же как раз и помогают разобраться, что хорошо, а что плохо. Чтобы не делать ошибок, которые запятнают тебя на века.

– Говоришь так, что во рту, как от халвы, сладко становится, – заметил Джелаль-баатур. – А сам – гулям, сражался за чужую веру за деньги.

– Вера у меня своя, – Олег показал всем крестик, – сражался я не за деньги, а потому что дал слово – прослужить десять лет. И через еще десять месяцев ушел бы домой. Да я вообще за Тохтамыша не сражался бы, если бы не Илыгмыш! Мой интерес – чтобы эмир вообще его победил, потому что ордынский хан – враг моего народа. Но ведь гурген-султан может на этом не остановиться, а вот это мне уже ни к чему.

– Если бы он не бил меня в спину, – заметил Тимур, – я бы не затевал этот поход. А ведь я ему помогал, давал войска для борьбы с Урус-Ханом, и чем он мне отплатил? Но теперь все кончено.

– По поводу благодарности – разве ты не слышал поговорку – «Выросший теленок ломает повозку?» Или другую – «Когда у козленка вырастают рога, он колет ими вымя матери»? Что же касается «кончено» – тут ты ошибаешься.

– Но ведь хан Орды разбит… – удивленно произнес Покоритель Мира.

– Хан Орды – да, сама Орда – нет. В степи много народу, который можно опять собрать для борьбы с тобой.

Хромец чертыхнулся, приближенные принялись переглядываться.

– Он бежал, как заяц, – недоверчиво произнес Мухаммед Султан.

– Так он и из Азербайджана бежал, и из Мавераннахра. И здесь бежал, и еще много раз убежит. Он не полководец. Так и будет бегать. Но чтобы не бил в спину, надо разгромить Сарай. А оставшимся татарам дать другого хана. А лучше – нескольких.

– Ты метешь хвостом, как лисица, – сказал Сейф-ад-Дин. – Хитрец! Он хочет нас еще и на Сарай послать!

– Видимо, книги – действительно полезная вещь, – прокряхтел Щит Ислама и задумался. – Ты, выходит, читаешь по-арабски?

– Пришлось после подарка сеида Хасана Али Муслима научиться. Как почтенный поживает, кстати?

– Не знаю, – безразлично ответил Железный Хромец.

– Умер, – произнес Шах-Малик.

– Эх, – почесал затылок плотницкий сын. – Земля ему пухом…

– Что? – привстал эмир.

– Ну, достойная память… А читать могу и по-гречески.

– И по-тюркски, и по-русски, наверное, – продолжил гурген. – Правильно?

– Именно.

– Так как тебя зовут, баатур? – нахмурился Увечный, видимо, постепенно приходя к какому-то решению.

– Олег Белый Лоб.

– «Белый Лоб»? – удивленно повторил солнцеподобный. – Белый лоб обычно бывает у самого сильного волка, вожака стаи. Ты сам придумал себе это имя?

– Нет, ты что, – засмеялся древоделя, – это имя моего деда. Ну, и отца.

– Ты знатного рода?

– Нет, они – обычные ремесленники. Плотники.

– Плотник убил стольких моих воинов?

– Ну, я уже давно не плотник. А если бы знал, что ты разобьешь Орду и не пойдешь дальше – в Европу и тем более на Русь, я вообще могу извиниться за то, что метнул в тебя топор.

– Зачем мне в Европу? – удивился эмир.

– А кто тебя знает? Занесло же тебя на столько фарсахов в Степь?

– Ну, нам с Тохтамышем рядом жить тяжело – знаешь, две головы рогатых баранов-кочкаров нельзя сварить в одном котле.

– Знаю. Но какой он тебе соперник? Ребенку нельзя давать нож, а дураку – власть. Я бы на его месте воевал иначе.

– Да? – заинтересовался Тиур. – И как же бы ты воевал?

– Не будем принимать во внимание всю войну – кстати, дайте еще попить. – Ему подали бурдюк, он хлебнул, вытерся. – Возьмем нынешнее сражение. Тохтамыш знает, что ты его ищешь, что хочешь боя, долго уходит и вдруг принимает битву на подготовленной тобой территории.

