Rein Oberst - Чужой для всех Страница 47

Майор Лобанов от неожиданной встречи с командующим армией побледнел, но не растерялся.

— Товарищи офицеры! — гаркнул он и четким шагом подошел к Романенко на доклад. — Товарищ генерал-лейтенант отдел Смерш проводит следственный допрос капитана Новосельцева.

— Оставить майор. Я знаю только рядового Новосельцева. — Глаза генерала горели яростным огнем. — Офицеры 48 армии предателями не бывают. Где он. — И генерал во властной ему манере шагнул вперед. Майор еле успел отскочить в сторону.

Капитан Новосельцев при упоминании командующего хотел подняться со стула но, только охнув от боли во всем теле, остался сидеть. Его окровавленные глаза, встретившись с глазами командующего, выражали боль, надежду, но в особенности отчаянную злость на то, что он услышал.

«Я не предатель!» — кричали в эту минуту его глаза.

Генерал бросил на Новосельцева отчужденный взгляд и, не останавливаясь на нем, громко приказал:

— Сержант ножницы! Срезать погоны!

— Не дам! — еще находил в себе последние силы комбат, рыча, пытаясь сопротивляться. Но в одно мгновение, удерживаемый за руки все теми, же истуканами конвоирами, сержант Красильников острым ножом-финкой срезал офицеру погоны.

— Вот теперь другое дело! — ухмыльнулся генерал. — И вам легче будет вести допрос, — кивнул он головой рядом стоящему начальнику отдела Смерш армии, — и Новосельцев будет разговорчивее.

— Вы ведете его дело, — генерал точно узнал в лощеном старшем лейтенанте госбезопасности следователя.

— Так точно товарищ генерал. Следователь старший лейтенант Остапенко.

— Я смотрю Остапенко опыта в работе вам не занимать. Действуете и кнутом и пряником. Смотрите не перестарайтесь до суда.

— Понятно товарищ генерал — лейтенант, — следователь чуть улыбнулся краешками губ. — Новосельцев, тертый калач.

— Хорошо. Как только с диверсантами разделаемся дело Новосельцева должно быть передано в суд военного трибунала.

— Слушаюсь товарищ генерал-лейтенант.

— Теперь о главном. Это касается вас, — генерал жестко посмотрел в глаза майора Лобанова. Тот вытянулся и был весь во внимании.

— Где находятся диверсанты, вы знаете?

— Уточняем товарищ, командующий армии.

— Что значит уточняем. Вы знаете или нет.

— Пока не знаю. Но жду с минуты на минуту донесения из групп поиска и захвата.

— Плохо работаете майор. Пока вы ждете, враг не ждет. Он такое натворил сегодня у вас под носом, что расхлебывать эту кашу придется не только Новосельцеву, но и кое-кому покруче. Не попадите в этот список майор.

Лобанов стал белее мела, но промолчал, ничего не сказал на вызов генерала. Только глубже набрал воздуха и замер.

— Я не хочу разбираться во всех тонкостях вашей работы, — продолжил говорить генерал, — это не мое дело. Но у Довска, по вашему докладу, сосредоточены истребительные танковые батальоны, перекрыты все дороги, ведущие из города к линии фронта. К этой операции подключился и генерал Горбатов. Это в его зоне ответственности. Так что капкан должен сработать. Ройте землю, трубите в трубы, но гоните эту волчью стаю туда. Вы поняли меня майор?

— Да, товарищ, командующий армии.

— Товарищ генерал-лейтенант! — В эту минуту спешно подошел к командующему армии его адъютант и, не дожидаясь возражений тихо, но четко доложил:- Вас вызывает первый, он на проводе.

— Что? — недовольно повернулся к адъютанту генерал.

— Вас вызывает к телефону командующий 1-ым Белорусским фронтом генерал армии Рокоссовский.

Романенко в одночасье напрягся и, сверкнув глазами на стоящих офицеров, приказал:

— Всем оставаться на месте. Я скоро приду, — и решительной твердой походкой удалился на улицу к машине связи…

Его уже ждал связист с поднятой трубкой.

Генерал доложился командующему фронтом и с минуту выслушивал, что тот ему говорил. Затем четко ответил:

— Флажки расставлены. День два и капкан захлопнется товарищ «первый».

— Я смотрю, вы не правильно меня поняли Прокофий Логвинович, — с мягкой укоризной заметил тому командующий фронтом. — Вы заставляете меня вновь повторить сказанное о степени вашей ответственности и серьезности возникшей проблемы.

Романенко на мгновение вспыхнул. В трубке послышалось его нервное сопение. Но он, быстро взял себя в руки и твердым голосом произнес:

— Завтра к исходу дня поднятый вопрос будет закрыт товарищ «первый». Я вам лично доложу об этом.

— Вот сейчас другое дело. Не подведите меня Прокофий Логвинович. Я надеюсь на вас.

