Роберт Сойер - Люди Страница 47

А прямо перед ней был…

За ним действительно закрепилось название «портал», но благодаря деркеровой трубе это больше походило на туннель. Сердце Мэри забилось чаще: она могла видеть сквозь этот туннель — видеть неандертальский мир, и…

Боже мой, подумала Мэри. Боже мой.

В отверстии туннеля появиласть мускулистая фигура — кто-то из работающих на той стороне.

Ещё один неандерталец.

До сих пор Мэри видела только Понтера и немного Тукану. Она никак не могла осознать по-настоящему, что существуют миллионы других неандертальцев, но…

Но вот один из них, в дальнем конце туннеля.

Она сделала глубокий вдох, и, поскольку Понтер снова галантно предложил ей пройти первой, Мэри Воган, гражданка одной Земли, ступила на цилиндрический мост, ведущий на другую Землю.

Нижнюю часть деркеровой трубы теперь заполняла специальная вставка, образовавшая ровный пол. Сквозь прозрачные стены трубы Мэри видела охватывающее её синее кольцо: собственно портал, дыру, разрыв.

Она дошла до этого разрыва и остановилась. Да, Понтер проходил через это в обоих направлениях, да и многие Homo sapiens уже посещали мир неандертальцев. Однако…

Мэри вдруг прошиб пот, и не только лишь из-за подземной жары.

Рука Понтера легла её на плечо. На одну ужасную секунду Мэри испугалась, что он собирается толкнуть её вперёд.

Но он, разумеется, не собирался этого делать.

— Дай себе время, — прошептал он по-английски. — Постой, пока не будешь готова.

Мэри кивнула. Потом сделала глубокий вдох и шагнула вперёд.

Ей показалось, что кольцо муравьёв поползло по всему её телу от груди к спине, когда она пересекала плоскость портала. Она двигалась медленно, но тут же ринулась вперёд, лишь бы прекратить это нервирующее ощущение.

И вот она здесь — в сантиметрах и в десятках тысяч лет от мира, который знала.

Она пошла по туннелю дальше, слыша звук тяжелых шагов Понтера за спиной. Наконец, она шагнула наружу, в помещение, которое, как она знала, было вычислительной камерой квантового компьютера. В отличие от детекторной камеры нейтринной лаборатории, которую переоборудовали для иных целей, квантовый компьютер Понтера оставался полностью функционален; по сути, как поняла Мэри, без него портал тут же закрылся бы.

Она увидела перед собой четверых неандертальцев; все четверо — мужчины. На одном из них было поблёскивающее серебристое одеяние; остальные трое были одеты в рубахи без рукавов и такие же самые штаны с приделанной к ним обувью, в каких ходил Понтер. Их светлые волосы, тоже, как у Понтера, разделялись ровно посередине; все были невероятно мускулисты, все с короткими ногами, выгнутыми надбровьями и массивным носами-картофелинами.

Из-за спины послышался голос Понтера, говорящего по-неандертальски. Мэри чуть не подпрыгнула от неожиданности. Конечно, она она и раньше слышала, как Понтер говорит по-неандертальски полушёпотом в то время, как Хак громко переводит его слова, но до сих пор ей ни разу не приходилось слышать, как он разговаривает на своём языке в полный голос. Сказанное им, по-видимому, было какой-то шуткой, потому что все четверо неандертальцев рассмеялись глубоким, лающим смехом.

Мэри отступила в сторону от выхода из туннеля, давая Понтеру пройти. И тут…

Разумеется, Понтер много рассказывал ей об Адекоре, и умом она понимала, что у Понтера есть любовник мужского пола, но…

Но, несмотря на своё либеральное воспитание и широту взглядов, несмотря на личное знакомство с несколькими геями у себя дома, на своей Земле, она почувствовала, как её желудок болезненно сжимается при виде того, как Понтер обнимает неандертальца, который, по-видимому, и был Адекором. Их объятие было долгим и страстным, а лицо Понтера прижималось к заросшей бородой щеке Адекора.

Мэри сразу поняла, что она чувствует, но с тех пор, как она испытывала такого рода эмоции в последний раз, прошли годы, даже десятки лет, и ей стало стыдно за себя. Она не испытывала отвращения от вида внешних проявлений однополой любви — да что там, в пятницу вечером в Торонто, переключая каналы, невозможно не наткнуться на гей-порно. Нет, это была…

Это действительно было стыдное чувство, и она знала, что обязана справиться с ним как можно быстрее, если рассчитывает на долгосрочные отношения с Понтером.

Она ревновала его к Адекору.