– Да, и что? – наклонился гурген, другие, уже давно присевшие на ковер, подогнув ноги, тоже слушали внимательно.

– Умар-Шейх нашел нас две недели назад. За это время выбирается будущее место сражения – да пусть это же самое поле. Готовятся четырнадцать катапульт…

– Ха! – крикнул Кулунчак. – Какая глупость! Откуда в степи катапульты?

– Дай мне два топора и веревок, – серьезно сказал Олег, – и я за сутки изготовлю катапульту – вон вокруг сколько леса. Готов поставить голову на спор. А ты – готов поставить голову на спор?

Бравый вояка переглянулся с друзьями и махнул рукой – ну его, этого безумного урусута.

– Имеем два холма. На холмах – не ставка для обозрения битвы, а два настоящих укрепления – со рвами, с валами, с частоколом, внутри – защищенные таким образом отборные лучники, который посылают и посылают по твоему войску град стрел. Катапульты – за ними, и швыряют куски бревен – так как камней здесь нет – в построения твоих войск.

– Ну, – недоуменно посмотрел на окружение эмир. – Дальше!

– С внешних сторон холмов выпускаем конницу. Так много, чтобы ты не обошел холмы с тыла. Между холмами, в проходе, ставится ряд вытесанных деревянных кольев, но, заметь, не вкапывается, а именно устанавливается таким образом, чтобы потом их можно было убрать.

– Зачем?

– Объясню позже. У кольев – пехота. Колья делаются такой высоты, чтобы вам хотелось на коне перескочить, пусть и с очень большим риском. За первым рядом в полполета стрелы ставится второй, но он маскируется. Оставляется узкий проход, по обеим сторонам которого роются рвы. Они тоже маскируются – накрываются тонкими жердями и засыпаются ветками, травой, землей.

– Ну-ну, – заинтересовался Сейф-ад-Дин.

– Далее. Все знают, как гурген-султан воюет.

– Откуда? – возмутился Тимур.

– Я в Сарае слышал не раз – у тебя всегда семь кулов, всегда следует сильный удар на фланг, и всегда есть резерв, который направляется туда, где надо или прорваться, или, наоборот, помочь тому кулу, которому приходится тяжело.

Щит Ислама молчал.

– Но нас сегодня было больше, – продолжил Олег.

– А вы побежали, – пытался съязвить Мухаммед Султан.

Древоделя пропустил это замечание мимо ушей.

– А раз нас больше, мы могли составить не один, а два резерва. Один тумен – просто резерв. Другой тумен – самые лучшие, самые отборные воины на самых лучших конях. И отодвигаем их так далеко, что враг – ну, то есть ты, хазрат – их не видит. Начинается бой. В атаку идет кул, допустим, Умар-Шейха, допустим, на наш левый фланг.

– Я сражался в другой стороне!

– Ну тогда – Миран-Шаха.

Тот скривился.

– Идут, по ним стреляют из катапульт, осыпают с холмов стрелами, но они идут, хоть и тяжело. А между холмами – какая-то пехота. Гурген решает ударить и туда, посылает кул. Колья поднимаются, лошади вспарывают животы, тот, кто прорывается, попадает в ров, тот, кто попадает на оставленный перешеек, вступает в бой с вылезшими из-под укрытия – ям и травы – пехотой со вторым рядом кольев. Так, успеха на этом направлении не добиться. Вновь следует указание давить на левый фланг, войска перекидываются туда. А у Тохтамыша – система оповещения с помощью цветного дыма – так делают мачинцы. Ну, или флажков, не важно. С холмов следует знак дымом, и на этот же фланг бросается свежий тумен из резерва Тохтамыша – тот, что похуже. Неважно, кто побеждает, потому что именно на этом участке сосредотачивается вся масса войск с обеих сторон. Идет рубка. И тут следует еще один дымный знак – для второго запасного тумена. Это особый отряд, каждый воин – в тяжелых латах, с копьем, каждый конь в броне. Идут клином по центру, где сейчас никого нет.