— Не подведу, — угрюмо ответил Романенко.

— А что вы думаете делать с командиром батальона, попавшим так бесславно к врагу.

— Отдам его под суд военного трибунала. А там путь один.

— Я думаю надо поступить иначе, — Рокоссовский сделал паузу, как бы что-то вспоминая. Молчал и Романенко. Затем генерал армии кашлянул и спокойным голосом продолжил: — Я знал раньше в Забайкалье одного командира взвода по фамилии Новосельцев. Он был у меня на хорошем счету. Предполагаю, что это один и тот же офицер. Пусть нынешний искупит свой грех кровью в штрафной роте рядовым. Нам скоро нужны будут такие люди.

— Я возражаю товарищ командующий. Его вина слишком очевидна.

— Перед войной моя вина тоже была слишком очевидной. И я находился в местах не столь отдаленных. А сейчас как видите, разговариваю с вами по телефону.

— Тогда было другое время.

— Сейчас тоже другое время, — настоял на своем Рокоссовский. — Не возражайте. Жду завтра вашего доклада…,-и телефон отключился.

Глава 20

— Дэдушкин? Где сержант Дэдушкин? — в траншею, вырытую в полный профиль, вспрыгнул молодой боец среднеазиатской национальности.

— А Бабушкин не подойдет? — придержал того за руку от падения веселый красноармеец с пышным чубом, выглядывавшим из пилотки.

— Не хорошо шутить с посыльным. Меня майора послал, — дернул тот свою руку и строго посмотрел на веселого красноармейца.

— Да, ладно, тебе степной аксакал, не обижайся. Спит сейчас твой Дедушкин со своим отделением. С боевого охранения пришли. Может, табачком угостишь, служивый.

— Махра курить нельзя. Махра плохо. Майора вызывает Дэдушкин в штаб одна нога здесь, другая там.

— Тогда понятно, — засмеялся солдат. — За поворотом налево в блиндаже найдешь своего Дедушкина.

— Солдата! Не обижай больше аксакала. Аксакал-это старейшина рода.

— Да, ладно тебе, иди уж боец…

— Куманзабаев я, рядовой Куманзабаев.

— Значит Кумысзабаев, — веселый красноармеец еще шире заулыбался и оглянулся по сторонам, ожидая поддержки. Но рядом в эту минуту других бойцов не было. Он хотел еще что-то сказать Куманзабаеву, но посыльный штаба, так и не поняв шутки, быстро скрылся за поворотом траншеи…

Через пятнадцать минут сержант Дедушкин, поприветствовав часового у блиндажа, где располагался штаб стрелкового батальона и, приоткрыв брезент, вошел в земляное убежище.

— А вот и наш лучший командир отделения, — встретил Михаила на пороге простуженный голос комбата. — Как видите орденоносец, гвардеец. Все при нем. Подходи сержант ближе, есть разговор.

Михаил четко подошел к командиру батальона, чуть пригнувшись, старая партизанская привычка, и доложился о прибытии. Его цепкий взгляд сразу выделил в штабе незнакомца, подтянутого старшего лейтенанта в форме госбезопасности. На душе у Миши сразу похолодело. Но он стоял смирно. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Товарищ старший лейтенант желает с вами поговорить, — на сержанта смотрели по-отечески добрые, но волевые глаза комбата. — Мы вас оставим наедине. Поговорите. Пойдем капитан, — он обратился к начштабу батальона, — Перекурим.

— Нет, нет. Я вас не буду беспокоить товарищи военные, — заспешил «особист». — Оставайтесь на мете. А я поднимусь с сержантом наверх. У вас кругом прекрасная березовая роща, как будто на дачу попал.

Майор хмыкнул в усы: — Как скажете. Вам виднее. Сержант! — обратился он уже к Дедушкину, — поступаете в распоряжение старшего лейтенанта, — и пристально, словно прощаясь, посмотрел тому в глаза…

Было ранее утро. Майское солнце только, только начало отдавать природе свою космическую энергию, обещая не по-весеннему теплую погоду. Мириады капелек росы, сверкая, весело перешептывались между собой на траве и зеленых листочках молодых берез. Воздух не надышаться. Необычная тишина. Красота необыкновенная. Но на душе у Миши неспокойно. Сон пропал сразу.

— За мной! Не отставать сержант, — не поворачиваясь назад, бросил тому офицер и скорой походкой направился в глубину рощи.

«Куда меня ведет этот «старлей», похоже «особист» из армии», — тревожные мысли, иглами покалывали сердце и болезненно отдавались в душе Михаила с каждым его шагом. Он сильной упругой походкой с автоматом ППШ на плече шел, не отставая от офицера. Тот явно спешил. Но идти пришлось недолго. Буквально через двести метров по роще они вышли к дороге. Там стоял армейский «Виллис».