Понтер выпустил Адекора из объятий, потом поднял правую руку, обратив к нему внутреннюю сторону предплечья. Адекор поднял руку в таком же жесте, и Мэри увидела, как на дисплеях их компаньонов вспыхнули какие-то символы; возможно, Понтер получал все сообщения от Адекора, которые тот ему отправил в его отсутствие.

Они опустили руки одновременно, но Понтер тут же направил свой компаньон на Мэри.

— Пресап тах Мэре Вохнн дабаллета сохль, — сказал он, и, поскольку слова были обращены не к ней, Хак не стал их переводить.

Адекор, улыбаясь, выступил вперёд. У него было доброе лицо, ещё шире, чем у Понтера — с салатницу размером. А его круглые глубоко сидящие глаза были изумительного зелёно-голубого оттенка. В целом он выглядел как пекарёнок Пиллсбери[51] в стиле «Флинтстоунов»[52].

Понтер понизил голос до шёпота, и Хак перевёл с нормальной громкостью

— Мэре, это мой партнёр, учёный Адекор Халд.

— Превет, — сказал Адекор, и Мэри на мгновение смешалась, но быстро догадалась, что Адекор пытался сказать «Привет», но не смог произнести некоторые звуки. И всё же она была впечатлена и польщена тем, что он пытался учить английский.

— Привет, — сказала Мэри. — Я много о вас слышала.

Адекор слегка наклонил голову, очевидно, слушая перевод, сделанный для него его собственным компаньоном, через кохлеарные импланты, а потом повел себя совершенно по-людски — широко улыбнулся и сказал с сильным акцентом:

— Надеюсь, только хорошее.

Мэри не выдержала и тоже рассмеялась.

— О да, — сказала она.

— А это, — произнёс голос Хака, переводящего речь Понтера, — эксгибиционист.

Мэри опешила. Понтер говорил о парне, одетом в серебристое. Она не представляла, как может себя повести, если этот странный неандерталец сейчас распахнёт перед ней своё одеяние.

— Гмм, рада с вами познакомиться, — сказала она.

Незнакомец не догадался понизить голос до шёпота и предоставить компаньону переводить его слова в полный голос, так что Мэри с трудом разделяла его неандертальскую речь и английские слова, производимые компаньоном.

— Мне известно, — разобрала она, — что в вашем мире меня называли бы репортёром. Я посещаю интересные места и позволяю людям смотреть то, что передаёт мой компаньон.

— Все эксгибиционисты одеваются в серебристое, — пояснил Понтер. — Одежду такого цвета носят только они. Если ты видишь человека, одетого, как он, то знаешь, что на тебя сейчас смотрят тысячи людей.

— А-а! — воскликнула Мэри. — Эксгибиционист. Да, я помню, ты о них рассказывал.

Понтер представил двух других неандертальцев. Один оказался принудителем — по-видимому, что-то вроде полицейского, другим — дородный специалист по робототехнике по имени Дерн.

На мгновение феминистка в Мэри возмутилась тем, что в лаборатории квантовых вычислений не оказалось ни одной женщины, но, понятное дело, женщин здесь быть не могло: как ей было известно, шахта располагалась под Окраиной Салдака.

Понтер провёл Мэри через лабиринт торчащих из пола цилиндров, вверх по короткому лестничному пролёту и через дверь в пультовую. Мэри тут же замёрзла: неандертальцы не любили жару, хотя в натуральном состоянии так глубоко под землёй должно было быть так же жарко, как в том мире, из которого она явилась. Где-то, несомненно, работали кондиционеры; взглянув вниз, Мэри со смущением обнаружила, что её соски напряглись и чётко обозначились под тканью блузки.

— Как вы охлаждаете здесь воздух? — спросила она.

— Сверхпроводящие тепловые насосы, — ответил Понтер. — Работают, как установленный научный факт.

Мэри оглядела пультовую. Она удивилась, до чего странно выглядят здешние пульты управления. Она даже не думала, что внешний вид человеческих приборов и инструментов был продуктом случайного выбора промышленных дизайнеров, и что их «высокотехнологичный» дизайн — далеко не единственное возможное решение. Вместо полированного металла и строгой чёрно-белой гаммы большинства человеческих приборов здешние консоли управления были по большей части кораллово розовыми и не имели острых углов, а элементы управления нужно было вытягивать из поверхности, а не вжимать в неё. Не было ни светодиодных индикаторов, ни циферблатов, ни переключателей. Индикаторы были скорее отражающими, а не излучающими, а текстовые дисплеи изображали тёмно-синие символы на светло-сером фоне: поначалу она приняла их за наклейки с напечатанным на них текстом, и только потом заметила, что символы на них меняются.